Андрас Рона-Таш - По следам кочевников. Монголия глазами этнографа

К сожалению, и при утреннем свете нам везет не больше вчерашнего. Находим еще несколько коротких надписей, но их почти нельзя расшифровать. Одна из китайских надписей увековечила тоску китайцев по далекой родине. По всем данным, китайцы проживали в этой речной долине очень давно. Кочевники-завоеватели время от времени разрешали китайцам здесь селиться, иногда даже сами их приглашали. Непритязательные и трудолюбивые китайские землепашцы поднимали целину. Но плоды их труда присваивали в основном кочевники-феодалы; то мирно, в виде податей, то насильственно, грабежом и набегами, завладевали они имуществом китайских переселенцев. Китайцев же гнали сюда нужда, голод, колонизаторская политика китайских императоров. Чем-то им здесь было лучше, во всяком случае, до тех пор, пока кочевые князья оставляли их хоть в относительном покое.

Труднее всего расшифровать монгольские надписи. По их содержанию нам удается установить, что сделаны они не позже XVII века, а судя по написанию букв — не раньше XIV–XV веков. Кара переписывает несколько коротких надписей. Оттисков с них сделать нельзя, так как они начертаны тушью, а расположение не позволяет и заснять их без магния или рефлектора. Проработали весь день с очень скудными результатами. Отсутствие необходимой аппаратуры лишает нас возможности сделать интересное открытие. Надеемся еще когда-нибудь сюда вернуться.

Возвращаемся в аил за оставленными вещами, прощаемся с его жителями и едем дальше в Дашинчилэн.

В десять часов вечера перед нами показываются огни столицы. После странствий по степям Улан-Батор кажется нам большим европейским городом. В гостинице «Алтай» я никак не могу заснуть, не то от усталости, не то от избытка впечатлений.

Встаю и берусь за дневник. Наспех набрасываю свои первые впечатления и главные результаты экспедиции. Пожалуй, мне удалось разобраться в языках и этнографии Западной Монголии. Теперь я довольно ясно представляю себе карту размещения самых крупных этнических групп в этой части страны. Здесь обитают:

1. Западные и юго-западные халха-монгольские группы, сартулы и байты, в значительной степени подпавшие под влияние халха-монголов.

2. Различные группы дархатов, находящихся под более или менее сильным влиянием халха-монголов или бурят.

3. Различные бурятские группы.

4 Тюркско-урянхайские труппы (ариг, сойот, уйгуры, катангуты и др.).

5. Западномонгольские группы ойратов: торгоуты, дербеты, дзахачины, монголы-урянхайцы, хотоны, мингаты.

6. Западномонгольские казахи.

7. Остальные, еще не омонголившиеся остатки тюркских групп, такие, как мончаки, уйгуры, узбеки[76].

Одних лишь хотогойтов мне не довелось повстречать среди этнических групп Западной Монголии.

Кроме размещения этнических групп, удалось установить их лингвистические и этнографические особенности, разумеется, не во всех деталях. Для этого у нас не было ни времени, ни возможности.

Мои познания обогатились многочисленными историческими и географическими сведениями. Для своих коллекций мы получили несколько тибетских и монгольских рукописей и деревянных негативов.

У нас почти совсем нет времени для отдыха. С утра надо приступать к работе. В свое время в Будапеште я ломал себе голову над тем, откуда достать денег для покупки этнографических экспонатов. Учреждения, ведающие этими (вопросами, не видели, к сожалению, никакой возможности изыскать средства, чтобы использовать такую единственную в своем роде возможность и приобрести первую этнографическую коллекцию по Монголии для будапештских музеев. Этнографических экспонатов по этой стране не было ни в Государственном этнографическом музее, ни в других музеях Венгрии. Тогда Этнографический музей решил помочь нам организовать небольшую выставку по Венгрии, которая с помощью Общества культурных связей была отправлена по железной дороге в Улан-Батор еще до нашего отъезда. Взамен этой выставки мы надеялись, получить коллекцию монгольских экспонатов. Экспонатам нашей выставки давно уже пора было бы прибыть в Улан-Батор, мы хотели открыть ее 10 июля, к монгольскому национальному празднику, но до сих пор о ней нет ни слуху ни духу.

В монгольском Обществе культурных связей о выставочном материале никто ничего не знает. Оправляемся в Комитете наук и высшего образования — там тоже не получали никаких сообщений. В железнодорожном управлении говорят, что по данному нами адресу за последние полгода не поступало никаких ящиков. Спешно звоним в Будапешт, чтобы там навели справки, куда девались экспонаты.

