Гастон Доррен - Лингво. Языковой пейзаж Европы
Это отражено в баскских падежных показателях: все агенсы стоят в одном падеже, а все пациенсы – в другом. Но эти падежи не совпадают с именительным и винительным, используемым во многих других европейских падежах, включая английский: I и she стоят в именительном падеже, а me и her – в винительном. Баскские падежи – другие: это эргативный (для пациенса) и абсолютивный (для агенса). Здесь, как и в немецком, русском и латинском, каждое существительное имеет маркер падежа, но даже немцам и русским трудно въехать в баскский, потому что его падежная логика не имеет ничего общего с их. Так что если вы слегка запутались, не расстраивайтесь: вы не одиноки. К эргативным языкам не сразу привыкаешь.
Баски используют обычную латиницу, но предпочитают собственный скругленный шрифт, в основе которого лежат буквы, высеченные на камне.
Ясно, что английский не является эргативным языком – он аккузативный. Но это не значит, что английский полностью лишен эргативности. В нем есть группа глаголов, называемых эргативными глаголами, чье поведение напоминает модель баскского языка. Один пример – это глагол to break. Если я разобью стакан, то я могу сообщить об этом двумя способами: I broke the glass (я разбил стакан) или The glass broke (стакан разбился). В обоих случаях стакан является пациенсом: сам он ничего не сделал – кто-то что-то сделал с ним. Обычно в английском предложении пациенс является объектом, а не субъектом (кроме пассивных конструкций, но это мы оставим в стороне). Но с break и некоторыми другими глаголами, такими как boil, turn и drive, пациенс является объектом, если агенс упомянут, и субъектом, если нет. Подавляющее большинство английских глаголов ведет себя не так. Предложение I call Jenny (я звоню Дженни) нельзя просто превратить в предложение Jenny calls (Дженни звонит) – у этих двух предложений разный смысл.
Эргативность кажется нам чем-то экзотическим, но это потому, что мы европейцы. В Южной Азии, Новой Гвинее, Австралии, Тихоокеанском регионе и в обеих Америках этот феномен широко распространен. Но мало какие языки так последовательны, как баскский. Например, в некоторых используется английская система для настоящего времени и баскская – для прошедшего. Или английская система для я и ты, но баскская – для третьего лица и всех множественных чисел. Такие смешанные системы называют расщепленной эргативностью.
Строго эргативные языки довольно маргинальны: у них мало носителей (баскский, на котором говорит почти миллион человек, один из самых больших) и они обычно встречаются в изолированных регионах, таких как Кавказ, Гренландия, Новая Гвинея и бассейн Амазонки. Но расщепленная эргативность встречается примерно у 20–25 % языков, включая такие большие, как хинди, бенгали и филиппинский язык тагалог.
Эргативность не только далека от исчезновения – исследования жестовых языков показывают, что она возникает спонтанно. Четыре американских и четыре китайских глухих ребенка слышащих родителей – каждый в отдельности – разработали полноценные жестовые языки, включающие эргативные конструкции. Их матери, однако, не смогли эти системы освоить: они выучили жестовые языки своих детей, но без эргативной составляющей.
Современные баски идут обратным путем: когда они начинают учить испанский (или французский), им приходится осваивать неэргативную систему. Они должны понять, что по-испански нельзя сказать мною звонима она, а надо говорить я звоню ей. Им надо иметь в виду это и кучу других вещей, которые в испанском и баскском совершенно различны: артикли и предлоги, которые ставятся позади существительных, отсутствие рода и многое другое.
Это просто поразительно, как баски умудряются параллельно осваивать «язык воды» и «язык гор». Очевидно, человеческий ум может быть одновременно и пловцом и альпинистом.
Слово anchovy (анчоус) было заимствовано из португальского, но происходить оно может от баскского слова anchu, означающего сушеную рыбу.
Erdaratze – переводить со своего родного языка на иностранный. Противоположное слово euskaratu, означающее «переводить на баскский», было бы гораздо менее полезно британцам. Для переводчиков разница в переводе на свой язык и со своего языка весьма существенна, а для ее отражения требуется очень много слов из-за отсутствия нужного термина.
41
Себе на заметку
Украинский
Можно подумать, что мало слов имеют такое же недвусмысленное значение, как his (его) и her (ее). His: принадлежащий мужчине, только что упомянутому (или который сейчас будет упомянут или просто присутствующему). Her: то же самое для женщин.
