Антон Горский - Москва и Орда
В 1437 г. в Орде произошел переворот: Улуг-Мухаммед был лишен власти Кичи-Мухаммедом. Одновременно в западной части Орды (к западу от Днепра) хозяином стал хан Сеид-Ахмет. Улуг-Мухаммед, вынужденный бежать вместе со своими оставшимися сторонниками, двинулся в верхнеокские земли (видимо, по опыту своих изгнаний первой половины 20-х гг.) и обосновался в Белеве — центре одного из верховских княжеств (возможно, по соглашению с местными князьями). Василий Васильевич послал туда крупное войско во главе с Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным: "Пришедше же им к Белеву, и царь оубоявся, вид-Ьв многое множество полков роуских, начат даватися во всю волю князем руским; они же не послуша царевых речеи". В бою у стен Белева татары потерпели поражение и вновь укрылись в городе. Наутро хан прислал своих послов, сказавших: "Царево слово к вам, даю вам сына своего Мамутека, а князи своих детеи дают в закладе на том, даст ми Богъ, буду на царстве, и доколе буду жив, дотоле ми земли Руские стеречи, а по выходы ми не посылати, ни по иное ни по что". Но ведшие переговоры воеводы Василий Собакин и Андрей Голтяев "того не восхотеша".
Очевидно, что хан намеревался, как и в 20-е гг., бороться за возвращение себе престола. На сей раз он думал закрепиться в верховьях
Оки и союзником своим сделать великого князя московского, обязанного ему ярлыком. Князья-Юрьевичи, однако, не пошли на соглашение. По-видимому, в Москве с самого начала были настроены не признавать "царя-изгоя", проявить лояльность к новому правителю Орды (не исключено, что уже имел место какой-то контакт с ним), поэтому и направили на Улуг-Мухаммеда войско с целью вытеснить его в степь; возможно также, что особенная несговорчивость Юрьевичей была связана с тем, что они помнили, как Улуг-Мухаммед отказал их отцу в ярлыке на великое княжение.
Вторая битва с Улуг-Мухаммедом закончилась разгромом московского войска (5 декабря 1437 г.)140. Тем не менее надо отметить, что в событиях под Беленым впервые московские войска осмелились вести наступательные действия против "царя". Однако это был не хан, реально правящий в Орде в данное время, а изгнанник.
В июле 1439 г. Улуг-Мухаммед внезапно подошел к Москве. Не успевший собрать войска Василий П отъехал за Волгу. Хан простоял у Москвы 10 дней и отступил, не причинив вреда городу, но разорил окрестности и сжег Коломну141.
Война с Улуг-Мухаммедом нашла отражение в договоре московских князей (Василия Васильевича, Дмитрия Шемяки и Дмитрия Красного) с великим князем тверским Борисом Александровичем (конец 30-х гг.). Пункт о войне с "царем", повторяющий одно из положений московско-тверского договора 1399 г. (и восходящий, как показано в гл. 6, к более раннему договору 1384 г.), был "модернизирован" — единственное число заменено на множественное: "А что ея есте воевали со царемъ, а положить на вас (московских князей. — А.Г.) царь вину в том, и МНЕ вам, брате, не дати ничего в то, и моей братьи моло-дшеи, и моимъ братаничем, ни нашим детем, ни внучатом, а ведатися в том вамъ самим"142. Имелась в виду, разумеется, ситуация, когда Улуг-Мухаммед вернул бы себе престол (как и в отношении Тохтамыша в договоре 1399 г.).
