Е. Велюханова - Восстание Спартака
Вот легендарные братья Гракхи, Тиберий и Гай. Закон Тиберия о переделе земельной собственности в пользу малоземельных крестьян и городского плебса, проведенный через народное собрание вопреки воле Сената, участие в комиссии по переделу земли превратили Тиберия в самого влиятельного человека Рима. Заговорили ведь недоброжелатели о его стремлении к царской власти, о том, что он якобы примерял корону и облачения пергамского царя. После гибели старшего брата его дело продолжил младший. Гай Гракх действует еще активней Тиберия. Он основывает колонии, проводит судебные законы, даже занимается военными реформами. Скромная должность заступника за отдельных плебеев превратилась при нем не просто в важную государственную магистратуру, он оттесняет в сторону Сенат и даже консулов. Он раздувает народные страсти, открыто призывает народ к гражданскому неповиновению, так что нет ничего удивительного, что, как и его брат, Гай Гракх гибнет во время вооруженного столкновения на форуме.
Вот Луций Корнелий Сулла Счастливый Любимец Венеры, именно так он приказал именовать себя в официальных документах. Пожизненный, вопреки всем законам Рима, диктатор. Дважды войска этого полководца входили в Рим в боевом строю. В памяти сограждан надолго останутся кровавые расправы с противниками Суллы, доносы, конфискации. И все же статуя Суллы простоит на форуме вплоть до диктатуры Цезаря.
И, наконец, Гай Юлий Цезарь — звезда, затмившая целые созвездия на небосводе римских веков. Он вздыхает о том, что не совершил ничего славного в том возрасте, когда уже умер Александр, он готов быть первым в деревне, чем вторым в Риме. Его жизнь — череда вырванных у судьбы триумфов. Он творит скандалы и чудеса. Он — плоть от плоти своей эпохи, дерзкий разрушитель и созидатель, чья гениальность делает его почти провидцем.
История Рима, непосредственно предшествующая восстанию Спартака, богата потрясениями настолько, что само восстание на этом фоне отнюдь не выглядит взрывом. Помимо внутриполитических потрясений, связанных с ожесточенной борьбой за землю, возглавляемой братьями Гракхами и продолженной Апулеем Сатурнином и Ливием Друзом, Рим вел бесконечные внешние войны. С 113 по 105 гг. тянулась война с Нумидией, поначалу неудачная и даже скандальная, настолько явно обнажила она продажность римских полководцев, получавших взятки от нумидийского царя Югурты. Куда более страшным испытанием сделалось для Рима вторжение тевтонов и кимвров. Они нанесли римлянам жестокое поражение при Норе (113 г.) и еще более страшное при Араузионе (105 г. до н. э.), где римляне потеряли убитыми 80 тыс. человек — больше, чем после Канн. Положение и в той, и в другой войне спас талантливый римский военачальник Гай Марий, разбивший Югурту в 105 г. до н. э., а в 102—101 годах — тевтонов и кимвров и устранивший, таким образом, опасность иноземного вторжения на территорию Италии.
Неспокойно было и в самой Италии. «Союзники» — италийские племена марсов, самнитов, эквов, привлекавшиеся для несения службы в римской армии, — не имели прав римского гражданства, что означало ущемление в политическом и экономическом положении. Сражаясь за Рим, то есть выполняя главную обязанность гражданина, они не имели права участвовать в управлении государством, получать земельные наделы, их можно было продавать в рабство. Начиная с середины II века, разными политическими деятелями поднимался вопрос о наделении союзников гражданскими правами, и всякий раз он повисал в воздухе: слишком неоднозначным для римлян было его решение, ведь они должны были предоставить право управлять собственным государством народам, некогда бывшим противниками Рима. В 91 году началась Союзническая война, одна из самых кровопролитных во всей римской истории. Италики издавна служили в римской армии и были прекрасно осведомлены о ее организации и принципах ведения военных действий. Военные действия шли с переменным успехом, ни одному из противников не удавалось достичь решительного перевеса. Война была закончена только в 88 году после того, как римляне приняли закон, по которому право римского гражданства давалось всем италийским общинам, в двухмесячный срок сложившим оружие. Так закончилась эта удивительная война, в которой победители вынуждены были удовлетворить требования побежденных, но не успела она закончиться, как Рим оказался перед лицом новой смуты. Историки античности не находили иных истоков гражданской войны, вспыхнувшей в Риме в начале 80-х годов, кроме личной неприязни двух римских полководцев: Гая Мария, семикратного консула, победителя Югурты, тевтонов и кимвров, и его квестора, легата, а затем соперника Луция Корнелия Суллы, после победы над Марием прибавившего к своему имени титулы Счастливый и Любимец Венеры.
