Надежда Ионина - 100 великих узников
«Антона Дмитриева не хотели выпускать после 37 лет заключения, и он просидел еще 11 лет. Этот срок поразил одного из важных посетителей, и по его ходатайству узнику предложили свободу. Но на что она нужна была ему теперь – после целой жизни одиночного заключения? На воле его давно уже забыли, да и сам он потерял с родными всякую связь. Идти ему было некуда, и он остался «доживать свой век в тюрьме, но уже не в роде арестанта». Умер, не раскаявшись…
Семен Кононов тоже отсидел в одиночном заключении монастыря 63 года, все это время оставаясь «непоколебимым в своих заблуждениях».
С 1812 года содержался в монастырской тюрьме (то есть сидел уже 43 года) за старообрядчество и хулу на святую церковь и Святые Дары Семен Шубин. Срок заключения ему назначен не был, и он так и состарился в заточении. От старости он никогда не выходил из своей кельи, большей частью лежал в постели, в баню его возили на лошади. Грамоту знает мало и книг не читает, кроме своей Библии, в церковь никогда не ходит по ненависти к ней… Понятия имеет от невежества своего глупого, рассудком здоров. Увещевания ему делаются при всяком случае, но он, состарившись в ереси, не принимает их и безнадежен в раскаянии. Нрава ропотливого и сварливого, поэтому по укоренению в ереси и за старостью должен оставаться в теперешнем его положении.
Афанасьев Егор (89 лет) уверяет всех, что «церковь не существует и таинства нет. Твердо стоит в своей ереси и увещеваний не принимает, поэтому должен остаться в заключении».
Перед читателем прошли истории всего лишь нескольких соловецких узников, в основном людей глубоко верующих, мысль которых работала так неутомимо, что даже собственные заблуждения были им дороже жизни и свободы… Но в монастырь ссылали и за буйство, и за «развратное поведение», и за уголовные и государственные преступления. Иногда сами родственники ходатайствовали о заключении надоевшего им своим поведением члена семьи.
В 1781 году секретарская вдова М. Теплицкая пожаловалась обер-прокурору Святейшего Синода на сына своего – подпоручика А. Теплицкого. За непристойное поведение он за год до этого содержался в смирительном доме, но и там вел себя непорядочно: никого не слушался, всем грубил, а с колодниками так вообще заводил драки. Отбыв срок наказания, он нисколько не угомонился, по-прежнему «обращался в предосудительных поступках», а придя домой к матери, сначала обругал ее непотребными словами, а потом избил.
Обер-прокурор обо всем доложил Екатерине II, и императрица повелела «оного Теплицкого послать в Соловецкий монастырь, чтобы содержать его там до того времени, чтобы он в дерзновении своем раскаялся и развращенную жизнь свою исправил». В монастыре А. Теплицкого заставили рубить дрова, копать огороды и возить для монастыря воду, но ничего не действовало на разгульного подпоручика. За год он здесь столько накуролесил, что настоятель монастыря просто не знал, что с ним делать, и просил убрать его от них поскорее. Из Петербурга отвечали, что А. Теплицкого следует назначить в самые тяжелые работы, какие найдутся в монастыре. Однако и это не помогло: буйный арестант умудрился изготовлять в монастыре фальшивые деньги, был пойман, судим и по наказании кнутом сослан в каторгу.
Непокорный Ноланец
Его называли Ноланцем, и сам Джордано Бруно (при крещении – Филиппо) так называл себя, потому что родился в городе Нола – в 1548 году. Когда мальчику исполнилось 10 лет, семья переехала в Неаполь, и его определили в частную школу, где он провел шесть лет. Потом родителям стало трудно платить за обучение сына, и в 1565 году он становится послушником доминиканского монастыря, который давал бесплатное образование, кров и стол всем способным юношам.
В монастыре сочинение Н. Коперника «О вращении небесных тел» Д. Бруно прочитал с таким же волнением, как и запрещенные произведения Демокрита и Лукреция, гневные инвективы Эразма Роттердамского и т. д. Он не считал нужным скрывать свои мысли и часто высказывался весьма рискованно. Все знали, что он читает запрещенные церковью книги, в спорах со схоластами он выставлял напоказ их невежество, поэтому неудивительно, что монастырская братия ополчилась против него. Доносы на Д. Бруно множились, и наступил момент, когда решено было начать расследование по обвинению его в ереси.
