Александр Гера - Набат-2
Оставались четыре галеты. Кронид с легким сердцем разделил нехитрый рацион надвое. Собака одним махом съела свою половину и вожделенно уставилась на оставшиеся две галеты.
— Вот ведь как, — засмеялся Кронид. — Это не по-мирски, надо бы и мне подкормить свою плоть, иначе кто же о пропитании будет заботиться? Уважай хозяина.
Собака от этих слов пристыжеино отвернулась. Дышала часто, высунув язык, лишь бы не поддаться соблазну.
— Держи, — кинул ей галету Кронид со вздохом. — И пора в путь. Засиделись, солнце высоко. Пошли, друг. — И собака ответила радостным лаем, припадая лапами к земле.
Животина в одиночестве, видно, настрадалась не меньше Кронида и была счастлива встрече с ним. Где ж обретаться ей, если не рядом с человеком? Называется другом, считается сторожем, спит на улице, питается объедками, а вот, поди ж ты, счастлива иметь хозяина. По-людски, за подобную дискредитацию морды бьют, так человек две свободные конечности для кнута и палки употребил, а у собаки все четыре лапы заняты служебными обязанностями, ответить нечем, она смирилась с перекосами в понятиях. Она преданно служит за объедки.
Собака была непонятной масти, крупная, но не злая, что-то от меланхоличного сенбернара и безотказной дворовой сучки. Морда умная и главное — безмерно счастлива от обретения хозяина.
Еще со склона Кронид приметил людское жилище. Вблизи оно оказалось наспех сколоченной хижиной, куда пошли самые неописуемые в стыковке строительные материалы от железнодорожных шпал, пропитанных креозотом, до древесных плит. Навесы вокруг из проржавевшей жести составляли двор, а под ними поленья, доски, сучковатый хворост.
— Посиди здесь, — велел собаке Кронид и ступил во двор. Собака послушно села, сразу вывалив язык.
— Стой! — услышал Кронид откуда-то из-под навеса. — Ни шагу! Стрелять буду!
— Зачем? — спросил Кронид, поворачивая голову на голос. — Я без оружия…
— Ничего, я с оружием!
Голос принадлежал женщине, небольшого роста и крепкой, в рыбацких бахилах, в огромном, до колен, водолазном свитере. В правой руке она сжимала «Калашников».
Кронид попятился на шаг из двора. Собака посмотрела на него участливо, видать, довелось сюда наведываться и быть изгнанной.
Женщина подошла с нацеленным прямо в живот Кронида автоматом. Недоверчивые глаза смотрели пристально. На вид ей было около сорока, а то и все пятьдесят — так уродуют женщину мужская одежда и работа.
— Выкладывай, что надо? Откуда двигаешь?
Голос был уверенный и властный. Кронид мало встречал женщин и не мог определить, какому типу людей принадлежит подобный голос, но видел он, что женщина говорит без робости, привыкла к нелегкой године и одиночеству, а уж дрова и навесы укладывала явно сама, без мужской помощи.
— Кронид я, путник. Вот, собака за мной увязалась, — смиренно ответил он, держа руки над головой.
— Вижу, что путник. А в рюкзаке что?
— Книги.
— Книги?
Она расхохоталась.
— Ты придурок, не иначе. Сейчас с динамитом шастают!
— Нет, я нормальный, — возразил Кронид. — Так вышло. А еду я в дороге нахожу.
— Вона… — уяснила она, разглядывая Кронида внимательнее, как вещь на продаже.
— Рыбу промышлять можешь?
— Конечно. Даже без снастей могу.
— А зверя?
— Нет. Нельзя это.
— Вона… — опять что-то про себя отметила тетенька. — Почему нельзя? Моралист, что ли? В такое время все можно.
— Никогда нельзя. Особенно теперь, — стоял на своем Кронид, не решаясь заглянуть ей в глаза, а она, наоборот, буквально выковыривала его взгляд. Автомат уже не целился в живот Крониду, а висел палкой, к неудовольствию пса, который следил за кончиком ствола. Видимо, опыт был: в России последнее время собачье дружеское мясо считалось деликатесом.
— Кушать хочешь? — спросила женщина.
— Хочу, тетенька.
— Я тебе не тетенька. Руки опусти. Я Клавдия Васильевна Махова, бывший депутат Государственной Думы. Понял?
— Да, — ответил Кронид, опустив руки. — А как же вы очутились в такой глуши? — не поверил своим ушам Кронид.
— А ты как со своими книжками? Можно подумать, здесь глушь, а вокруг «мерседесы». Да, была дспутатшсй. И умной была, и красивой… А года два как приемничек кручу, и ни одной станции, ни одного сигнала нет. Да и батарейки сели, некого кричать, — махнула она рукой. — Постой тута, — без многих слов распорядилась она и вошла в хижину.