Дважды в ходе этой братоубийственной войны Рим брали с боем римские же войска. Победа Суллы ознаменовалась кровавыми гонениями на сторонников Мария. Террор был введен в систему. Регулярно обнародовались списки граждан, подлежавших смерти — проскрипции. Процветало доносительство, Сулла требовал, чтоб в составлении проскрипций принимал участие Сенат. Сводили счеты с врагами, а поскольку имущество проскрибированных конфисковалось в казну, а затем распродавалось с аукционов, людей вносили в списки, польстившись на их богатство. Весь ужас того безжалостного времени — в истории Квинта Аврелия, которую Плутарх поместил в биографию Суллы: «Придя на форум, он стал читать список и, найдя там свое имя, промолвил: “Горе мне! За мною гонится мое альбанское поместье!” Он не ушел далеко, кто-то бросился следом и прирезал его». Террор обрушивался на целые племени и города. Особенно пострадали Самний (самниты оказывали деятельную поддержку Марию) и Этрурия. Многие города этих областей были опустошены, лишены части своих земель, которые Сулла раздавал своим ветеранам. В 79 году он неожиданно для всех отказался от власти, сделав свое отречение настоящим общественным вызовом (некоторое время после отречения он посещал форум как частное лицо, выражая готовность дать отчет в своих действиях любому, кто захочет), затем удалился в свое имение, где вскоре скончался.
Сразу после его смерти консул 78 года Марк Эмилий Лепид выступил с предложением вернуть народным трибунам права, значительно урезанные сулланским законодательством, амнистировать проскрибированных и вернуть им имущество. После того, как Сенат отклонил эти предложение, Лепид, посланный во главе армии усмирять восставший этрусский город Фезулы, у жителей которого земли были отобраны Суллой в пользу своих ветеранов, присоединил свою армию к восставшим, и снова римляне обратили оружие против римлян. Решительный бой произошел в 77 году на Марсовом поле, под стенами Рима. Лепид проиграл его и бежал в Этрурию, а затем на остров Сардинию, где умер. Но народные волнения далеко еще не подошли к концу, «бунташный век» только разворачивался.
Таков был Рим, куда привезли на продажу Спартака, и где он через некоторое время очутился в гладиаторской школе Лентула Батиата в городе Капуе.
Гладиаторы
В специальной литературе указывалось, что гладиаторские бои как часть погребального ритуала римляне переняли у этрусков. Это утверждение основывалось на свидетельстве раннехристианского писателя Тертуллиана «О зрелищах», который прямо заявляет, что практику игр римляне переняли от этрусков, которые, в свою очередь, получили их от лидийцев. При этом он связывает название страны «Lydia» с наименованием этрусских актеров «ludii» и сценических игр «ludi scaenici». Однако среди множества изображений, оставшихся от этрусков, нет ни одного, которое можно отождествить с гладиаторскими боями. С другой стороны, среди фресок, датированных IV веком до н. э., которыми был украшен некрополь кампанского города Пестума, есть и изображения схваток двух вооруженных людей, охраняемых стражниками. В Кампании были построены первые каменные амфитеатры, здесь же располагались самые известные гладиаторские школы. Ничего удивительного, что и апофеоза своей истории гладиаторы достигают именно в Кампании.
Изначально гладиаторские бои были частью погребального ритуала. На это указывает применявшийся к ним латинский термин munus («подношение», «обязанность»), что позволяло трактовать их как жертвоприношение с целью умилостивить души усопших. Однако чисто спортивные правила, которыми руководствовались устроители гладиаторских игр, начиная с первых дошедших до нас упоминаний, показывает, как мало осталось в этом обряде религиозного смысла. Фактически это был уже не религиозный, а светский ритуал, предназначенный не мертвым, а живым. Он призван был продемонстрировать состоятельность семьи, значимость усопшего, память которого устроитель чтит столь торжественной и дорогостоящей церемонией. Лишь в силу устоявшейся традиции формальным поводом для устроения гладиаторских игр оставалось погребение усопшего родственника.
