Лев Кривицкий - Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции
В этом примере И. Шмальгаузен, а вслед за ним А. Константинов отражают только мозолеобразование у одного из видов свиней. Но следовало бы вспомнить о многочисленных видах копытных, у которых затвердения на ступнях образовались явно на основе наследственно закреплённого мозолеобразования.
Свиньи-бородавочники на протяжении жизни огромного числа поколений натирали себе мозоли, ползая при рытье на кистевых суставах. Нетёртости кровоточили, в них из почвы попадали инфекции, которые с трудом уничтожались иммунитетом. Выживали и давали потомство только те особи, у которых успевали образоваться мозолистые затвердения. Они использовали свои наследственные предпосылки для всё более интенсивной наработки затвердений. Генотипы, неспособные создать предпосылки для полезной биологической работы, элиминировались отбором в раннем возрасте.
Тренировка любого органа, в том числе и по образованию твёрдых мозолей, требует крайнего напряжения работающей части органа и постоянного повторения однотипной биологической работы на пределе возможностей организма. Нервные импульсы, исходящие от работающего органа, поступают в мобилизационную структуру центральной нервной системы и мобилизуют вегетативную нервную систему, вызывая тем самым мощные приливы крови и поступление питательных веществ по настоятельным требованиям органа.
Тренированность осуществляется в рамках нормы реакции организма (нормы выработки признаков) и определяется особенностями его генотипа. Поэтому одни организмы быстрее вырабатывают необходимые им признаки, а другие медленнее и в меньших масштабах. Однако более интенсивно работающие организмы могут превзойти по результатам организмы, лучше приспособленные генетически, но недостаточно работоспособные.
Наряду с приливом крови и энергетических ресурсов к интенсивно работающему органу происходит изменение работы генетических структур клеток, которые подвергаются тренировочному воздействию. Происходит интенсивная специализация стволовых клеток, интенсификация размножения клеток, участвующих в работе органа. Генетический аппарат клеток и организма в целом продуцирует большее количество нужных белков. По мере усиления тренированности интенсивнее работают и регуляторные гены, заставляющие генетические структуры вырабатывать нужные продукты для преодоления тренировочного стресса и удовлетворения потребностей работающих органов.
Тем самым генетические структуры также вовлекаются в процесс тренировки и тренируются их регуляторные механизмы. При этом изменяется и норма реакции данного организма в определённом направлении. Энергия, затраченная генотипом на усиление тренированности организма в одном направлении изменяет энергетический баланс организма, что приводит к оттоку энергии и ослаблению тренированности в другом. Норма функционирования генов сужается в одном направлении вследствие бездействия регуляторных механизмов генетических структур и расширяется в другом – вследствие сверхинтенсивной работы этих механизмов.
Происходит, в сущности, внутриорганизменный отбор влияния генов на структуры организма: работающие гены активируются, неработающие дезактивируются и постепенно снижают интенсивность своего действия на организм. Такое изменение нормы функционирования генов быстро утрачивается с прекращением тренировки и потомству прямо и непосредственно не передаётся. Передаётся в очень небольших масштабах лишь готовность регуляторных генов повторить наработанный механизм адаптации в случае повторения однотипной биологической работы.
Если же однотипная биологическая работа повторяется из поколения в поколением всей популяцией или всеми представителями данного вида, результаты её действия накапливаются в генах и приводят к необратимым изменениям норм их функционирования. Генотипы, неспособные к таким изменениям, оказываются неконкурентоспособными, проигрывают в борьбе за существование и элиминируются отбором.
Само собой понятно, что описанный здесь механизм объясняет не только появление врождённых мозолей у свиньи-бородавочника в разбираемом нами примере. Это универсальный механизм, который имеет важное эволюционное значение и в процессах адаптациогенеза, и в ходе видообразования. Он, конечно, не исключает эволюционной роли мутагенеза и генетической комбинаторики, но существенно ограничивает эту роль. Случайные генетические трансформации подхватываются отбором только в том случае, если они обеспечивают лучшее качество работы организма, а соответственно, и более высокие шансы на победу в борьбе за существование. Иными словами – если они вписываются в описанный здесь механизм адаптационегеза и морфогенеза. Строение организмов также изменяется в соответствии с действием этого механизма. Поэтому примеров этого процесса можно привести несчётное множество.
