Матвей Гречко - Русская история в легендах и мифах

– Виноват, матушка, Ваше императорское Величество…

– Ничего, – кротко сказала императрица, не дав заметить, что поняла непристойные выражения, – ничего, Василий Яковлевич, продолжайте; я ваших морских терминов не разумею.

Она так простодушно говорила это, что старик от души поверил, опять сел и докончил рассказ. Императрица отпустила его с чрезвычайным благоволением.

Румянцев-Задунайский Петр Александрович – граф, фельдмаршал.

Учился за границей, участвовал в Семилетней войне, начальствовал кавалерией в битве при Гросс-Егерсдорфе. При Петре III пользовался особым расположением императора. После переворота подал прошение об отставке, но Екатерина удержала его на службе и назначила губернатором Малороссии.

Командовал войсками в турецкой войне, одержал множество побед и после заключения Кучук-Кайнарджийского мира получил фельдмаршальский жезл, наименование Задунайского и другие награды. Умер в деревне, в одиночестве.

«Граф Румянцев однажды утром расхаживал по своему лагерю. Какой-то майор в шлафроке и в колпаке стоял перед своею палаткою и в утренней темноте не узнал приближающегося фельдмаршала, пока не увидел его перед собой лицом к лицу. Майор хотел было скрыться, но Румянцев взял его под руку и, делая ему разные вопросы, повел с собою по лагерю, который между тем проснулся. Бедный майор был в отчаянии. Фельдмаршал, разгуливая таким образом, возвратился в свою ставку, где уже вся свита ожидала его. Майор, умирая со стыда, очутился посреди генералов, одетых по всей форме. Румянцев, тем еще недовольный, имел жестокость напоить его чаем и потом уж отпустил, не сделав никакого замечания».

Александр Васильевич Суворов-Рымникский – великий русский полководец, не потерпевший ни одного поражения. Считается основоположником русского военного искусства. Обладатель множества титулов: князь Российской империи с титулом князя Италийского, граф Российской империи и Священной Римской империи, генералиссимус российских сухопутных и морских сил, генерал-фельдмаршал австрийских и сардинских войск, сардинский гранд, австрийский граф, кавалер всех российских и многих иностранных военных орденов.

Титул графа Рымникского и орден Святого Георгия первой степени Суворов получил после сражения при Рымнике в 1789 году, которое продолжалось 12 часов и завершилось полным разгромом турецкой армии.

Суворов уверял, что у него семь ран: две, полученные на войне, а пять – при дворе, и эти последние, по его словам, были гораздо мучительнее первых.

Александр Суворов. Йозеф Крейцингер. 1799 г.

Кто-то заметил при Суворове про одного русского вельможу, что он не умеет писать по-русски.

– Стыдно, – сказал Суворов, – но пусть он пишет по-французски, лишь бы думал по-русски.

«Один храбрый и весьма достойный офицер нажил нескромностью своею много врагов в армии. Однажды Суворов призвал его к себе в кабинет и выразил ему сердечное сожаление, что он имеет одного сильного злодея, который ему много вредит. Офицер начал спрашивать, не такой ли N. N.?

– Нет, – отвечал Суворов.

– Не такой ли граф В.?

Суворов опять отвечал отрицательно. Наконец, как бы опасаясь, чтобы никто не подслушал, Суворов, заперев дверь на ключ, сказал ему тихонько: “Высунь язык”. Когда офицер это исполнил, Суворов таинственно сказал ему: “Вот твой враг”».

Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский – генерал-аншеф, граф. Как и его брат Григорий, Алексей Орлов не получил хорошего воспитания и образования. Он не знал иностранных языков, а его дурные манеры шокировали придворных дам. Однако, несмотря на это, он пользовался большим влиянием и уважением при дворе, интересовался наукой, покровительствовал Ломоносову и Фонвизину, состоял в переписке с Жан-Жаком Руссо; был одним из основателей Вольного экономического общества. Особо прославился тем, что вывел породу Орловский рысаков – выносливых быстрых лошадей с ровным нетряским бегом, идеальных для карет.

Орлов разработал план военной операции против Турции в Средиземном море. Командовал русской эскадрой в Чесменском бою 1770 года и после победы получил право присоединить к фамилии наименование Чесменского.