В 1433 г. "Пришедшю царевичу Моустафе на Рязань со множеством татаръ ратаю, и повоева власти Резанскии, много зла учини. Слышав же то князь великий Василеи Васильевич, посла против ему князя Василья Оболеньского и Ондрея Голтяева, да двор свои с ними. А Мустафа былъ въ городов, резаньцы же выслаша его из города, он же вышедъ из града и ста ту же подъ городомъ. А воеводы князя великого приидоша на него, и бысть имъ бои крепокъ; и поможе Богъ хри-стияномъ; царевича Мустофу самого оубиша и князей с ним многих, и татаръ, а князя Махмута мурзу яли, да Азберъдея, Мишерованова сына, и иных татаръ многих поймали, а в великого князя полку оубили татарове Илью Ивановича Лыкова"143. Имена татарских предводителей, напавших на Рязань, нигде более не упоминаются. Вряд ли они принадлежали к орде Улуг-Мухаммеда (так как имена его главных сподвижников другие). Возможно, Мустафа был "царевичем", не подчинявшимся никому из "царей"; менее вероятно, что он был связан с Кичи-Мухаммедом или Сеид-Ахметом, так как с этими ханами в начале 40-х гг. поддерживались мирные отношения (см. об этом ниже).
Тем временем Улуг-Мухаммед продолжал проявлять антимосков-скую активность. В 1442 г. он, вероятно, выдал ярлык на Нижегородское княжение Даниилу Борисовичу. В конце 1443 г. "царь Махметь стоялъ на Беспуте (правый приток Оки, между Серпуховым и Каширой. — А.Г.) и князь великы ходилъ на него со всею братьею, да воро-тися, а онъ поиде прочь"144. Это был определенно не Кичи-Мухаммед145, а Улуг-Мухаммед, так как именно последнего на Руси называли "Махметом", в то время как первый именовался "Кичи-Ахметом" или "Кичи-Махметом"146.
Зимой 1444–1445 гг. Улуг-Мухаммед сам обосновался в Нижнем Новгороде и двинулся оттуда к Мурому. Василий Васильевич пошел на него через Владимир. Под Муромом и Гороховцом великокняжеские полки разбили татарские отряды, но Муром хан занял. Летом он послал на Василия войско во главе со своим сыном Махмутеком (Мамутяком). 7 июля 1445 г. под Суздалем московская рать (к которой не присоединились полки Дмитрия Шемяки) была разбита, великий князь попал в плен. После этого Улуг-Мухаммед отправил посла Бигича к Шемяке (очевидно, предполагая передать ему великое княжение), но затем предпочел отпустить Василия, обязав его огромным выкупом. Во время возвращения лн^ди великого князя перехватили и убили шедшего обратно к хану Бигича.
Обещание Василием большого выкупа и возвращение его в сопровождении крупного татарского отряда стали основанием для обвинений, которые выдвинул против великого князя Дмитрий Шемяка: "царь на том отпустилъ великого князя, а онъ ко царю целовалъ, что царю седети на Москве и на въсех градех руских и на наших отчинах, а самъ хочет свети на Тьфири". Хотя нет оснований видеть в этих обвинениях, явно фантастических, нечто большее, чем способ борьбы за власть, они отталкивались от реальных фактов — попыток Улуг-Мухаммеда обосноваться в окраинных русских городах (Белеве, Нижнем Новгороде).
В феврале 1446 г. Василий Васильевич был ослеплен, и Дмитрий Шемяка стал великим князем. Он ликвидировал Нижегородское княжение, которое после победы под Суздалем Улуг-Мухаммед отдал князьям Василию и Федору Юрьевичам Шуйским. Но после того, как Шемяка вновь был вынужден (на рубеже 1446–1447 гг.) уступить Василию великокняжеский стол и вернуться в свой удельный Г алич, он попытался заполучить орду Улуг-Мухаммеда в союзники. Последнего уже не было в живых: после того, как он отпустил Василия от Кур-мыша в Москву, хан пришел на Среднюю Волгу и обосновался в Казани, положив тем самым начало Казанскому ханству, но вскоре был убит собственным сыном Махмутеком. Два других сына Улуг-Мухам-меда, Касым и Ягуп, после этого бежали и, поскитавшись, пришли на службу к Василию Васильевичу (в то время, когда он еще только боролся за возвращение себе великого княжения). В 1447 г. Шемяка пошел с Махмутеком на переговоры о союзе против Василия, и в конце этого года казанский хан повоевал окрестности Владимира и Мурома147.
