Елена Карцева - Вестерн. Эволюция жанра
Они снимались восемнадцать лет — с 1914 по 1932 год. Вместе с верным Тони Микс в конце двадцатых годов, на время оставив кино, ушел работать в цирк. Вместе с ним он вернулся на экран, но возвращение это было грустным. Тони уже не мог работать по-прежнему, а его хозяин, хотя и снялся в нескольких звуковых вестернах, так и не прижился в говорящем кино. Да и силы уже были не те, и в последней картине Микса — «Чудесном всаднике» (1935) — большинство трюков пришлось исполнять дублерам. Жизнь главного ковбоя оборвалась неожиданно и нелепо: убийцей стал его собственный чемодан, который от резкого торможения машины слетел с места и переломил ему шею. Смерть наступила мгновенно. Это было в 1940 году. Тони пережил своего друга на четыре года. В том месте, где погиб актер, стоит памятник: печальная лошадь, потерявшая всадника. А на главном здании фирмы «XX век — Фокс», которая своим финансовым процветанием во многом была обязана главному ковбою, прибита мемориальная доска: «Здесь работали Том Микс и Тони».
Этот человек из легенды, который стал одним из главных творцов мифологии вестерна, оказал сильное влияние и на дальнейшую судьбу жанра и на формирование зрительского вкуса. В 1933 году журнал «Пикчер Шоу» провел анкету под девизом «Выберите своих звезд». Первый герой вестерна Дж. М. Андерсон, уже почти позабытый, получил всего 247 голосов, знаменитый Дуглас Фэрбенкс — 1337, Уильям Харт — 14 779, а Том Микс — больше всех: 18 967.
Образ-маска безупречного ковбоя, утвержденный им, стал символом легендарной Америки времен первых пионеров и похода на Запад. Не удивительно, что Мик-су подражали многие. Но никому из его имитаторов, подвизавшихся в массовом вестерне в конце двадцатых годов, будь то Кен Мейнард, Фред Томпсон или Хут Гибсон, не удалось затмить главного ковбоя и достичь хотя бы десятой доли той — поистине общенациональной — популярности, которая у него была. Все они быстро сходили на нет.
Имя Микса было настолько притягательным, что оно позволило десять лет продержаться на экране даже такой слабой актрисе, как его дочь Рут, которую в рекламных проспектах и рецензиях называли несколько забавно — «осколком старой скалы». Она, конечно, снималась преимущественно в вестернах. Рут умела неплохо ездить верхом и исполнять довольно сложные трюки, но отцовские виртуозность и обаяние по наследству к ней все же не перешли.
Дело доходило и до прямого жульничества. Некие самозванцы, объявив себя братьями Тома Микса Артом и Биллом, тут же привлекли внимание продюсеров и были приглашены в несколько вестернов. Лишь решение суда смогло оборвать их бурно начавшуюся карьеру.
Итак, Уильям Харт и Том Микс, эти корифеи жанра, утвердили в вестерне два основных образа-маски героя. А в тридцатые годы произошла их окончательная канонизация. Были твердо закреплены те традиции, которые в «большом» вестерне оставались незыблемыми до пятидесятых годов, а для продукции класса Б имеют силу закона и сегодня. Ненарушимость этих традиций привела, в частности, к тому типу легенды, в которой даже с реально существовавшими людьми совершались все процедуры, необходимые для превращения их в обусловленных правилами игры персонажей-масок. Речь идет о метаморфозе, которую претерпели, попав в вестерн, самые доподлинные бандиты, терроризировавшие Дальний Запад.
В гриме Робина Гуда
В одном из романов Жоржа Сименона знаменитый комиссар Мегрэ разыскивает в Париже двух американских гангстеров, совершивших убийство. И — как странно! — каждый раз, когда ему по ходу следствия приходится сталкиваться со свидетелями, жившими в свое время в США, он слышит стереотипный совет: «Оставьте это дело, оно вам не по зубам». У нас в Америке работают настоящие профессионалы, не чета жалким европейским дилетантам, говорили они. «Можно подумать, — размышляет комиссар, — что они гордятся своими соотечественниками».
И так действительно можно подумать, особенно если посмотреть вестерны о таких бандитах Дальнего Запада, как Билли Кид, Джесси Джеймс, Хоакин Му-риетта, Буч Кэссиди и Сэнданс Кид. Мы далеки от мысли подозревать авторов этих фильмов в намеренном воспевании бандитизма для подрыва духовного здоровья нации. Проблема намного сложнее. И первым звеном длинной цепи причин и следствий служит погоня за финансовым успехом.