Когда получили известие о взятии Очакова, то по этому случаю граф А. Г. Орлов дал большой обед в Москве. Сидят все за столом, и хозяин во всех орденах и с портретом императрицы. Середи обеда и будучи уже навеселе, Орлов подозвал к себе расхаживавшего вокруг стола дурака Иванушку (Нащокина) и дал ему щелчок по лбу. Иванушка потер лоб и пошел опять ходить кругом стола, а чрез некоторое время подходит к графу Алексею Григорьевичу и, указывая на изображение государыни, спрашивает его:

– Это что у тебя такое?

– Оставь, дурак, это портрет матушки нашей императрицы, – отвечал Орлов и при этом приложился к портрету.

Иванушка:

– Да ведь у Потемкина такой же есть?

Орлов:

– Да, такой же!

– Потемкину дает за то, что города берет, а тебе, видно, за то, что дураков в лоб щелкаешь.

Орлов так взбесился, что чуть не убил дурака.

Оспы Екатерина боялась всю жизнь. Именно от оспы умерла ее двухлетняя дочь от Понятовского – Анна. В мемуарах Екатерина часто описывала страшные рубцы, которые видела на лицах переболевших.

Болезнь эту пытались прививать уже в течение нескольких веков, но способы были слишком грубы и нередко люди заболевали именно от прививки. Английский врач Томас Димсдейл усовершенствовав вакцину, причем опыт провел на собственном сыне. Опыт этот оказался успешным и получил известность. Российская императрица заинтересовалась открытием и пригласила английского врача в Россию. Убедившись, что он не шарлатан, а действительно разбирается в этой болезни и умеет ее лечить, Екатерина решила первой привить оспу себе. Ее лихорадило около двух недель, у нее болело горло и опухали лимфоузлы, но потом недомогание прошло, и она могла чувствовать себя защищенной от этого недуга. Следом за ней прививку сделали ее сыну – великому князю Павлу Петровичу.

«Екатерина Великая, щедро жалуя доктора Димсдаля за его старание и успехи в прививании ей самой и ее любезному сыну оспы, не забыла и того семилетнего Александра Данилова, сына Маркова, от которого доктором была взята оспенная материя и благополучно привита ее величеству. Она вспомнила, какова была печаль отца его и матери, которые непременно были уверены, что должны были после этого лишиться своего любезного и единственного сына. Она вспомнила жалостные стенания матери и ее просьбу к доктору, чтобы он не брал оспы от ее сына, который у них был один.

Она вспомнила также и великодушную речь отца, который уговаривал жену свою повиноваться ежели не сему господину доктору, то по крайней мере монархине, которая властна не только у них сына отнять, но и их жизнь; поелику доктор Димздаль рассказал тогда сию трогательную историю императрице. Она это помнила и, желал вознаградить их печаль своею милостию и благоволением, всемилостивейше жаловала оному Александру Данилову Маркову дворянское достоинство ему и его потомкам; а спустя несколько времени после своим высочайшим указом повелела она оному Маркову называться Оспенным, а не Марковым».

Рассказал В. И. Протасов

При Екатерине возникли первые дома для престарелых и калек, детские дома. Однако у этого благого дела была и оборотная сторона: беспризорные дети чаще всего были детьми проституток, больных сифилисом. Выкармливать этих младенцев за плату отдавали крестьянкам в окрестных деревнях. Те заражались от младенцев и, в свою очередь, заражали своих собственных детей. Сифилис приобрел характер эпидемии, и для его лечения даже пришлось открыть больницы.

«Я не могу видеть чистого пера без того, чтобы не испытывать желания немедленно окунуть его в чернила», – признавалась императрица в письме Гримму. Однако по-русски Екатерина писала с ошибками. Оправдывала она это тем, что Елизавета не дала ей учиться. «Голубчик, – писала она Потемкину, – при сем посылаю к Вам письмо к графу Алексею Григорьевичу Орлову. Если в орфографии есть ошибка, то прошу, поправя, где надобно, ко мне возвратить».

Екатерина оставила после себя множество сочинений. Ее комедии написаны простым разговорным языком. Остроумные, забавные и довольно едкие, они высмеивали человеческие пороки: ханжество, лицемерие, скупость, суеверие – и долгое время шли на сцене, пользуясь успехом и переиздавались даже спустя сто лет. Вот отрывок из пьесы «О, время!», где она устами служанки описывает ханжу-госпожу:

«Непустов: Слышал я, что госпожа твоя ханжит много, a о добродетелях ее мало я слыхал.