Фарли Моуэт - От Ариев до Викингов, или Кто открыл Америку
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
СВИРЕПСТВА НОРМАННОВ
ПИСЬМЕННЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ ПОЧТИ НИЧЕГО НЕ СООБЩАЮТ о том, что же происходило в VII–VIII вв. на островах обоих Северных архипелагов. Это весьма странно, поскольку именно в этот период происходили события первостепенной важности.
Еще в VI в. эти острова был заселены исключительно туземными жителями, жившими здесь на протяжении нескольких тысячелетий. А каких-нибудь сто лет спустя они были вытеснены отсюда норвежцами.
Некоторые ученые утверждают, что иммигранты из Норвегии якобы устремились в вакуум, возникший после того, как аборигены этих мест по собственной воле покинули свои исконные земли и перебрались в соседнюю Британию. По утверждению норвежского историка А.В. Бреггера, норвежские «переселенцы» прибыли в безлюдную глушь, которая буквально взывала о помощи, призывая стойких нордических мужей, искусных в деле строительства и управления. Острова, сообщает нам Бреггер, представляли собой «настоящий музей-заповедник заброшенных брочей, крестьянских жилищ и прочих пожитков»[36].
Что ж, возможно, однако я склонен полагать, что замена основного населения островов Северных архипелагов происходила совсем иначе.
В самом начале VII в. обитатели фьордов Норвегии уже достаточно освоили мореходное искусство, чтобы совершать дальние плавания в открытом море. Ближайшими заморскими землями от Норвегии были острова Шетландского архипелага, и поэтому их участь была предрешена заранее.
На мой взгляд, события разворачивались следующим образом.
Как мы уже знаем, первый кнорр прибыл к этим берегам в качестве мирного торгового судна с грузом древесины, железа, меда, муки и хмельных напитков с рынков Балтики и Дании. Его экипаж нашел радушный прием, обычно ожидавший купеческие суда. Гости, в свою очередь, тоже держались как нельзя любезнее, ибо их было мало, и к тому же они находились в чужих краях. И островитяне сочли, что недобрая слава о жителях фьордов, которую они приобрели жестокими расправами над кораблями альбанов у своего побережья, была сильно преувеличенной.
Но, вероятно, так могло показаться лишь в первый раз. Когда число кнорров, то и дело появлявшихся в водах Шетландских островов, резко увеличилось, поведение их экипажей резко изменилось к худшему. Хотя норманны, когда ситуация вынуждала их к этому, продолжали, как обычно, вести торговлю, некоторые «гости» из фьордов уже в открытую приступили к грабежам. Это приводило к свирепым и кровавым стычкам. А вскоре ситуация изменилась настолько, что при появлении кнорра местные жители сразу же брались за оружие.
Некоторые норвежцы по-прежнему зарабатывали себе на жизнь честной торговлей, но таких в западных водах становилось все меньше и меньше. Большинство же викингов считало более прибыльным и достойным занятием сочетать вновь приобретенные мореходные навыки со своей исконной страстью к битвам и разбою. В конце концов, они ведь были поклонниками Тора[37].
Хотя легкие, сделанные из тонких досок ладьи жителей Шетландских островов превосходили в быстроте и маневренности более массивные и прочные кнорры викингов, они не могли противостоять им в прямом бою. Вследствие этого кнорры заняли доминирующее положение в водах окрестных морей. Однако постоянно находиться в море они не могли. Их команды были вынуждены время от времени высаживаться на берег, чтобы пополнить запасы провизии, воды и топлива, произвести мелкий ремонт и просто переждать на суше непогоду и шторма, которые на Северных архипелагах были достаточно частым явлением. И если норвежские рейнджеры оказывались настолько недалекими, что отваживались совершить высадку на обитаемых участках побережья Шетландских островов, более чем вероятно, что их ожидал там самый яростный отпор. Поэтому они предпочитали устраивать свои разбойничьи гнезда и пиратские базы на отдаленных и пустынных скалах и крошечных островках подальше от берега.
Но когда численность викингов у берегов Британии резко возросла, они начали совершать нападения даже на такие густонаселенные острова, как Аут Скерриз и Фула, а также Папа Стур и Уэлсей. Опираясь на базы на этих островах, они получили возможность держать под контролем весь архипелаг.
