В. Зырянов - Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени
Можно считать, собор был создан как агент формирования новой элиты. Вино, курение, танцы, западные манеры общения ненавязчиво переиначивали культурный фон бояр-московитов, и те через простейшие процедуры учились быть европейцами, избавлялись от закрепощенности общения и учились, как следует веселиться по-западному.
В хмельной пляске государь умудрялся попутно высмеивать и церковь, и светскую власть. Князь Ф. Ю. Ромодановский неожиданно приобрел условный титул короля, государя, «вашего пресветлого царского величия». Петр же, обращаясь к объявленному королем Ромодановскому, себя величал более чем скромно: «всегдашним рабом и холопом Piter’om» или попросту Петрушкой Алексеевым. Впрочем, царь умел прикинуться простолюдином – государь и для других был бомбардиром Петром Михайловым. Собор показал необычайную жизнеспособность, ведь он просуществовал с начала 1690-х почти вплоть до смерти Петра.
VIII
Что читали и где учились
Метаморфозы языка
Формированию нового, свободного от церковной морали мировоззрения способствовала и перестройка языка. Надо сказать, что еще задолго до петровского обновления тогдашняя русская речь была насыщена иностранными заимствованиями, будь то польского или порой украинского происхождения. Язык же петровского времени стал наполняться все больше немецкими, голландскими и временами даже французскими словами, причем с отраслевым акцентом: терминология ремесел, военного, морского дела строилась за счет переиначивания, русификации традиционных немецких «форт», «бастион» и прочих столь привычных современному русскому слуху слов. Новым инженерным явлениям давали новые четкие определения.
Нельзя сказать, что петровские начинания окончательным образом построили новый русский язык, однако они сделали очень крупный зачин на будущее. Работа, предпринятая в начале XVIII века, подходит к своему логическому завершению трудами Н. М. Карамзина и классика всех классиков А. С. Пушкина.
Юности честное зерцало
Для Петра совершенно прозрачна была мысль о передаче обновленного социального опыта следующим поколениям. Под поколениями подразумеваются династические витки аристократии – единственной весомой политической силы новой России. Предстояло таким образом воспитывать молодых дворян, чтобы те, окрепнув и сменив отцов у царского престола, в точности исполняли монаршую волю и умножали славу Отечества, что становилось невозможным без привития им надлежащего мировоззрения. Как известно, для правильного переноса социального опыта прибегают к текстам, наставлениям, инструкциям, чтобы как можно подробнее описать принципиальную базу. Для молодых дворян новой Московии таким документом стало «Юности честное зерцало», отпечатанное в 1717 году. В течение этого года оно переиздавалось дважды. Книга закладывала базовые принципы этикета, поведенческие императивы, изложенные в доступной юношам и девушкам аристократического происхождения форме. Популярность труда была настолько высока, что печатали его с разной степенью периодичности вплоть до конца XIX века. Состав авторов туманен, предположительно среди них присутствовал архиепископ Рязанский Гавриил (Бужинский). В числе авторов также называют петровского подручного Якова Брюса. Безусловно, несмотря на свой светский характер, книга имеет религиозные корни.
Появление «Зерцала» стало следствием необходимости зафиксировать в письменной форме непреложные принципы поведения, которых требовало петровское общество от образцовых дворян. «Зерцало» преследует три неотделимые цели: образовательную, воспитательную и нравоучительную. Текст состоит из поведенческих формул: как должно, как следует поступать благоразумным отрокам. Составители пользовались различными русскими и переводными источниками, среди которых определенно был и «Домострой» Кариона Истомина, и работы Эразма Роттердамского. Безусловной заслугой авторов является живой и образный русский язык. Спорадически встречаются простонародные вставки.