Тиражи прессы немедленно повышаются, как только на первые полосы газет и журнальные обложки попадает очередное сенсационное преступление. Чтобы привлечь именно к себе наибольшее внимание, каждый орган печати старается выискать такие подробности, такие детали в биографии гангстера, до которых не докапывались конкуренты. Преступник становится знаменитостью, и журналисты спешат описать и его привычки (не курит, любит кошек), и его взгляды на современный мир (нужно запретить атомную бомбу, покончить с безработицей), и его детские годы (аккуратно посещал церковь, не давал в обиду младшего брата). За всем этим ужас и мерзость совершенного им как-то отступают на задний план, затушевываются в умах читателей множеством посторонних фактов и фактиков. А тут уже один шаг до вывода о том, что такой размах (украдено пять миллионов долларов, перестреляно двенадцать полицейских) возможен только в Америке. А кроме того, массовому читателю импонирует, что знаменитость — такой же простой парень, как и любой из них, с теми же вкусами и взглядами. Возникает если и не гордость за него, то нечто очень на нее похожее.
Бандитский вестерн строится с точным расчетом на это чувство, воспитанное прессой. Чем более оно будет удовлетворено, тем прочнее кассовый успех. Зрители много слышали и читали о бандитах Дальнего Запада периода его освоения. Так почему бы их не показать с экрана? При этом показе вступают в действие не только обычные неписаные правила повествования о знаменитостях, но и законы жанра.
Традиционный вестерн, как уже говорилось не раз, не допускает, чтобы его героем был дурной человек. Поэтому любую бандитскую биографию он сводит к главной концепции авантюрного романа, по которой лишь роковое стечение обстоятельств заставляет центральное действующее лицо стать по ту сторону закона, но и там он остается благородным рыцарем. Маска, созданная Уильямом Хартом, обладала привлекательностью романтического вымысла. Но совсем иное дело, когда вестерн надевает эту маску на реально существовавшего убийцу. Такая романтизация подлинного бандитизма — пусть даже и невольная — вредоносна. Об этом, кстати, писали и продолжают писать многие крупные американские социологи, психологи и искусствоведы.
Есть еще одно обстоятельство, способствующее популярности романтического бандитского вестерна. Память многих народов издавна хранит в себе предания о благородных разбойниках, «лесных братьях», грозе богачей и защитниках бедняков. У англосаксов это прославленный Робин Гуд, которого в балладах называют не иначе как «добрый Робин». Он — любимец многих поколений, этот неистовый смельчак и неукротимый борец за справедливость. Всякая аналогия с ним немедленно вызывает симпатию. И бандитский вестерн не упускает такой возможности.
Особенно это заметно на примере фильма о Хоакине Муриетте, который у нас известен под названием «Мститель из Эльдорадо», а в оригинале он — «Робин Гуд из Эльдорадо». «Его биография, — пишет историк Роберт Ригель в уже цитированной книге «Америка движется на Запад», — настолько обросла легендами, что трудно отделить правду от вымысла». Тем не менее, констатирует он далее, «не вызывает сомнений тот факт, что с 1850 по 1853 год возглавляемая им банда терроризировала большую часть Калифорнии: В ней было около ста человек. Они грабили на дорогах, не останавливаясь перед убийством». В шайке Муриетты, свидетельствует другой исследователь Дальнего Запада, Б. Боткин, «наибольшее уважение вызывали те, на счету которых числилось больше всего убийств. Сам Хоа-кин был жестоким убийцей. Количество убийств, совершенных им и бандой, огромно. Особенно жестоки они были по отношению к китайцам. Они просто устилали дороги их трупами».
Фильм «Робин Гуд из Эльдорадо» режиссера Уильяма Уэллмана (1936) не только умалчивает о жестокости Муриетты, но и заставляет его возмущаться бывшим главарем банды Джеком, уничтожавшим китайцев. «Добрый Робин» — по преданию — был изгнан со своей земли, дом его сожгли, и тогда он «с ватагой доблестных стрелков ушел в Шервудский лес». Так же начинается и легенда о Хоакине Муриетте, которая положена в основу картины.
Он жил в Мексике, был мил, тих, скромен и любил прелестную девушку Розиту. Но родители хотели выдать ее за богатого старика, и тогда молодые влюбленные бежали в Калифорнию. Как раз в то время был разгар золотого бума, и Хоакин застолбил себе участок и стал мирно жить с юной женой. Но счастье продолжалось недолго. Однажды в его хижину явилось полдюжины головорезов. Они надругались над Розитой, и нежное ее сердце разорвалось от отчаяния, а Хоакина избили до полусмерти и выгнали с участка. Он попытался найти защиту у шерифа, но ничего не добился. Эта последняя несправедливость ожесточила его окончательно. Он дал клятву отомстить всем, кто разбил его жизнь. Так все симпатии зрителя оказались на стороне привлекательного героя, гонимого злой судьбой, и миссия мстителя, которую он избрал, могла вызвать лишь горячее сочувствие. Он ушел в горы — пока еще без сотни молодцов — и поодиночке расправился с негодяями. Но тут его подстерегла новая беда. Приехав как-то с братом в город за продовольствием, Хоакин был предательски обвинен в краже мула, которого на самом деле купил. Толпа решила их линчевать. Брата повесили, а героя спасли от петли налетевшие на городок мексиканские бандиты. И вскоре он сделался их предводителем.