Джордано Бруно
Спасаясь от преследований, он бежал в Рим – в монастырь Санта Мария делла Минерва, где вначале его встретили благосклонно. Однако вскоре из Неаполя приехал доминиканский монах, один из недругов и рьяных обвинителей Д. Бруно. Снова начались допросы, но в один прекрасный день труп доминиканца нашли в Тибре. Рим того времени был наводнен разбойниками, однако подозрение пало на Д. Бруно, и ему вновь пришлось скрываться. Долгие годы он скитался по Северной Италии, затем – Женева, Тулуза, Париж… Он читал лекции, участвовал в диспутах, писал книги, и об учености Д. Бруно ходили легенды. Современников изумляла его феноменальная память, удерживавшая множество фактов, имен, событий, дат. Перед его эрудицией склонились цитадели официальной науки: Тулузский университет присудил Д. Бруно степень доктора, Сорбонна признала его своим экстраординарным профессором… Еще немного – и он начнет подниматься по церковной лестнице. Но многие высказывания Ноланца противоречили учению церкви, и потому отовсюду ему приходилось уезжать.
В Женеве, не ограничившись устной пропагандой своих взглядов, Д. Бруно написал памфлет, в котором критиковал положения, содержавшиеся в лекции А. Делафе, одного из столпов Реформации. Он решился на такой шаг в стране, где безраздельно господствовала кальвинистская церковь, по жестокости не уступавшая инквизиции. Как только шпионы донесли о готовящейся к выходу в свет брошюре, Д. Бруно и его издатель оказались за решеткой. Ноланца приговорили к позорному обряду отлучения: в течение двух недель его выводили из тюрьмы босого, в сорочке и с ошейником – и через весь город в сопровождении конвоя вели в собор. Во время обедни зачитывался акт о его отлучении, на ученого обрушивалась лавина оскорблений и каждый мог плюнуть ему в лицо. Когда срок наказания закончился, Д. Бруно снова привели в суд и строго предупредили: если он откажется принять кальвинизм, его ждет более суровый приговор. И ученый покинул негостеприимную Женеву…
Самыми счастливыми и плодотворными для Д. Бруно были два года, проведенные им в Лондоне. Именно в Англии увидели свет его работы «О причине, начале и едином», «Пир на пепле», «Изгнание торжествующего зверя», «О героическом энтузиазме» и, наконец, главная из них – «О бесконечности, Вселенной и мирах». В 1583 году в Оксфорде состоялся публичный диспут, в котором Д. Бруно наряду с системой Н. Коперника излагал и развивал идеи античных философов досократовской поры – Парменида, Анаксагора, Пифагора, Эмпедокла. В их трудах Ноланца привлекали идеи всеобщей одушевленности природы, атомистического строения материи и диалектической борьбы противоположностей. Вызывали у него интерес и оккультная философия, например, труды Генриха Корнелия Агриппы Неттесгеймского, а также нехристианские религиозные взгляды и ереси.
Опираясь на учение Н. Коперника, он утверждал, что во Вселенной существует множество миров, а сама она бесконечна. Наша Солнечная система не является единственной, а Земля не заключается в «хрустальные формы, как считали раньше, она – одна из бесчисленных звезд[18] и находится среди других небесных тел, которые тоже могут быть населены разумными существами. Мир бесконечен, следовательно, Солнце не может быть его центром». У бесконечной и необозримой Вселенной, утверждает Д. Бруно, вообще нет материального центра: «Если у нее и есть центр, то только духовный. Этот центр и есть Божество – сознание, дух Вселенной».
В 1591 году Д. Бруно приехал в Венецию по настойчивому приглашению Д. Мочениго – представителя знатного и заслуженного рода. Его отец, дядья и братья были люди известные, занимали высокие государственные и церковные посты, сам же Д. Мочениго был настолько бездарен, что не мог исполнить даже мелких поручений. Однако он был безгранично честолюбив, и это побудило его пригласить известного ученого, чтобы тот обучил его различным наукам. Д. Мочениго полагал, что достаточно хорошо заплатить, и он овладеет знаниями, не прилагая со своей стороны никаких усилий. Д. Бруно искренне принялся за обучение, основательно излагал сущность своих воззрений, ученик тщательно записывал все услышанное. Но так продолжалось недолго: Д. Бруно убедился в абсолютной бездарности ученика, ученик разочаровался в учителе… К тому же Д. Бруно заметил, что Д. Мочениго больше всего интересует магия, и напрасно он уверял, что не умеет превращать камни в золото. Тот не верил этому и считал, что учитель просто не хочет раскрывать свои секреты.
