Марина Леонтьева - Биармия: северная колыбель Руси
В этой связи хотелось бы представить точку зрения по существу указанной проблемы некоторых «историков-большевиков», как они сами себя называли, появившихся сразу после Октябрьской революции. Их критика существования и былого величия Биармии основывалась, как они сами говорили, на «марксистско-ленинско-сталинском» учении. К этой поразительно своеобразной когорте советских ученых относился Николай Иванович Ульянов. Сразу хотим оговориться, что он никакого отношения не имеет к своему знаменитому однофамильцу – вождю пролетариата В. И. Ульянову-Ленину. В России его имя неизвестно, поэтому хотелось бы привлечь ваше внимание к удивительной и одновременно тяжелой судьбе этого человека, кстати, типичной для большинства людей, живших в те страшные времена в советском государстве.
Н. И. Ульянов (к сожалению, год рождения пока не удалось установить) после окончания историко-филологического факультета Петроградского университета в 1927 году работал в Институте истории, в постоянной историко-археологической комиссии при Академии наук в Ленинграде. Став кандидатом наук, опубликовал в те годы шесть исследовательских работ по истории России, в том числе «Очерки истории народа коми-зырян», изданных Партиздатом в 1932 году. Именно в этой работе он подверг резкой критике «миф» о Биармии, посвятив этому «разоблачению» почти две главы. По содержанию книги можно сделать вывод, что она носила тенденциозный характер. Трудно осуждать людей той эпохи, особенно историков. Для того чтобы выжить, им постоянно приходилось балансировать между истиной и откровенной ложью.
Он обвинил в «великофинском шовинизме» «буржуазных историков», для которых «туман древности всегда был удобен для протаскивания своих политических тенденций», особенно досталось Шегрену, Кастрену, Аспелину и Европеусу. По их «вине», заметил «историк-большевик» (может, даже и справедливо), многие считают, что финны в древности представляли могущественный народ, занимавший необъятную территорию, включавшую в себя не только весь Север, но и значительную часть России. Ими установлена высокая культура этого древнего народа в «лице могущественной Биармии», а племена Севера были окрещены как «народы биармийской группы». Поэтому, искренне тревожился большевистский историк, возникал «заманчивый мираж огромной финской империи», вызывающий в умах соседнего народа «идею Великой Финляндии».
В декабре 1917 года была провозглашена независимость Финляндии (до этого она находилась в составе царской России), поэтому Сталину при создании СССР очень хотелось вернуть непокорную страну обратно. Нагнеталась антифинская истерия, закончившаяся нападением на Финляндию в 1939 году со стороны советского государства.[11]
Поэтому, откровенно заявил Н. И. Ульянов, при написании истории коми-народа он не мог обойти стороной вопрос Биармии, который приобрел «в данный момент острое политическое значение». Дело в том, продолжил ученый, что кое-где Биармия расценивается не как миф, не как «научное заблуждение», а как исторический факт. И сведения, поступающие из «белой Финляндии», довольно недвусмысленно показывают, что там готовится «нечто вроде реставрации Биармии». По самым «скромным» мечтам финских националистов, пишет далее он, «Великая Финляндия должна простираться от Ботнического залива до Уральских гор», поэтому «мы, во всяком случае, не можем позволить, чтобы пища для этого бреда подготовлялась внутри нашего государства». И делает категорическое заключение: «Толки о Великой Биармии, как научно ни на чем не основанные и политически вредные, должны быть оставлены».
Проявив усердие и призвав на помощь упоминавшегося выше С. К. Кузнецова, он старательно «изобличил» придуманную проклятыми норманнами Биармию и ее жителей, при этом заодно разгромил отца «русской коммерции» Чулкова, нашего знаменитого земляка Ломоносова, автора описания Архангельской губернии Козьму Молчанова, и даже Костомарова, обвинив их… как ни странно, в «излишнем патриотизме». Неизвестно, что повлияло на «компетентные органы» страны, то ли изрядная критика великого русского ученого Ломоносова в этой работе, то ли, наоборот, восхваление «отца норманизма» немца Шлецера, а может, еще какие-то неизвестные нам причины, но тем не менее в 1936 году Н. И. Ульянов был арестован по обвинению в контрреволюционной пропаганде и приговорен к пяти годам концлагерей. Срок отбывал сначала на Соловках, а потом в Норильском лагере.