— Вот какие дела, Друг, — посмотрел на собаку Кронид, а она подняла морду к нему и будто бы улыбнулась: ничего, хозяин, пока не прогнали и как будто поесть дадут. Глядишь, и мне корочка перепадет. Жизнь налаживается, хозяин…
Клавдия Васильевна появилась стремительно, как и вошла в хижину. Вышла без автомата. Руки были заняты сухарями и глиняным жбаном. Шла к нему размашисто.
— На-ка вот, подкрепись перед работой. Квас, сухари, чем богаты, тем и рады.
— Сухарики! — навернулись слезы на глаза Кронида, так близко оказался дед Пармен, любивший баловаться ржаными сухарями. Давно он не видел хлеба.
Видя такую искренность и почти детскую умильность гостя, она разрешила снисходительно:
— Ладно уж, заходи в дом. А ты охраняй, — собаке. — Дармоедов нет. Сейчас и тебе что-нибудь найдем.
Собака послушно уселась, переминая передними лапами. Видать, сообразила: мужчина и женщина — это стабильное питание.
— А ты где ее откопал? — спросила Клавдия Васильевна.
— Возле вас. На склоне познакомились.
— То-то я гляжу, интерьер знакомый! С год назад приблудилась, я ее кормлю, а тут вдруг обиделась — харчи вынесла несвежие — и ушла. Здорово, Найда.
— Это Друг, — учтиво поправил Кронид.
— Только дырочка вокруг, — возразила она. — Разве не видишь, сучка это. Пошли, Найда. Где место? Правильно, тут твое место, — взглядом проводила она собаку, которая покорно устремилась под навес, обнюхала угол и легла.
Внутри хижины было вполне опрятно, чувствовалась женская рука, и только несовместимость вещей сбивала с толку. Книги на стеллажах и полках, прялка в углу, бахилы у порога и модельные туфельки на видном месте, на приступке печи, два хрустальных фужера среди глиняной посуды. Будто с пожарища натаскано все подряд, нужное и ненужное.
Не мешкая Кронид вгрызся в сухарь, запивая его квасом из крынки. Пока она выносила миску похлебки собаке, Кронид управился с квасом и сухарями. Голодный взгляд потеплел, потеплел взгляд женщины, гость оказался совсем ручным.
— На-ка вот, — выставила она на стол банку сгущенки.
— Мо-ло-ко! — озарился Кронид.
— Тут раньше запретная зона была, — походя рассказывала Клавдия Васильевна, — склады остались. И понимаешь, — разохотилась она благодарному слушателю, — набралась я смелости и пошла взглянуть, что там запретного под черепом и костями. В самом деле, столько наворочено всякой химии, ужас берет. Километра три в квадрате одни подземные склады! А поодаль провиант всякий, воинские вещички. И никто, кроме меня, до этого богатства не добрался! — довольно воскликнула она. — Увидят черепушку, травку изумрудную увидят — и назад. А я, недоучившийся, но химик, пошла, перекрестившись, глянула, вот склады с довольствием и выглядела. Одежда есть, питание есть, только мужиков там не хранят, — расхохоталась она, вполне довольная собой, и перевела стрелки на другой разговор: — Не бойся, миленький, сегодня в тепле и ласке спать будешь. Заканчивай обедать и выходи во двор, — распорядилась Клавдия Васильевна, вставая из-за стола.
Кронид оглядел жилище. За раздвинутой цветастой занавеской, перегораживающей хижину на две половины, стоял топчан. Другого места для ночлега не было. Привыкший не стеснять людей, Кронид засуетился:
— Я засветло подыщу чего, у меня спальник есть.
— Зачем?
— Ночевку приютовлю.
— Напрочь ты дикий, — уверенно констатировала Клавдия Васильевна. — Зачем спальник? Ко мне под бочок, и вся недолга.
Поднялась, не обсказывая тему дальше, и уже со двора раздался се непререкаемый голос:
— Найда, ко мне! Что разлеглась, как хозяйка?
Кронид встал из-за стола, так и не разобравшись, почему ударила в лицо тягучая волна стыда от последних слов хозяйки. Всплыли жадные глаза Вики, ее обнаженное тело, похотливые руки, смешная фигурка недоразвитого мальчишки с пупырышками грудей. Там были притязания, здесь — распоряжение властной хозяйки, заставляющее подчиняться.
Он вышел из хижины, зажмурился от солнца и сразу открыл глаза под окриком:
— Хватит нежиться, красавчик! Пора харчи отрабатывать. Пошли, дощаник покажу.
Найда переминалась передними лапами и за Кронидом не пошла. Прости, хозяин, говорила ее пристыженная морда, тут кормят, тут службу надо править.
Из-под стрехи навеса хозяйка вытащила удилища и вручила Крониду.
