Саймон Себаг-Монтефиоре - Иерусалим. Биография

Ворота Иерусалима по-прежнему были открыты для любого еврейского паломника, и религиозные фанатики, закаленные в боях головорезы и тысячи беженцев наводнили город, где мятежники находили выход своей неуемной энергии в междоусобных стычках, разнузданных оргиях и жестокой охоте на тех, кого считали изменниками.

Теперь молодые и дерзкие разбойники бросили вызов власти священников. Они захватили Храм, свергли первосвященника и по жребию избрали нового – случайного человека, “какого-то деревенщину”. Свергнутый Анания собрал горожан и повел их на штурм Храма, но не осмелился вторгнуться во внутренние дворы и в Святая Святых. Иоанн из Гисхалы и его галилеяне увидели возможность завладеть всем городом. Иоанн призвал на помощь идумеян, этот “буйный, необузданный народ… который идет на войну, словно на торжество”. Идумеяне ворвались в город, атаковали Храм, залив его кровью, а затем учинили резню на улицах, убив 12 тысяч человек. Они умертвили и Ананию, а с его священников сорвали одежды и топтали их нагие тела, а затем сбросили их со стены на съедение собакам и диким зверям. “Смерть Анана, – считает Иосиф, – была уже началом падения города”. В конце концов, нагруженные награбленной добычей и утолившие жажду крови, идумеяне покинули Иерусалим, чьим правителем теперь стал Иоанн из Гисхалы.

Несмотря на приближение римлян, Иоанн дал полную волю своим галилеянам и зелотам, предоставив им “делать все, что заблагорассудится”. Святой Храм стал домом непотребств; однако скоро многие сторонники Иоанна потеряли веру в него – разочарованные, они перешли на сторону быстро набиравшего влияние в окрестностях города молодого военачальника Симона (Шимона), сына Гиоры, который “всемогущему в Иерусалиме Иоанну уступал хотя в хитрости, но превосходил его телесной силой и безумной отвагой”. По мнению Иосифа Флавия, “Симон для народа страшнее римлян”.

Итак, горожане, надеясь избавиться от одного тирана, призвали другого, и Шимон бен Гиора вскоре захватил почти весь город. Однако Иоанн все еще удерживал Храм. Но теперь уже и зелоты восстали против него, заняв внутренние части Храма. Таким образом, пишет Тацит, теперь “было три полководца, каждый со своей армией”, боровшиеся друг с другом за город, притом что римляне подходили все ближе. Лишь когда соседний Иерихон сдался Веспасиану, все три иудейские группировки прекратили междоусобную борьбу и принялись спешно готовиться к обороне Иерусалима, копая рвы и укрепляя Третью стену, построенную Иродом Агриппой I на севере города. Веспасиан же готовился к осаде Иерусалима. Но затем внезапно переменил решение.

Рим в эти дни остался без верховной власти. Девятого июня 68 года Нерон, преследуемый заговорщиками, покончил с собой со словами: “Какой великий актер погибает!” На римском престоле один за другим сменили друг друга три императора, а в провинциях объявились целых три Лженерона, словно одного настоящего не было достаточно. В конце концов легионы, стоявшие в Иудее и Египте, провозгласили императором Веспасиана. “Погонщик мулов”, вспомнивший пророчество Иосифа, освободил его из оков, пожаловал ему римское гражданство и сделал своим советником – и счастливым талисманом, – готовясь сначала завоевать Иудею, а затем и весь мир. Береника заложила свои драгоценности, чтобы снабдить Веспасиана деньгами, которые понадобятся ему для борьбы за трон в Риме; “Погонщик мулов” был ей признателен. Новый император направился в Рим через Александрию, а его сын Тит во главе 60 тысяч солдат двинулся на Священный город, отлично сознавая, что судьбу их с отцом династии определит судьба Иерусалима.

Часть вторая. Язычество

Как одиноко сидит город, некогда многолюдный! он стал, как вдова; великий между народами, князь над областями сделался данником. Горько плачет он ночью, и слезы его на ланитах его. Нет у него утешителя из всех, любивших его; все друзья его изменили ему, сделались врагами ему.

Когда Иерусалим был независим, а иудеи – мирными, то совершение ими своих религиозных обрядов все же было несовместимо с блистательностью нашей державы, с достоинством нашего имени, с заветами наших предков…

Лучше жить в земле Израиля среди идолопоклонников, чем среди евреев вне земли Израиля. Каждый, кто похоронен в земле Израиля, как будто похоронен под жертвенником Иерусалимского Храма, а каждый, кто похоронен под жертвенником, как будто лежит под престолом Славы Всевышнего.