На книжном рынке петровского периода преобладали инструкции, руководства и наставления. В этом смысле «Зерцало» является красочным маркером эпохи. В допетровской литературе книга не имеет стилевых аналогов: она создает прецедент нравонаставительного текста, снабженного для красоты и ясности пословицами и поговорками. Авторы заигрывали с русским языком, не стараясь втиснуть его в жесткие рамки. За счет этого на страницах «Зерцала» мы можем прочесть такие рекомендации по поведению в обществе: по улице не следовало идти «рот розиня ходить яко ленивый осел». Без излишних прикрас отроку указывали на правильное трапезное поведение: «сиди прямо, не хватай первый из блюда, не жри как свинья». Поведенческие формулы были незамысловаты, поэтому память учеников, их прочитавших, мигом схватывала их: «Легкомысленная одежда, которая бывает зело тщеславна и выше меры состояния своего, показует легкомысленный нрав».
Композиционно книга делится на две смысловые части: первая обучает грамоте, в ней помещены азбука, таблицы слогов, цифр и чисел. Также там расположились цитаты из Писания. Вторая часть отведена непосредственно под нормативы поведения для отроков и отрочиц. Блок, посвященный кодексу отроков, сух и короток, посвященный же девичьему благочестию, напротив, пространен. Надо признать, что издание не отличается строгостью, четкостью, однородностью. Некоторые принципы упоминаются несколько раз. В сущности, «Зерцало» стало первым полноценным источником по новой петровской грамоте, сменившей в 1708 году церковно-славянские обозначения.
Композиция, содержательное наполнение, стилистика «Зерцала» не являются законченными. В начале XVIII века в России отсутствовала четкая граница между юношескими и детскими книгами. В свою очередь, характер книги находится где-то в порубежье, между отроческой и юношеской литературой. Текст преподносится в виде двух колонок, разнится масштаб букв, межстрочных интервалов. Гравюрные вставки отличаются от аналогов для «взрослых» изданий. «Зерцало» на определенную долю экспериментально: это проба, попытка начать поиск оптимальных книжных стандартов для учебной литературы.
Очевидно, что нормативы «Зерцала» действуют избирательно. Они не затрагивают иные социальные плоскости, кроме аристократической. Это закономерно и очень логично, ведь основная масса новшеств петровского времени затронула именно верхушку, и именно родовитых отпрысков нужно было воспитывать по новым лекалам. Дворянский элитариат выступал направляющей силой всего общества, поэтому необходимость в манипуляциях – в виде отдельных нравоучительных текстов для крестьян, купеческих детей и пр. – с остальными сословиями отсутствовала. Вместе с тем общий низкий уровень грамотности делал чтение недоступным для большей части населения.
Открытие учебных заведений
Государь пристрастился к технике еще во время юношеских экзерцеций, а знаниями военного и морского дела вооружился в Голландии. Он прекрасно понимал, что без инженеров и математиков России не достичь континентального величия. 14 января 1701 года в Москве за парту сели первые ученики Школы математических и навигацких наук. По существу, она была провозвестником полноценного офицерского инженерного образования Российской империи. Ее нередко называли еще Школой Пушкарского приказа. Во главе учреждения стал Яков Вилимович Брюс. Он подчинялся Федору Алексеевичу Головину, руководителю Оружейной палаты, ведавшей ее делами.
Характер преподаваемого материала был разнородным. От навигации и штурманского дела до элементарной грамоты. В младших классах учили письму, арифметике, тригонометрии, геометрии. В старших – немецкому языку, математике, практическим наукам морского и инженерного дела. Среди ее выпускников можно встретить не только военных моряков или артиллеристов, но и учителей и чиновников, писарей, мастеровых. Школа существовала аж до 1753 года. По царскому велению под занятия отводилась ныне не существующая Сухарева башня с землей. В 1706 году контроль над обучением получает Приказ Морского флота, а в 1712-м – Адмиралтейская канцелярия. Главным ее контролером с этого момента стал Федор Матвеевич Апраксин.
Царский указ 16 января 1712 года гласил: «…Школу инженерную умножить, а именно учеников из русских, которые учены цифири или на Сухареву башню, для сего учения посылать, а когда арифметику окончат, учить геометрию столько, сколько до инженерства надлежит; а потом отдавать инженеру учить фортификацию и держать всегда полное число 100 человек или 150, из коих две трети или по нужде были из дворянских людей…» Тот же указ перевел часть учеников в Санкт-Петербург, где те продолжили обучаться в новообразованных артиллерийской и инженерной школах.