По иронии судьбы освободился он в 1941 году и сразу оказался на окопных работах под Вязьмой. Там после вяземского разгрома советских войск попал в плен к немцам, сумел бежать, прошел около тысячи километров по немецким тылам и пробрался под осажденный Ленинград. Там же, в захваченном немцами пригороде, нашел свою жену.
Затем судьба снова сыграла злую шутку, а может, преподнесла подарок – трудно однозначно судить с позиции сегодняшнего дня. В 1943 году оккупационные власти отправили Ульяновых, как «остарбайтеров», на работы в Германию. В лагере под Мюнхеном он стал сварщиком.
После войны они, справедливо не надеясь на милость советских властей, благополучно эмигрировали в Марокко. В городе Касабланка он устроился на работу сварщиком и снова стал публиковать статьи по русской истории и литературе. В 1953 году Ульяновы переехали в Канаду, затем в США, где Николай Иванович долгие годы преподавал в Йельском университете.
Из-под пера талантливого писателя, начиная с пятидесятых годов и до самой смерти в 1985 году, вышло одиннадцать книг и множество статей в научных сборниках. К сожалению, с содержанием этих книг нам навряд ли когда-либо удастся познакомиться. По свидетельству тех, кто его знал, Николай Иванович был глубоким и тонким мыслителем, безупречным стилистом. Указанная работа по истории коми-зырян, несмотря на свою тенденциозность, написана прекрасным языком и богата интересным историческим материалом.[12]
В конце войны (1944 год) в Коми-Пермяцком округе бывшей Молотовской области работала комплексная экспедиция Института географии АН СССР по изучению природных и климатических условий округа, его этногеографии. Среди ее участников был научный сотрудник, кандидат наук Николай Иванович Шишкин. Итогом его работы стал отчет об историческом пути развития коми-пермяцкого народа, вызвавший у института значительный научный интерес, и было принято решение об издании его отдельной книгой.
Молодой ученый подверг резкой критике работу Н. И. Ульянова. Отметив детальный анализ источников о Биармии и то, что его книга послужила в свое время хорошим оружием против националистических теорий в научной среде, Шишкин в то же время посетовал на автора, умудрившегося «выкинуть вместе с критикой самую Биармию» из истории народов Севера и не сумевшего «объяснить биармийский вопрос». Ульянов действительно очень путано заявил: «Если Биармия существовала, то это не была область коми; если же область коми была Биармия, то это не была Биармия в обычном о ней представлении».
Сам же Н. И. Шишкин, считая, что Пермь – это Биармия, уверенно утверждал: «Пермь, или Биармия, была известна далеко за пределами Восточной Европы, и описания быта жителей ее в скандинавских сагах не представляют ничего удивительного». Парадоксально, но интересную работу Н. И. Шишкина постигла такая же участь, как и у предыдущего автора. После смерти Сталина книга ученого да и сам Шишкин подверглись жесточайшей критике со стороны «прогрессивно» думающего научного сообщества, даже теми учеными (как, например, Н. П. Чебоксаров), которые раньше его поддерживали и давали положительную рецензию на его книгу о коми-зырянах.
В 1928 году в Петербурге вышли «Очерки по истории колонизации Севера», написанные двумя авторитетными историками, академиком Сергеем Федоровичем Платоновым (1860–1933) и профессором Александром Игнатьевичем Андреевым (1887–1959).
С. Ф. Платонов сейчас вновь стал популярным историком, известным по своим недавно изданным «Лекциям по русской истории». В советские времена он на долгие годы был предан забвению, т. к. этот умнейший человек, интеллигент, председатель знаменитой Археографической комиссии, будучи уже академиком вначале Российской АН (1920) и позже АН СССР (1925), попал в 30-е годы в страшную мясорубку сталинских репрессий. А. И. Андрееву повезло больше, он дожил до преклонных лет, написал много научных трудов по истории Русского Севера, исторической географии, истории русской науки.
Так вот эти два уважаемых ученых в своих «Очерках» представили подробную и очень любопытную картину заселения Севера. Описывая плавание Оттара в Биармию и считая его за «наиболее достоверное сведение о русских на Севере», без всякого сомнения полагали, что норвежский мореплаватель дошел до устья Северной Двины, где обнаружил многочисленный народ, занимавшийся судоходством, ловлей морских зверей и земледелием:
