Эдвард Араб-Оглы - В лабиринте пророчеств. Социальное прогнозирование и идеологическая борьба
Сознание III, как подчеркивает Рейч, «ни в коей мере не выступает против технологии и не собирается разрушать машины. Но оно и не хочет, чтобы машины управляли обществом… Сознание III могло появиться на свет лишь благодаря современной технологии. И только Сознание III может обеспечить дальнейшее существование человеческого рода в наш технологический век». Он решительно отвергает взгляды, согласно которым человек с его опытом и знаниями стал в нашу эпоху «технологическим пережитком», излишним в процессе общественного производства. Автоматизация призвана покончить не с трудом, а с антагонизмом, «Если машины могут произвести достаточно пищи и продуктов для всех, почему человек не может покончить с антагонизмом, проистекающим от материального недостатка, и создать общество, основанное на любви к своему ближнему?!» — восклицает он.[110] Главное же достоинство книги в том, что она разрушает добровольное идеологическое гетто, в которое сектантски настроенные представители «новых левых» пытались заточить своих последователей. Обобщая спонтанное недовольство государственно-монополистической системой, Рейч придает воззрениям «новых левых» такую форму, которая делает радикальные цели этого движения, его социальные идеалы несравненно более приемлемыми для подавляющего большинства американского народа, стремящегося избавиться от гнета «корпоративного государства».
«Молодая Америка», конечно, не совершит революции в США; не произведет она и духовной реформации, если даже Рейч вслед за Лютером, пригвоздившим знаменитые 95 тезисов на портале Виттенбергского собора, расклеит 395 страниц своей книги на всех дверях Капитолия. Но, подобно книгам Эдварда Беллами «Взгляд назад» и Генри Джорджа «Бедность и прогресс», она может оставить след в сознании американцев и способствовать осуществлению программы демократических реформ, направленных против государственно-монополистического капитализма. А может… вылиться в еще одну квазирелигиозную проповедь морального искупления, которых было немало на американской сцене.
Именно в этом, втором направлении ее стремятся истолковать и популяризировать как представители «Большого бизнеса», так и некоторые «непримиримые и бескомпромиссные» проповедники радикализма. Показательно, что Герберт Маркузе, еще недавно призывавший отверженных люмпен-пролетариев в США и варваров из «третьего мира» сокрушить новый, империалистический Вавилон, погрязший в пороках «потребительского общества», ныне превращается в проповедника морального самоусовершенствования. В своей последней книге «Контрреволюция и восстание» свои надежды на радикальные перемены в США он возлагает на революцию в сознании молодого поколения привилегированного класса, хотя именно за это прежде критиковал концепцию Рейча, отзываясь о ней как о «мятеже, не выходящем за рамки истэблишмента».[111] Поистине, когда стены государственно-монополистического Иерихона не рушатся от их трубного гласа, пророки униженно стучатся в его ворота. Как справедливо отмечал в органе Компартии США «Политикл афферз» Джеймс Джексон: «Какую бы опасность книга Рейча ни могла бы представить для ясности мышления нашей молодежи, главная идеологическая опасность в настоящее время исходит от мелкобуржуазного революционаризма Маркузе и его последователей, вносящих смятение в ряды левых».[112]
Перед лицом социального протеста
Итак, движение социального протеста молодежи, особенно студенчества, в Соединенных Штатах доставило за истекшее десятилетие много забот не только родителям и властям — от администрации университетов до федерального правительства, — но и американским социологам, тем более что именно студенты департаментов социальных и гуманитарных наук с самого начала играли в нем ведущую роль.
Кто, как не социологи, по мнению общественности, были призваны в первую очередь научно (или хоть сколько-нибудь правдоподобно) объяснить как причины, так и характер этого движения, кстати, заставшего врасплох их самих, предсказать его дальнейший ход, а также определить свое моральное и политическое отношение к нему. В обоих случаях драматическое развитие событий требовало от них быстрого ответа и решения, а острота положения предполагала его недвусмысленность. В то время как официальная Америка и консервативно настроенная часть родителей с едва сдерживаемым гневом восклицали: «Чему же вы учите нашу молодежь?» — нетерпеливая студенческая аудитория настойчиво вопрошала их: «С кем же вы теперь, наши профессора?»