Но рассмотрим такое предложение: Mary punched the policewoman in the face, grabbed her bicycle and raced off (Мэри ударила полисменшу по лицу, вскочила на ее велосипед и уехала). Неоднозначно, правда? На чьем велосипеде укатила Мэри? Было ли экологически чистое средство передвижения у нее наготове или она стащила патрульный велосипед злополучной пострадавшей? Конечно, есть способ уточнить, на чьем велосипеде скрылась Мэри, но для этого потребуются дополнительные слова. Например: Mary punched the policewoman in the face, grabbed her own bicycle and raced off (Мэри ударила полисменшу по лицу, схватила свой собственный велосипед и уехала). Отсюда видно, что преступница уехала на своем велосипеде, но при такой формулировке можно подумать, что было несколько велосипедов на выбор. Однако если велосипед принадлежал офицеру полиции, то эту мысль проще всего было бы выразить, заменив слово ее на что-нибудь более точное: Mary punched the policewoman in the face, grabbed the officer’s bicycle and raced off (Мэри ударила полисменшу по лицу, схватила велосипед этой женщины и уехала). Довольно неуклюже, зато все ясно.
Украинский не очень распространен в Британии, однако эта фотография сделана в Дербишире.
Ukrainian sign: Eamon Curry/flickr.
Есть и другие способы пояснить, чей это был велосипед (grabbed the bicycle she’d brought – схватила велосипед, на котором она приехала, grabbed the victim’s bicycle – схватила велосипед жертвы, stole her bicycle – украла ее велосипед, seized the latter’s bike – завладела велосипедом последней и т. п.), я только хочу сказать, что слово her – и то же самое относится к слову his – не так однозначно, как можно подумать. Используя эти местоимения, нужно быть настороже: не возникает ли неоднозначность? И если возникает – принять меры к ее устранению. Полная ясность есть, только если в эпизоде участвуют люди разного пола: ‘The woman punched the man and jumped on his bike’ (женщина ударила мужчину и вскочила на его велосипед) или ‘on her bike’ (на ее велосипед).
Во многих других языках, таких как французский, немецкий и испанский, возникает та же проблема. Но некоторые языки нашли для нее элегантное решение. В этом вопросе славянские и скандинавские языки отличаются от английского. Осмелюсь сказать: в лучшую сторону. В них такая двусмысленность не возникает, потому что в этих языках есть притяжательное местоимение, которого так не хватает английскому.
Возьмем, к примеру, украинский. В нем тоже есть слова, соответствующие his и her: його и її.
Если знать, что беру означает I grab или I take, а велосипед – bike, то смысл следующих предложений понятен: Беру його велосипед (I take his bike) и Беру її велосипед (I take her bike).
Однако если велосипед беру не я, а кто-то другой, то не только форма глагола меняется – бере (he/she grabs), – но и появляется совершенно другое притяжательное местоимение: Бере свій велосипед. Это означает he/she grabs his/her (own) bike. Слово свій не отражает пол действующего лица, зато не оставляет сомнений в связи с субъектом предложения. В приведенном выше английском криминальном отчете Мэри была субъектом, а полисменша – объектом. В зависимости от принадлежности велосипеда в украинском отчете написали бы свій (про велосипед Мэри) или її (про велосипед жертвы).
Скандинавы, чьи языки несильно отличаются от английского, тоже используют возвратные притяжательные местоимения (так они по-научному называются). По-шведски sin cykel может означать his (own) bike или her (own) bike, в зависимости от того, является ли субъектом предложения мужчина или женщина. Скандинавы используют возвратные притяжательные местоимения только в третьем лице, а славяне пошли на шаг дальше и применяют их в первом и втором лице тоже. В результате получается безупречно логичная система, которая тем не менее совершенно сбивает с толку носителей английского. По-украински I grab my bike будет не Беру мій велосипед, хотя мій действительно означает my. Правильнее будет сказать Беру свій велосипед, используя то же самое слово свій, которое выше использовалось в смысле his/her. Когда свій относится к субъекту I, оно автоматически означает my. Следуя той же железной логике, украинцы используют одно слово, себе, для замены целого эшелона английских слов: myself, yourself, herself, himself, itself, oneself, ourselves, yourselves и themselves. Что означает себе в каждом конкретном случае, зависит от субъекта предложения.
