Марк Медовник - Из чего это сделано? Удивительные материалы, из которых построена современная цивилизация
Египтяне обертывали ногу льняным полотном, так же они поступали с покойниками, когда превращали их в мумии. Греки применяли хлопковую ткань, кору деревьев, воск и мед. Моя повязка была из гипса – турецкого изобретения XIX века. Медицинская гипсовая повязка – это своего рода гончарное изделие из обезвоженного минерального гипса, который в смеси с водой затвердевает не хуже цемента. Впрочем, гипс слишком хрупкий материал, чтобы использовать его в виде массы: такой через несколько дней просто растрескается и рассыплется на кусочки. Но если нанести его на марлевые бинты, он станет гораздо прочнее, волокна ткани скрепят его и не дадут трещинам расползтись. В таком виде гипс может неделями укрывать сломанную ногу плотным коконом. Главное преимущество такого метода перед египетским и греческим состоит в том, что мне, например, не пришлось безвылазно провести в постели три месяца, пока заживала нога. Гипсовая повязка достаточно жесткая и прочная, чтобы выдержать вес тела, не страшны ей и случайные удары во время ходьбы на костылях, так что кость срастается идеально. До изобретения гипса переломы конечностей часто приводили к пожизненной хромоте.
До сих пор помню, как мне положили влажный гипс на забинтованную ногу. Это было странное ощущение одновременно тепла (из-за реакции гипса с водой) и покалывания (как только бинты на коже начали затвердевать). Нога вдруг зачесалась, и стоило немалых усилий ее не трогать. Еще несколько месяцев зуд возникал снова и снова, обычно среди ночи, и я ничего не мог с этим поделать – почесать зудящее место под гипсовой повязкой было просто невозможно. Такова была цена, которую пришлось заплатить, по словам моей мамы, за перерождение в духе «Человека на шесть миллионов долларов». Я жалобно возразил, что никто меня не перерождал, – сам-то я просто мечтал об этом, но тело само себя вылечило, врачи ему только помогли. Я не стану быстрее, сильнее или лучше. Так навсегда и останусь неуклюжим слабаком. Тут мама велела мне закрыть рот, и правильно сделала.
С тех пор в моей жизни было немало серьезных травм и походов в больницу. Не то чтобы на мне живого места не осталось, но близко к тому. Я ломал ребра и пальцы, однажды разбил голову, прошел сквозь стеклянную дверь, повредил слизистую оболочку желудка, получил удар ножом в спину. И всякий раз мое тело само залечивало раны, хотя и под врачебным присмотром. Лишь дважды медикам понадобилось «подновлять» меня. Впервые это случилось уже довольно давно, однако проблема не исчезла и время от времени о себе напоминает.
Все началось с тупой боли во рту, которая через два дня превратилась в острую боль в одном конкретном зубе. От горячего она становилась нестерпимой, а в один прекрасный день, откусывая от сэндвича, я услышал жуткий хруст, от которого мурашки забегали по коже. Хуже всего было то, что страшный звук исходил у меня изо рта и сопровождался сильной болью, пронзившей, казалось, мой мозг. Я тут же потрогал языком ранку и, к своему ужасу, обнаружил острые обломки на месте когда-то крепкого гладкого зуба. Похоже, он сломался… Так и было. После этого я уже не мог ни есть, ни пить, поскольку обнажился нерв, сверхчувствительный к любым прикосновениям, – всякий раз меня пронзала непереносимая боль. Рот стал запретной зоной, я думал только о боли и о том, как от нее избавиться.
Древние египтяне и древние греки не умели лечить зубы. Наши предки жили с дырявыми зубами, мучаясь изо дня в день. Когда боль донимала слишком сильно, зуб просто выдергивали. Это делал щипцами местный кузнец или, если повезет, обученный врач. Позднее стали применять обезболивающие средства, такие как настойка опия.
В 1840 году изобрели новый сплав под названием «амальгама» (в него, как правило, входят серебро, олово и ртуть) – новое слово в медицине. Из-за наличия ртути в исходном виде амальгама при комнатной температуре представляет собой жидкий металл. Но когда ее смешивают с серебром и оловом, образуется твердый, износостойкий, прочный кристалл. Этот волшебный материал, пока он жидкий, можно влить в полость зуба и оставить там до полного затвердевания. Амальгама слегка расширяется, запечатывая дыру, и пломба накрепко связывается с тканями зуба. По твердости и долговечности пломбы из амальгамы намного превосходили старые – из олова и свинца, которые к тому же плавили при высокой температуре, чтобы влить в полость зуба, причиняя пациентам невыносимые страдания.