Социальный протест молодежи тем самым оказался весьма серьезным испытанием как теоретической зрелости, так и политических убеждений американских социологов. И теперь мало кто среди них решается утверждать, что они его достойно выдержали. Надо сказать прежде всего, что для подавляющего большинства социологов массовый социальный протест молодежи, начавшийся в середине 60-х годов в США и распространившийся, подобно лесному пожару, в другие страны, явился полнейшей неожиданностью. Ведь сравнительно недавно, буквально накануне так называемых «студенческих беспорядков» в Калифорнийском университете (Беркли), положивших начало этому движению, либерально настроенные профессора, отважившиеся противостоять волне маккартизма в 50-е годы, снисходительно отзывались о студенческой молодежи как о «молчаливом поколении» и даже сетовали на то, что она, мол, всецело поглощена заботами о приобретении профессиональных знаний и последующим устройством на хорошее место в жизни.
Подобные представления, казалось, прекрасно вписывались в модную среди социологов теорию «деидеологизации» и постепенного увядания социальных конфликтов на Западе. И лишь немногие из них, вроде Райта Миллса, смогли предвосхитить близкий конец «конца идеологии» и возрождение радикальных настроений среди студенческой молодежи. Незадолго до смерти он обратился к ней со своим ставшим знаменитым «Письмом к „новым левым“», в котором не только разоблачил концепцию «деидеологизации», но и сформулировал многие программные положения леворадикального движения на Западе. Это письмо Миллса, к сожалению, стало и его завещанием. И кто знает, скольких политических ошибок и идейных заблуждений удалось бы избежать «новым левым», если бы он остался в живых, а студенческое движение в США не подпало бы под идейное влияние его сомнительных душеприказчиков и псевдомарксистских теоретиков вроде Маркузе.
Итак, в своем подавляющем большинстве американские социологи оказались явно неудачливыми пророками в отношении молодежи, как, впрочем, и в целом ряде других вопросов. По авторитетному свидетельству видного социального психолога Кеннета Кенистона, никто из социологов в США не мог в период с 1950 по 1960 год предвидеть массовое движение протеста молодежи просто потому, что, как они считали, распространение высшего образования и связанные с этим перспективы «вертикальной социальной мобильности» устранят основные причины для недовольства. Любопытно, что знаменитый американский футуролог Герман Кан, откровенно бахвалящийся своими пророческими способностями, даже в 1967 году все еще снисходительно третировал студенческое движение протеста, зародившееся на его глазах в Калифорнийском университете, как «реакцию избалованных детишек». В его многочисленных сценариях, которыми заполнена книга «Год 2000-й», это движение не нашло никакого места. И в этой связи французский социолог Люсьен Жирарден справедливо замечает: «Книга была опубликована в 1967 году. Четыре года спустя, принимая во внимание продолжающиеся неурядицы из-за Вьетнама, Камбоджи и Лаоса, можно сделать вывод, что речь идет вовсе не о „детских капризах“, а о глубинном, серьезном процессе. Не предусмотреть такую возможность, ставшую ныне реальностью, означает, что созданная автором панорама 2000 года может завести нас в тупик значительно раньше намеченных им рубежей».[113]
Американские коммунисты высоко оценили протест радикальной молодежи в США, рассматривая его как составную часть общедемократического движения в стране. «Массовое восстание молодежи, которое мы наблюдаем в США уже более десяти лет, — это важное явление нашего времени… Именно благодаря молодым радикалам десятилетие назад была пробита брешь в душной атмосфере самодовольства и конформизма. Именно молодые радикалы своей радующей глаз свежестью, энергией, воображением и смелостью выступили против истэблишмента на тысячах различных фронтов», — отмечает деятель Компартии США Джил Грин в книге «Новый радикализм».[114] Вместе с тем американские коммунисты отмечали серьезные идейные заблуждения «новых левых», а также их политические просчеты.
Движение протеста американской молодежи, подобно своеобразному общественному катализатору, значительно ускорило наступление социального и политического кризиса в США, объективные предпосылки для которого исподволь складывались по мере накопления неразрешимых противоречий капиталистической системы на протяжении послевоенных десятилетий. Активные выступления молодежи не только обнажили эти противоречия, но и придали драматический характер многим политическим событиям 60-х годов. Все это не могло не привести к глубокому теоретическому и политическому размежеванию среди самих американских социологов, как, впрочем, среди либерально настроенной интеллигенции вообще. Значительное большинство американских социологов под влиянием антивоенного движения студентов подписало в свое время призывы о прекращении бомбардировок Северного Вьетнама, а опросы выявили, что 70 % преподавателей департамента социологии Колумбийского университета, как и многих других академических учреждений, выступало за вывод американских войск из Вьетнама еще до заявления Джонсона об отказе выдвинуть свою кандидатуру на второй срок.