Три дня проходит в поисках пропавших ящиков, как вдруг звонят из железнодорожного управления и сообщают, что грузы нашлись: они неделю назад прибыли в Улан-Батор, но железнодорожники не разобрали адреса. Только 8 июля принимаемся за подготовку к выставке. Надо сделать все надписи, установить витрины, развесить карты, расположить фотомонтажи и остальной материал. Работаем днем и ночью. 10 июля в 12 часов выставка открывается и пользуется большим успехом. Особенно понравился посетителям намордник для телят, чтобы они не сосали мать, применяющийся и у монголов, а также чанаки, деревянные фляги пастухов северной Венгрии, богато разукрашенные резьбой. Монголам близко даже название этих фляг: на их языке разливная ложка называется шанаг. Среди репродукций картин венгерских художников XIX века самым большим успехом пользовался Мункачи[77].

Одновременно с устройством выставки принимаем участие в конференции по монгольскому правописанию. Монголоведы Монгольской Народной Республики, СССР и Китайской Народной Республики обсуждали на этой конференции теоретические и практические вопросы правописания монгольских слов кириллицей. В Монгольской Народной Республике уже с 1941 года перешли со старинной уйгуро-монгольской письменности[78] на кириллицу. Кириллица вполне себя оправдала, но потребовались небольшие уточнения и поправки. Вопросы правописания обсуждались школьными педагогами из различных аймаков, столичными учеными, журналистами, поэтами. В обсуждении принимали участие и монголы и иностранцы, молодые ученые и маститые профессора.

Во время заседаний знакомимся с некоторыми выдающимися монгольскими учеными. На конференции присутствует Дамдиисурэн — профессор монгольской литературы в Улан-баторском университете, поэт и переводчик художественной литературы, профессор Содном, тоже занимающийся историей литературы, профессор-лингвист Лувсавандан Лувсандендев — составитель большого халха-русского словаря, Мишиг — исследователь маньчжурских рукописей и старый Дордж — специалист по тибетскому языку. В дискуссиях выступают молодые и старые исследователи, Пагба, Цевел и наш спутник Вандуй. Все они обсуждают проблему правописания с большим увлечением, видно, что для них это дело национальной важности.

На конференции я практически знакомлюсь с различиями между отдельными монгольскими диалектами. От советской делегации выступает Цеденданбаев, превосходный филолог, тогдашний директор бурятского научно-исследовательского института. Прежде всего он спрашивает у присутствующих разрешения говорить по-бурятски. Делегаты халха, присутствующие на конференции, заверяют его, что он может спокойно говорить по-бурятски, его поймут. Бурятский язык во многом отличается от халха-монгольского и по фонетике, и по грамматике. Более того, на него оказывает сильное влияние русский язык, из которого заимствовано много слов. И все-таки бурятский язык понятен монголам. Надо, разумеется, учесть, что на конференции присутствуют очень эрудированные лингвисты.

Большую помощь в работе конференции оказывает советская делегация во главе с профессором Г. Д. Санжеевым и делегация китайских монголоведов, в состав которой входят Эрдене Тогто и Чингелтей. После окончания работ конференции получаем возможность обменяться мнениями с делегатами в долгой дружеской беседе.

12. Демоны, ламы, художники, герои

В монастыре Полного Блаженства. — Учение о третьем пути. — Брильянтовая колесница. — Три магические буквы. — Сколько надо учиться, чтобы стать ламой. — Среди демонических черепов. — Танец богов и чертей. — Во дворце последнего монгольского правителя. — Шутник Шараб. — Сухэ-Батор. — Революция. — Народная власть и теократический правитель государства.

Отрывая время от своей официальной работы, мне удалось несколько раз побывать в монастыре Полного Блаженства, или в Гандане, находящемся в самом Улан-Баторе. Пройдя через китайский квартал и поднявшись на вершину холма, мы оказываемся перед входом в монастырь. Главный вход охраняется двумя раскрашенными львами. За воротами — небольшая площадь, окруженная тремя главными и множеством вспомогательных монастырских строений. В одном из этих зданий храм; в нем совершаются богослужения. Посредине, у задней стены, стоит большая статуя Будды. Перед статуей и по обеим ее сторонам — горят жертвенные палочки, сюда же кладут приношения. Ламы, отправляющие богослужение, сидят двумя рядами друг против друга; один из рядов, поближе к Будде, замыкается ламой высшего ранга. На ламах желтые одежды и красные плащи, в руках у них разные музыкальные инструменты. Фигуры людей как бы растворяются в полумраке храма, С потолка и со стен свисают хоругви с изображением богов и буддийскими символами. Тихая молитва лам разносится по всему храму, иногда голоса повышаются. После определенных слов раздается звон литавр, оглушительный грохот барабана, рев рогов, звон колокольчиков. Все замолкает так же внезапно, и лишь слышится только бормотание лам.