Через сто пятьдесят лет после того, как этот сплав впервые использовали для недорогого лечения зубов, мне поставили мою первую пломбу из амальгамы. Она держится до сих пор, и я могу провести языком по ее ровной гладкой поверхности. Пломба превратила меня из физически и умственно истощенного бедолаги в прежнего веселого здорового мальчишку, который порой, возможно, действовал на нервы окружающим. С того времени я поставил еще восемь пломб – первые четыре из амальгамы, остальные из композитной пластмассы. Эти композитные пломбы состоят из прочного прозрачного пластика и кварцевого порошка, который придает им жесткость и износостойкость, причем они гораздо лучше амальгамы подходят к цвету зубов. Эти пломбы тоже вливают в полость зуба. Как только материал заполняет отверстие, в рот вставляют маленькую ультрафиолетовую лампу, свет запускает химическую реакцию в пластике, и тот затвердевает почти мгновенно. Еще один современный метод – удаление и полная замена поврежденного зуба фарфоровой (или циркониевой) копией. Она прочнее композитной пломбы, и у нее более натуральный цвет. Без этих средств стоматологии у меня сейчас осталось бы совсем мало собственных зубов.
Еще один биоматериал, который и по сей день со мной, вживили в 1999 году, когда я работал в Нью-Мексико. Виной тому стала игра в футбол. Мяч был у моих ног, я сделал резкий поворот – и почувствовал острую боль в колене. При этом раздался отчетливый хлопок. Сама мысль о том, что, просто дернув коленом, я без видимых причин мог что-то разорвать внутри, кажется странной. Но именно так и произошло. Я порвал одну из связок, фиксирующих правый коленный сустав, а именно переднюю крестообразную связку.
Связки – это эластичные бинты в нашем теле. Вместе с мышцами, а также сухожилиями, которые соединяют мышцы со скелетом, они скрепляют суставы и придают упругость нашим движениям. Задача связок – сочленять кости. Они вязкоэластичны, то есть могут резко растянуться до предела и, если не ослабить усилие, так и останутся вытянутыми. Отчасти поэтому спортсмены делают упражнения на растяжку, когда хотят увеличить гибкость суставов, – они удлиняют связки. Но, несмотря на всю их важность для суставов, у связок слабое кровоснабжение, поэтому порванные связки практически невозможно восстановить. И мне пришлось заменить их, чтобы сустав снова заработал.
Хирургически это можно сделать по-разному. Врач сделал мне переднюю крестообразную связку из фрагмента моего собственного подколенного сухожилия и прикрутил ее к колену винтами, так что, если я опять вздумаю поиграть в футбол или покататься на лыжах, новая связка не выпадет из сустава.
Наши органы весьма разборчивы в отношении инородных тел и бо́льшую их часть отторгают. Титан – один из немногих металлов, которые не отторгаются нашим организмом. Более того, титан способен к остеоинтеграции, то есть образует прочные связи со скелетом. Это очень удобно, если вам нужно прикрепить часть подколенного сухожилия к кости – будьте уверены, соединение не ослабнет и не растянется со временем. Титановые винты служат мне верой и правдой уже больше десяти лет и благодаря замечательному сочетанию прочности и химической инертности (а ведь найдется не так уж много металлов, которые никогда не вступают в реакцию с организмом, даже нержавеющая сталь чувствительна к суровому внутреннему климату) они и сейчас должны быть как новые. Надежное покрытие из оксида титана предохраняет винты от порчи, и я определенно рассчитываю, что их запаса прочности хватит мне до конца жизни. Титан также способен выдерживать высокие температуры, так что, когда я умру и буду кремирован, опознать меня можно будет по титановым винтам. Надеюсь, когда они снова увидят божий свет, мои родственники отнесутся к ним с должным почтением, потому что без них я не мог бы делать многое из того, что люблю: бегать, играть с семьей в футбол, ходить в горы. Благодаря титановым винтам и моему хирургу я вновь обрел спортивную форму, за что я перед ними в неоплатном долгу.
Разумеется, я пока что не умер и хотел бы сохранять физическую силу и здоровье еще лет пятьдесят. Для этого мне, без сомнений, придется выдержать дальнейшую «переделку». Обзор современных технологий вселяет надежду. Нам пока еще далеко до «Человека на шесть миллионов долларов», но за последние сорок лет мы сделали ощутимый рывок.
Мои мама и дедушка на прогулке, 1982 год
