1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов - Гладышев Андрей Владимирович

21 марта в 3 утра принцу Ф. Гессен-Гомбургскому сообщили, что французские войска оставляют Лион[735]. Мэр Лиона отправил в его штаб-квартиру представителя своего муниципалитета - президента администрации госпиталей и бывшего мэра графа Фаргю с просьбой не проявлять к горожанам враждебность[736].

Р. Зинц опускает некоторые подробности, констатируя: в 9 часов утра мэр вручил принцу Ф. Гессен-Гомбургскому ключи от города, а в 11 утра союзники вступили в Лион. Часть союзных войск отправилась преследовать французов, часть расположилась в городе и фа- бургах[737]. Но в работе профессора лионского лицея Ф. Дютако мы найдем одну деталь о занятии союзниками Лиона, которой нет у Зинца: «В десять часов вооруженные пиками казаки вошли в город через ворота Сен-Клер и проскакали галопом до моста Морана. Остановившись на углу улицы Пюит-Гайо, они сигнализировали, что желают выпить и осушили одним махом графинчики с водкой, что им поднесли». Вслед за ними вскоре под звуки военного марша появились полки пехоты и кавалерии, на ратуше вывешено черножелтое знамя, вечером был музыкальный концерт...[738]

Сам принц Гессен-Гомбургский не стал задерживаться в Лионе. В качестве гарнизона в городе оставлена дивизия Ф.Л. Вид-Рункеля. Префект Роны П.-М. Тайепье граф Бонди покинул город вместе с французскими войсками, поэтому Ф. Гессен-Гомбургский 26 марта назначил временным префектом Роны члена Генерального совета Жака Томаса Коттона (Cotton). Губернатором Лиона назначен бригадный генерал граф Ламезан-Салинс (Salins), гражданским и военным губернатором департаментов Роны и Соны-и-Луары стал барон Милиус. «Персональную ответственность» за порядок в городе возложили на мэра д’Альбона и его помощников, распространили прокламации союзников и январские приказы Шварценберга, в которых подчеркивалась умеренность условий оккупации и осуждались попытки французских военных и администраторов «ввести французов в заблуждение»[739]. 22 марта граф д’Альбон получил приказ предоставить в 24 часа полный набор карт Кассини[740]. Невыполнение приказа каралось со всей строгостью военного времени. Мэр просил своих сослуживцев принести в мэрию все какие-либо имеющиеся у них карты местности. Предписано также, чтобы войска были расквартированы по домам жителей и им выдавали: утром стакан водки и суп, в обед полбутылки вина, суп, полливра мяса и овощи, на ужин - опять суп, мясо, овощи[741]. Мэр просил сограждан выполнять все требования оккупантов и избегать провокаций: кабаре положено закрывать в 8 вечера, а кафе - в 9 вечера[742].

В застольных беседах постояльцев со своими хозяевами время от времени всплывала тема казаков. Так, мадам де Монвио, у которой квартировал «весьма галантный» молодой венгерский лейтенант, записала в своем дневнике от 28 марта, что за обедом «наш лейтенант» ей сообщил, о скором прибытии в округу до 30 000 русских. Мадам пишет, видимо, со слов венгерского лейтенанта: «Казаки не дисциплинированы, они не имеют униформы и одеваются, как крестьяне. Это страшные люди, не имеющие никакого образования, как и их командиры. Они никогда не заходят в города, останавливаясь в деревнях»[743].

Французские историки XIX в. признавали, что «надо отдать должное союзникам: они не допустили никаких эксцессов в Лионе. Размещенные по домам у горожан, они довольствовались тем, что предписали для них их генералы»[744]. Ф. Дютако акцентирует, что оккупационные власти внимательно следили за соблюдением порядка и законности. И генеральный комиссар Южной армии граф Хеннен, и барон Милиус[745] призывали относиться с уважением к французским законам и обычаям и обещали солдатам за всякие беспорядки и эксцессы строгие наказания[746]. Ф. Дютако признает, что недовольство со стороны местных все равно имело место. Но приводимые им примеры относятся не к грабежам и насилиям, а к тяжести реквизиций и обнищанию населения[747]. А реквизиции были столь огромны, что пораженные их размерами лионцы 30 марта решили направить депутацию в Дижон к австрийскому императору с жалобой по этому поводу. Император принял делегацию благосклонно и велел главному интенданту по армии разобраться с ситуацией.

Р. Зинц пишет, что «солдаты и офицеры исповедовали право сильного и от того сделали оккупацию весьма печальной»[748]. Но его замечание следует отнести к поведению союзников не в Лионе, а в сельской местности. Р. Зинц уверяет, что уже на следующий день после занятия Лиона дорога вдоль Соны из Бельвиля до Лиона через Лимоне была опустошена. Замки маркизов Сен-Три в Ансе, Рюольца в Франшвиле, Лакруа-Лаваля в Шарбонье, Вара в Ля Дюшер, деревни Экюйи, Сен-Дидье, Дардийи, фабург Вэз были разграблены и разорены солдатами. Многие женщины и девушки изнасилованы[749].

Изучивший множество архивных документов Ф. Дютако ни о чем таком не упоминает. Правда, его внимание ограничено самим Лионом. Из конфликтов между гражданскими и военными он упоминает случай, когда 4 мая произошла бурная ссора, вылившаяся в драку портного и проститутки. Наблюдавшие за сценой солдаты побили одного гражданина, попытавшегося вмешаться и прервать это зрелище. Были и другие инциденты. Самый тяжелый произошел 28 мая. До полиции доходили слухи, что французские военные-бонапартисты собираются устроить ссору с австрийскими военными в одном из кафе. Жандармам и командирам удалось пресечь эту опасную затею. Зачинщиков арестовали и отправили в Роан. На следующий день имели место некие беспорядки в одном из кабаре, но вызванный совместный патруль национальных гвардейцев и австрийских солдат навел прядок: все вылилось в несколько тумаков и поломанных табуреток[750].

Между тем, пока австрийцы обживались в Лионе[751], Ожеро отступил к Вьену[752], а 23 марта за реку Изер и прибыл в Валанс.

Преследовавшая дивизию Барде дивизия И. Хардегга остановилась в Лионе. Авангард австрийцев теперь составила дивизия Ледерера. Командующий Южной армией союзников информировал Шварценберга, что он намерен отправить дивизию Хардегга в направлении на Шамбери к Бургуэн-Жалльё[753]. Таким образом, дивизия должна была бы в этом направлении взаимодействовать уже с частями Бубны[754].

   20 марта в перестрелке у г. Вьена участвовал казачий полк А.Н. Рубашкина 1-го. В тот же день принц Ф. Гессен-Гомбургский приказал И. Хардеггу выдвинуться по гренобльской дороге на Бургуэн, а затем на Ла Тур-дю-Пен. 22 марта дивизия Хардегга достигла Ла Верпийе, не дойдя 10 км до Бургуан[755]. 24 марта его части в Эзен-Пинет на дороге из Бьена в Гренобль. 25 марта И. Хардеггу было предписано идти через Бургуан на Шамбери через Ла Тур-дю-Пен. 26 марта в 9 утра кавалерия Хардегга заняла Ла Тур-дю-Пен, аванпосты выставлены на дороге на Лез-Абре[756]. Заняли и в 10 км к югу Ла Тур-дю-Пена коммуну Вирье[757]. В этом направлении дивизия Хардегга теперь противодействовала частям генерала Ж.Г. Маршана, который отступал на Гренобль.