Жирные плавники кистепёрых рыб могли трансформироваться на суше только под действием унаследования результатов биологической работы, подхваченных отбором, и никак иначе. Все самые грандиозные эволюционные трансформации – переход от мягкотелых к скелетным формам, от беспозвоночных к позвоночным, от рыб к земноводным, от земноводных к рептилиям, от рептилий к млекопитающим и птицам, от приматов к человеку происходили главным образом под действием этого механизма, под направляющим действием отбора и биологической работы в их тесной взаимосвязи.
Отбор задаёт лишь общую направленность биологической эволюции. Конкретизирует же эту направленность биологическая работа, создающая предпосылки для избирательного давления отбора и сама оказывающая давление на его вероятностную природу. Отбор, следовательно, происходит не просто по фенотипам, а по той работе, которая их формирует.
Отбор крайне неточен в своих направляющих воздействиях на эволюцию. Биологическая работа организмов, действие их адаптационных механизмов постоянно подправляет отбор, обеспечивает тонкую подстройку каждого организма под его жизненные обстоятельства. Если бы «сырым» материалом для направляющего действия отбора служили только случайные и абсолютно ненаправленные результаты мутагенеза и рекомбинации генов, такая тонкая подстройка приспособленности организмов к оптимальному устройству организмов в определённых условиях не была бы достигнута.
Все возражения Дарвину по поводу теории отбора были построены на сомнениях, что отбор способен обеспечивать те адаптивные свойства видов, которые повышают комфортность существования организмов данного вида, но не сказываются на их жизнеспособности. Оппоненты Дарвина недоумевали, с какой стати отбор должен элиминировать особей, не обладающих этими свойствами и оказывать предпочтение организмам, которые этими свойствам обладают.
Отвечая на доводы оппонентов, Дарвин модифицировал свою теорию отбора как несущий каркас своего эволюционного учения, совершенствовал её и вносил в неё некоторые новые элементы. От издания к изданию «Происхождения видов» он дополнял текст этой библии эволюционного мировоззрения XIX века с учётом возражений таким образом, что признавал наряду с отбором направляющее действие неслучайных факторов изменчивости организмов.
К таким факторам он относил борьбу за существование, адаптивные механизмы реагирования на воздействия среды и употребление или неупотребление органов. Признание неодарвинистами отбора единственным направленным, а по существу, направляющим фактором биологической эволюции является, таким образом, отходом от дарвиновского учения в его зрелом, развитом виде, и притом отходом весьма существенным. Дарвин постоянно подчёркивал, что принятие под давлением фактов некоторых дополнительных факторов, влияющих на направленность эволюции, не противоречит теории отбора, а тем более не опровергает её.
Использование Дарвином ламарковских механизмов и понятий употребления и тренировки органов, образа жизни, унаследования приобретенных признаков отнюдь не изменяло сути дарвиновского эволюционного учения, ядром которого была теория отбора, неведомая Ламарку при всей его гениальности как натуралиста. Геноцентрическая переориентация дарвинизма привела к категорическому и даже агрессивному отрицанию рациональных зёрен ламарковской эволюционной теории. За Ламарком было признано лишь историческое значение его творчества как явления, предшествовавшего дарвинизму, а все положения великого биолога в сфере теории эволюции были объявлены ошибочными.
Понятие «ламаркизм» стало чуть ли не ругательным словом среди геноцентрически мыслящих учёных, претендующих на ортодоксальность «осовременного» дарвинизма. Из ламарковской теории вылепили образ врага по отношению к теории Дарвина, и, как мы уже говорили, если бы Дарвин был сегодня жив, его непременно объявили бы ламаркистом. Ярлык ламаркизма, навешанный на какого-либо учёного, сразу же делает его персоной нон грата в научных кругах, защищающих укоренившееся понимание современного дарвинизма. Нет сомнения, что и общую теорию эволюции, которую мы обосновываем в настоящей книге, объявят ламаркизмом, чтобы её опорочить. И тем не менее эта теория как раз и представляет современный дарвинизм.
