Элизабет Эбботт - История целибата
Эти женщины и их современницы стали яркими звездами на небосклоне средневековых небес. Они достигали успеха, власти и влияния, немыслимых для большинства женщин, обреченных на брак и материнство, за счет сверхчеловеческих усилий и тщательно разработанной стратегии достижения цели. В большинстве случаев использовавшимися ими общими средствами были предельный аскетизм и соблюдение целибата, значение которого неизмеримо возвеличивалось мистическими браками с Христом. С XIII по XVII в. тридцать процентов итальянских праведниц соблюдали режим питания, близкий к голоданию. Их истощенные, бесполые тела обеспечивали им земное целомудрие, а если у них еще теплились эротические чувства, то им они придавали возвышенный характер в фантастических видениях союза – как физического, так и духовного – с Христом, их супругом. Их столь ревностно соблюдавшийся целибат был основным предварительным условием, обеспечивавшим этим женщинам строжайший аскетизм, лежавший в основе их невероятно успешных жизненных путей.
Хильдегарда Бингенская порицает пост
[318]
Исключением из правила соблюдения слишком сурового аскетизма стала Хильдегарда Бингенская, известная как Рейнская сивилла, которая в XII в. давала советы по самым разным вопросам. Эрудированная и набожная аристократка, блестящая, любознательная и сострадательная настоятельница женской монастырской общины бенедиктинцев, Хильдегарда наставляла сестер и очень много писала. Она вела обширную личную переписку и опубликовала объемные труды о посещавших ее видениях, медицине, естествознании и житиях некоторых святых. Кроме того, она была необычайно музыкальна, и созданные ею произведения литургической музыки стали крупнейшим и самым выразительным вкладом в средневековую музыку.
Как Екатерина Сиенская и Бригитта Шведская спустя полтора столетия, эта «бедная маленькая женская личность»[319], как она сама себя пренебрежительно называла, могла оказывать необычайно сильное влияние на людей из самых разных слоев общества: монахов, епископов и пап, императоров, королев и королей. Она резко критиковала императора Священной Римской империи Фридриха Барбароссу, поскольку тот поддерживал пап-схизматиков, а также прокляла монашеский орден как сыновей дьявола из-за финансовых разногласий. Многое в ее учении основывалось на являвшихся ей видениях, поэтому за содержание их была ответственна не столько сама Хильдегарда, сколько Господь.
В письмах Хильдегарды был дан включавший мягкое порицание настоятельный совет святой – Елизавете из Шёнау, которая вела предельно аскетический образ жизни. Этот совет в форме описания видения был дан слишком поздно, поскольку Елизавета вскоре скончалась[320]. Тела как поля, писала она, проливные дожди не в сезон или нерадивость губят их урожай так же, как чрезмерное напряжение разрушает человеческое существо.
«Дьявол, эта черная как смоль птица, – добавляла она, – которая охотится на грешников и людей, томимых эротическими желаниями, побуждая их попрать свое тело, бросив его на растерзание безутешной печали, слезам и неуемному покаянию». По дьявольскому расчету люди решат, что тем самым они смогут искупить грех. А на самом деле, предупреждала Хильдегарда, от чрезмерного аскетизма тело ослабнет, его одолеют болезни, человек утратит интерес к жизни и к своей священной духовной миссии, на что лукавый как раз и рассчитывает. Это, конечно, и был поворотный пункт, которого уже тогда достигла Елизавета, и можно только гадать о том, оказало ли в последний момент предупреждение Хильдегарды влияние на умиравшую женщину.
Надо же, какой неожиданный взгляд на безудержный аскетизм! А у Хильдегарды, свято соблюдавшей только одно лишение – целибат, имелись в запасе и другие плохие новости. Жертвы столь сурового к себе отношения были повинны в грехе гордыни, считая, что они лучше других добрых людей. Так оно и было, но такие выдающиеся аскеты, как Екатерина Сиенская, либо не читали произведений Хильдегарды, либо, возможно, не считали, что ее совет применим к привилегированным и блестяще образованным людям, чей мощный разум и острые перья обеспечивали им достижение святости. Для женщин со сравнительно низким материальным достатком показная практика истязания собственной плоти, видимо, представляла собой наилучший образ действия.
