Горько-сладкий эрос - Карсон Энн

Вернемся к вопросу, с которого начинали: что означает прилагательное glukupikron, употребленное Сапфо. После рассмотрения поэтических текстов стали вырисовываться первые очертания. «Сладко-горький эрос» – вот что отпечатывается на неэкспонированной фотопленке рассудка влюбленного. Парадокс – вот что обретает форму на светочувствительной пленке стихотворения, негативное изображение, с которого можно напечатать позитивные. Воспринимается ли эрос как дилемма восприятия, действия или оценки, эрос обретает форму одного и того же противоречия: внутри эротического желания любовь и ненависть сходятся в одной точке.

Почему?

То, чего нет

Возможно, ответов на этот вопрос множество. Греческое слово эрос обозначает нужду, потребность, «желание того, чего нет». Влюбленный желает то, чего не имеет. И не может иметь по определению: ведь стоит ему это обрести, он перестает испытывать потребность. И это больше, чем просто игра слов. Это дилемма внутри эроса, которую считали ключевой мыслители от Сапфо до наших дней. К ней множество раз обращается Платон. Четыре его диалога развивают эту мысль: желание может относиться лишь к тому, в чем испытываешь нужду, что тебе не принадлежит и тобой не является: eros включает в себя endeia (нужду). По словам Диотимы в «Пире», Эрот – незаконнорожденный сын Богатства и Бедности, вечно живет в нужде (203b–203e). Симона Вейль для описания того же парадокса выбрала метафору голода:

Все желания оказываются столь же противоречивыми, как потребность в пище. Я хочу, чтобы тот, кого я люблю, меня любил. Но если он предан мне полностью, он перестает существовать, и я уже не люблю его. А если он не полностью мне предан, то он недостаточно меня любит. Голод и пресыщенность[14].

(«Тяжесть и благодать»)

Эмили Дикинсон в стихотворении «Голод» подошла к вопросу куда смелее:

И голодна я не была — И не сошла с ума — Но лишь голодной я могла Заглядывать в дома[15].

Петрарка решает тот же вопрос в терминах античной физиологии пламени и льда:

Когда, бегом за пламенем гонясь Вдали горишь; вблизи дрожишь от стужи[16].

Сартра же противоречивый идеал желания – «надувательство» – выводит из себя. В эротических отношениях ему видится череда бесконечных отражений, обманчивая игра зеркал, несущая внутри себя лишь разочарование. Для Симоны де Бовуар эта игра оборачивается пыткой: «Дама обижается, когда рыцарь покидает ее и отправляется совершать новые подвиги, но, если он остается у ее ног, она презирает его. Именно в этом заключаются трудности и муки любви»[17] («Второй пол»). Жак Лакан обходится с темой загадочнее: «Желание… в качестве безусловного требования присутствия или отсутствия… вызывает нехватку бытия, воплощенную в трех фигурах ничто. Именно она, эта нехватка, и лежит в основе требования любви, ненависти, отрицающей бытие другого и невыразимого, не ведающего себя в том, чего само же взыскует»[18].

По-видимому, столь разнообразные голоса озвучивают схожее мнение. Всякое человеческое желание балансирует на оси парадокса, крайние точки которой – Наличие и Отсутствие, а Любовь и Ненависть – кинетические энергии. Вернемся к стихотворению Сапфо, с которого начали. За этим фрагментом (LP, fr. 130), сохранившимся в тексте и комментарии Гефестиона, без перерыва следуют две строчки, написанные в том же размере, что может говорить о том, что они взяты из одного и того же стихотворения:

Ἄτθι. σοὶ δ᾽ ἔμεθεν μὲν ἀπήχθετο φροντίσδην, ἐπί δ᾽ Ἀνδρομέδαν πόται, Ты ж, Аттида, и вспомнить не думаешь Обо мне. К Андромеде стремишься ты. (LP, fr. 131)

В греческом оригинале прямо сказано: «Тебе наскучила мысль». Какой смысл желать то, что у тебя уже есть? Древние греки осознали этот парадокс. И придумали эрос, чтобы его выразить.

Хитрость

Не знающий геометрии да не войдет сюда.

Надпись над входом в «Академию» Платона

В самой идее о том, что эрос – это нехватка, отсутствие, есть что-то подлинное и не подлежащее сомнению. Как только эта идея возникает, она начинает оказывать сильное влияние на представления о любви и на ее практики. Лучше всего это покажет пример: рассмотрим одно из самых известных в нашей традиции стихотворений о любви – фрагмент 31 Сапфо:

φαίνεταί μοι κῆνος ἴσος θέοισιν ἔμμεν᾽ ὤνηρ, ὄττις ἐνάντιός τοι ἰσδάνει καὶ πλάσιον ἆδυ φωνεί — σας ὐπακούει καὶ γελαίσας ἰμέροεν, τό μ᾽ ἦ μὰν καρδίαν ἐν στήθεσιν ἐπτόαισεν, ὠς γὰρ ἔς σ᾽ ἴδω ϐρόχε’ ὤς με φώναι — σ᾽ οὐδ᾽ ἔν ἔτ᾽ εἴκει, ἀλλ᾽ ἄκαν μὲν γλῶσσα †ἔαγε λέπτον δ᾽ αὔτικα χρῷ πῦρ ὐπαδεδρόμηκεν, ὀππάτεσσι δ᾽ οὐδ᾽ ἒν ὄρημμ᾽, ἐπιρρόμ — βεισι δ᾽ ἄκουαι, †έκαδε μ᾽ ἴδρως ψῦχρος κακχέεται† τρόμος δὲ παῖσαν ἄγρει, χλωροτέρα δὲ ποίας εμμι, τεθνάκην δ᾽ ὀλίγω ’πιδεύης φαίνομ᾽ †αι. Богу равным кажется мне по счастью Человек, который так близко-близко Пред тобой сидит, твой звучащий нежно Слушает голос И прелестный смех. У меня при этом Перестало сразу бы сердце биться: Лишь тебя увижу, уж я не в силах Вымолвить слова. Но немеет тотчас язык, под кожей Быстро легкий жар пробегает, смотрят, Ничего не видя, глаза, в ушах же — Звон непрерывный. По́том жарким я обливаюсь, дрожью Члены все охвачены, зеленее Становлюсь травы, и вот-вот как будто С жизнью прощусь я. Но терпи, терпи: чересчур далёко Все зашло…[19] (LP, fr. 31)

Стихотворение разыгрывается перед нами, точно на сцене. Но программки спектакля нам не дали. Мы не знаем, где происходит действие. Не знаем, что рассмешило девушку, как не знаем и того, что она чувствует к мужчине. В первой строчке он маячит где-то вне света рампы, некто больший, чем смертный (isos theoisin, равный богам), тогда как во второй исчезает, превращаясь в местоимение (ottis) столь неопределенное, что ученые до сих пор не сойдутся во мнении, что же оно означает. Поэт, постановщик мизансцены, таинственно появляется на крыльях относительного придаточного предложения в пятой строчке (to, при этом) и берет действие на себя.