Десять мер красоты было отпущено миру: девять из них достались Иерусалиму, и лишь одна – остальному свету.

Мидраш Танхума, Кедошим 10

За свободу Иерусалима.

Они [иудеи] отмечали дни, называемые днями Сатурна, и, совершенно не работая в это время, дали римлянам возможность разрушить стену. Римляне, поняв это их суеверное благоволение, не предпринимали никаких серьезных действий в остальное время, но когда наступали такие дни – атаковали особенно решительно. Так, защитники были захвачены в день Сатурна, не оказав никакого сопротивления, и все богатства были разграблены.

14. Элия Капитолина

70–312 гг.

По прошествии нескольких недель, когда город был разрушен и Тит завершил свой кровавый спектакль, он еще раз проехал по Иерусалиму, сравнивая его горестные руины с былой славой Святого города. А затем, взяв с собой пленных еврейских вождей, свою царственную возлюбленную Беренику, фаворита-перебежчика Иосифа Флавия и сокровища Храма, он отплыл в Рим: праздновать завоевание Иерусалима. В Вечном городе Веспасиан и Тит, вышедшие в пурпурных одеждах и лавровых венках из храма Исиды, были встречены приветственными возгласами сенаторов и заняли свои места на Форуме, чтобы насладиться зрелищем одного из самых грандиозных триумфов в истории Рима.

Пышное шествие, участники которого несли статуи богов и позолоченные платформы, где в три, а то и в четыре яруса были навалены сокровища, “одновременно восхищало и поражало” зрителей, сухо замечает Иосиф Флавий, “поскольку зрелище это представляло некогда счастливейшую страну, ныне полностью опустошенную”. Множество “живых картин” изображали отдельные эпизоды войны: как идут в атаку легионеры, как гибнут иудеи и как рушится, объятый языками пламени, величественный Храм. На золотых колесницах ехали военачальники, командовавшие осадой того или иного иудейского города. Но особое внимание Иосифа привлекли сокровища Храма, изъятые из Святая Святых: золотой стол предложений, золотой семисвечник и свитки Торы. Это зрелище причинило Иосифу нестерпимую боль. Главного мятежника, Шимона бен Гиору, вели с накинутой на шею веревкой.

Подле храма Юпитера триумфальная процессия остановилась; здесь были казнены Шимон и другие вожди повстанцев. Толпа ликовала, были совершены жертвоприношения. Так погиб Иерусалим, размышляет Иосиф: “Ни древность города, ни неимоверное богатство его, ни распространенная по всей земле известность народа, ни великая слава совершавшегося в нем богослужения не могли отвести его падения”.

Триумф был увековечен сооружением арки Тита, которая до сих пор стоит в Риме[80]. Иудейские сокровища были потрачены на строительство Колизея и храма Мира, в котором Веспасиан выставил все награбленные иерусалимские реликвии, за исключением свитков Закона и пурпурных занавесей из Святая Святых – им отвели место в императорском дворце. Триумф Тита и перестройка центра Вечного города ознаменовали не только приход к власти новой династии, но новое освящение самой империи и победу над иудаизмом.

Пошлина, которую каждый еврей был обязан платить Храму, теперь была заменена специальным “иудейским налогом” (Fiscus Judaicus), который все иудеи империи должны были платить Риму. Эти деньги предназначались на перестройку храма Юпитера Капитолийского, что еще больше подчеркивало унижение[81]. И все же большинство евреев, уцелевших в Иудее и Галилее, а также многочисленные общины Средиземноморья и Вавилонии жили, как и прежде: смирившись под властью римлян или парфян.

Впрочем, Иудейская война еще не совсем закончилась. Защитники крепости Масада во главе с Елеазаром Галилеянином держались целых три года после падения Иерусалима, пока римляне наконец не возвели огромную насыпь для штурма неприступной горной цитадели. В апреле 73 года Елеазар обратился к своим воинам и их семьям, рисуя страшную картину будущего, ожидающего их в случае плена: “Куда исчез этот город, который Бог, казалось, избрал Своим жилищем? До самого основания и с корнем он уничтожен!” Не лучше ли умереть, чем повторить его участь? – убеждал своих людей Елеазар. “Уже давно, храбрые мужи, мы приняли решение не подчиняться ни римлянам, ни кому-либо другому, кроме только Бога… Мы первые восстали против них и воюем последними. Я смотрю на это, как на милость Божию, что Он даровал нам возможность умереть прекрасной смертью и независимыми людьми… Мы же знаем наверное – завтра мы в руках врагов; но мы свободны выбрать славную смерть вместе со всеми, которые нам дороги… Пусть наши жены умрут не опозоренными, а наши дети – не изведавшими рабства”.