Мать Антония в пурпурной мантии Христа
[321]
За тысячи миль, по другую сторону Атлантики, в Перу религиозные учреждения не были похожи на европейские. Перуанские женщины тоже часто уходили в женские монастыри или recogimientos – религиозные приюты, когда соотношение девушек и мужчин оказывалось несбалансированным.
Эти приюты стали прибежищами для незамужних девушек, еще не достигших брачного возраста и спасшихся от несчастных браков, а также для женщин, бежавших от ужасов войны, стремившихся получить образование или проклятых тем, что у них было слишком много сестер в семье. Нет ничего удивительного в том, что перуанские женские монастыри порой становились чем-то вроде центров духовной жизни. В некоторых находили пристанище больше тысячи элегантно одетых и причесанных обитательниц, коротавших время в романтических свиданиях, пока их цветные рабыни и слуги выполняли за них тяжелые работы.
Такое положение вещей в большинстве монастырей, в частности обязанности, возлагавшиеся на цветных служанок и рабынь, отражало расовые представления, господствовавшие в обществе. Негритянки и мулатки, индианки и метиски избегали общества белых мужчин, назойливо их домогавшихся, и уходили в монастыри в качестве служанок и рабынь белых монахинь. Иногда мулатки и метиски с достаточно светлой кожей повышались до промежуточной категории – donadas[322], носивших платье монахинь и присматривавших за подчиненными им служанками и рабынями.
Вот в такой обстановке и жили монахини – духовность некоторых из них оставалась под большим вопросом, в то время как другие были искренне набожны. Среди последних важным объединяющим фактором являлось целомудрие, очищавшее их духовно. В социальном плане непорочность как религиозный обычай, отличавший их от других, служил монахиням защитой, и они могли ходить по улицам городов и путешествовать в сельской местности, не опасаясь посягательств на их честь, от которых нередко страдали мирянки.
Монастырский целибат также открывал профессиональные возможности для преподавания, обучения, творчества и целительства. Влиятельные монахини имели более широкие возможности – иногда они выступали в качестве посредников, как и их европейские сестры, играли активную роль в религиозной и светской политике. Они приобретали управленческие навыки, участвовали в строительстве, занимались сбором средств, операциями с недвижимостью, вели переговоры о заключавшихся сделках. Но основное значение при этом для них имело соблюдение данных обетов.
Один из таких женских монастырей был основан Антонией Люсией, позже известной как святая Антония Люсия Святого Духа[323] – перуанская Екатерина Сиенская. Антония родилась в 1643 г. в семье бедного идальго – дворянина невысокого полета. Когда ей было лет одиннадцать, отец ее умер, и они с матерью доньей Марией вскоре оказались в беспросветной нищете. Донье Марии с трудом удавалось сводить концы с концами, скручивая сигары. Когда Антония вошла в возраст, мать устроила ей свадьбу с Алонсо Кинтанильей, небогатым, но достойным торговцем вразнос. Антония, собиравшаяся посвятить жизнь Господу, была потрясена новостью, но, скрепя сердце, покорилась судьбе. К счастью для нее, Алонсо страдал каким-то психическим расстройством и не мог исполнять супружеские обязанности. На пятую ночь после бракосочетания он положил на подушку образ Христа и сказал: «Антония, вот твой супруг».
Воля провидения сохранила Антонии непорочность, причем целомудрие ее было таково, что она плакала, когда Алонсо пытался поцеловать ей ногу. Он очень уважал ее скромность, но тем не менее ожидал, что она будет исполнять другие обязанности жены, не связанные с сексуальными отношениями. В частности, он настаивал на том, чтобы она сопровождала его, когда он уходил торговать. Такие экспедиции в семь разных перуанских провинций были невероятно тяжелыми, часто супругам даже нечего было есть. Переносить эти страдания Антонии помогала мечта о создании собственного beaterio, или женской монашеской общины. Она по секрету начала приобретать землю, разрешения и строительные материалы, а по ночам тайком уходила из дома, чтобы перетаскивать переданные ей в дар доски на строительную площадку. Через какое-то время Алонсо узнал, чем она занималась, но вместо того, чтобы ее отругать за то, что она делала втайне, пообещал ей, что тоже даст священные обеты. Он не только позволил ей строить женский монастырь, но потом разрешил в него уйти. Позже его болезнь обострилась, он умер. Антония осталась девственной вдовой и теперь могла в полную силу работать над воплощением в жизнь своего замысла.