Что касается "основной части" Орды, то с ней Москва в конце 30-х-середине 40-х гг. поддерживала мирные отношения. При этом и Василий Васильевич, и Дмитрий Шемяка признавали поначалу "царями" сразу двух правителей — Кичи-Мухаммеда и Сеид-Ахмета. В договоре Василия с Шемякой 1441–1442 гг. в пункте о раскладке ордынского выхода упоминается о посылке киличеев "ко царемъ к Кичи-Махметю и к Сиди-Ахметю"148 Помимо исторического опыта двоевластий в Орде (период замятии 60-70-х годов XIV в.), такое признание "царями" обоих правителей было, очевидно, связано с тем, что, хотя Кичи-Мухаммед и контролировал "центральную" ордынскую территорию (между Волгой и Днепром) и поэтому считался в Москве несколько "главнее" Сеид-Ахмета (в договоре Василия с Шемякой он упоминается первым), большинство ранее знакомых Москве представителей ордынской знати оказалось на службе у Сеид-Ахмета. Об этом говорится в грамоте духовенства Дмитрию Шемяке от 29 декабря 1447 г.: "Не на том ли юрту отець твой, князь Юрьи Дмитриевич, был у царя в Орде с великим князем вместе и на пошлине стояли (речь идет о визите Василия и Юрия к Улуг-Мухаммеду в 1431–1432 гг. — А.Г.)1 Не 'те жо паки царевичи и великие князи у сего царя Седи-Ахмата, который тогды у того царя были да то же дело делали?"
Это же послание свидетельствует о перемене в отношении Шемяки к Сеид-Ахмету. Авторы упрекают Шемяку в том, что "от царя Седи-Яхмата пришли к брату твоему старейшему великому князю его послы, и он к тебе посылал просити, что ся тобе имает дати с своей отчины в те в татарские просторы, и ты не дал ничего, а не зоучи Седи-Яхмата царем". Упоминание о "царевичах и великих князьях", находящихся у Сеид-Ахмета, как раз было призвано продемонстрировать неправоту Шемяки в этом вопросе. Но, по-видимому, вскоре и правительство Василия Васильевича перестало признавать Сеид-Ахмета сюзереном. С 1449 г. начинаются систематические набеги татар его Орды на московские владения. Из всего предыдущего изложения видно, что походы на Русь, санкционированные правителями Орды, всегда имели под собой конкретные причины (прямо-названные в источниках или реконструируемые с высокой степенью вероятности), связанные с теми или иными нарушениями русскими князьями вассальных обязательств. Расхожее представление (свойственное и многим серьезным исследовательским работам), что ордынские ханы только и думали о том, как бы сходить походом на Русь, поразорять и пограбить, далеко от действительности. Чисто грабительские набеги исходили от татарских группировок, не подчинявшихся центральной власти, и, следовательно, не имевших даннических отношений с русскими князьями. Для правителя же, которого признают сюзереном и которому платят выход, посылка войск на выполняющего свои обязательства вассала — нонсенс, это означало бы губить собственную дань; такие правители организовывали походы только тогда, когда требовалось привести вассала в покорность, или, если для этого не хватало сил, хотя бы наказать за своеволие разорением его владений. Поэтому можно с уверенностью полагать, что к 1449 г. Сеид-Ахмета перестал признавать сюзереном не только Дмитрий Шемяка, но и Василий П. Очевидно, отказ Шемяки в конце 1447 г. прислать дань в Москву для этого хана (связанный, разумеется, с нежеланием подчиняться требованию своего врага — великого князя) подтолкнул к отказу от выплаты дани в его пользу и с великокняжеских владений. К 1449 г. Сеид-Ахмету стало ясно, что выход поступать не будет (а может быть, об этом и прямо было сказано его послам), и он открыл военные действия.