К середине VII в. походы к берегам Шетланда регулярно совершали целые флотилии кнорров, и вскоре начался третий этап экспансионистской триады норвежцев: торговля — разбой — вторжение.
Для захвата земель на чужих берегах норвежцы использовали тактику, именуемую несом — то есть захват мысов, которую Ф.Т. Уэйнрайт в своей книге «Северные острова» характеризует следующим образом. Интервенты
«высаживались на песчаных полуостровах и спешно возводили насыпи и прорывали рвы, отделявшие оконечность от материка. Следы таких насыпей и рвов можно видеть и в наши дни; они обычно перерезают наиболее узкие участки полуостровов, представляя собой, вне всякого сомнения, примитивные фортификационные сооружения, которые впоследствии были брошены их обитателями, поскольку те, чувствуя себя в полной безопасности на море, опасались только нападений со стороны суши… Эти сооружения являются вполне достаточными свидетельствами, позволяющими сделать вывод, что первые скандинавские переселенцы (на Северные острова)… прибыли в эти места с мечом в руках и были готовы захватить приглянувшиеся им земли силой оружия».
К началу VIII в. викинги уже держали под своим контролем весь Шетландский архипелаг, но оккупировали, видимо, лишь наиболее важные порты и гавани. Что касается самих земель, то они, представляя собой бесплодные торфяные холмы да узкие полоски пахотных земель, не слишком привлекали норвежских пиратов. Действительно, такая ситуация сохранялась вплоть до самого конца VIII в., когда, после того как все лучшие земли на Оркнейских островах оказались заняты, на Шетландский архипелаг хлынули сотни и тысячи норвежских крестьян-переселенцев.
Первыми норвежскими поселенцами на Шетландских островах были все те же викинги, которым архипелаг служил в первую очередь передовой базой для новых рейдов на юг. Помимо того, что эти базы давали викингам, обосновавшимся там, серьезное преимущество по сравнению с сородичами-конкурентами, жившими в Норвегии, они были и весьма удобным местом, где можно было отдохнуть после далеких морских рейдов и где товары и партии рабов перегружались на корабли, идущие в Норвегию.
Сам по себе Шетландский архипелаг никогда не был сколько-нибудь существенным источником достатка. Его бедные святилища вскоре запустели, а немногие зажиточные жители были ограблены до нитки. Местные хозяйства располагали плохими землями, с трудом поддающимися обработке и служившими по большей части пастбищами для немногочисленных овец и коров. Северная «валюта», доставлявшаяся с Тили (Исландии), естественно, представляла интерес для викингов, но с тех пор, как норвежские рейнджеры закрепились на этих землях, мореходы-промысловики, не желавшие рисковать товарами, стали обходить Шетланд стороной.
Местное население Шетландских островов тоже было слишком немногочисленным, чтобы служить существенным источником невольников для продажи в заморские страны. Кроме того, их было куда целесообразнее обратить в сервов[38] и использовать на месте для производства сельскохозяйственных продуктов, починки обветшавших кораблей или в качестве проводников в плаваниях в южные страны. Очевидно, что такие названия островов, как Фетлар, Унст и Йелл, не являются норвежскими и не восходят ни к какому известному науке языку. По-видимому, они имеют туземное происхождение, и их удивительная стойкость в море норвежских названий, буквально затопивших острова Шетландского и Оркнейского архипелагов, свидетельствует, что там, несмотря ни на что, уцелели древние аборигены.
Предания, сохранившиеся на Шетланде, упоминают о народе по имени финны, который населял остров Фетлар и северо-запад острова Унст некоторое время спустя после захвата Шетландского архипелага норвежцами. Это название идентично этнониму, под которым норвежцам был известен один из туземных народов, издревле живших на севере Скандинавии. Так жители Шетландских островов (ведущие свой род от норвежских переселенцев) называли немногочисленный народ инуитов, который, отважно выходя в море на утлых каяках, вновь появился в водах Северных островов в XVIII в.
Возможно, это несчастные, захваченные в плен европейскими китобоями, которые промышляли в водах вокруг Гренландии, и либо сумевшие бежать, либо отпущенные на свободу, когда корабли подошли к британским водам. Как бы то ни было, жители Шетланда используют применительно к низкорослым смуглокожим иноземцам тот же самый этноним, которым их предки называли народ, живший на Шетландском архипелаге задолго до прихода норвежцев.
