Владимир Обручев - В неизведанные края. Путешествия на Север 1917 – 1930 г.г.
Несколько ниже Лошкалаха в Аян-Юрях слева впадает большой приток Бёрёлёх. Он берет начало в хребте Черского и сходится своими верховьями с истоками Неры. От устья Бёрё лёха мы увидели на востоке отдельные высокие горные группы и короткие цепи.
Как бы боясь вступить в эта мрачные горы, Аян-Юрях уходит на юго-восток. Немного ниже Бёрёлёха он сливается с Кулу (Кулу — истинное название Колымы; когда-то всю реку, до появления здесь якутов и русских, эвены называли Кулу).
От устья Кулу долина Колымы все расширяется, и островов и проток становится больше. Поселения якутов все еще редки, до Оротука я насчитал только три юрты.
Весь день мы плывем в своих маленьких лодочках. Я за держиваюсь возле утесов, осматриваю их, отбиваю образцы. Вечером выбираем удобную отмель и останавливаемся на ноч лег. Ставим свою маленькую палаточку с затягивающимся в виде мешка входом. Как приятно залезть внутрь, затянуть вход и избавиться, наконец, от комаров, которые весь день так жестоко преследуют нас!
20 июня мы подплываем к Оротуку. Тогда это был главный центр всей Верхней Колымы, в нем насчитывалось до двадцати юрт. Все они расположены, как обычно якутские поселения, в стороне от реки.
В Оротуке Сивцов нас должен оставить, и мы ищем проводника через пороги. Как раз в это время сюда приехал знаменитый Степан Дягилев — знаток порогов. К вечеру он приходит к нам на берег. Это очень черный и мрачный якут высокого роста. К предложению спустить нас по порогам он относится без особого восторга. Степан рассказывает, что спускался по порогам только один раз по весенней воде на плоту и не знает, можно ли пройти, их на лодке. Он предлагает нам лучше сде лать плот и спуститься на нем, а если это будет невозможно, то объехать пороги на лошадях.
Мы решаем плыть с ним вместе до его юрты, находящейся немного выше порогов, и там выяснить, как двигаться дальше.
В присутствии посторонних старик Сивцов держит себя не обыкновенно важно. Он вдруг начинает говорить со мной по-русски, но, к сожалению, понять ничего невозможно. Когда-то он был в Средне-Колымске и выучил несколько искаженных русских слов. Особенно он любит говорить слова "немчик" (ямщик), "модалах" (модный) и "страсть" — это любимое слово колымчан, которое они часто употребляют в смысле "очень", "сильно", "ужасно".
Кроме Степана, я нанимаю в Оротуке еще одного молодого парня, Михаила Протопопова, который берется провести нас от порогов до устья Таскана и дальше до Сеймчана.
На следующий день отправляемся на Оротук. Мы двое по- прежнему в байдарке, а Степан с Михаилом и еще третьим спутником на плоту. Степан везет с собой покупки, продоволь ствие и какие-то железные предметы. Он — кузнец и приезжал в Оротук, чтобы сдать и получить заказы; теперь он везет их вниз за 200 километров, а через несколько месяцев привезет обратно заказчикам. Его плот настолько мал, что пассажирам приходится стоять над грузом, раздвинув ноги.
Тотчас ниже Оротука Колыма вступает в извилистое ущелье. Она начинает прорезать здесь южный конец хребта Черского.
Оказывается, что хребет Черского от Улахан-Чыстая вытянут не на восток, как я предполагал в 1926 году, а на юг, параллельно Верхоянскому хребту, и распадается здесь на короткие отдельные гряды. Здесь нет уже мощных непрерывных больших цепей, как на Индигирке, они размыты, уничтожены выветриванием, и остались только группы гор, разделенные долинами. Но группы эти все еще высоки.
Ущелье ниже Оротука проложено рекой в гранитных горах. Громадные темные осыпи спускаются по склонам. Кое-где сохранились от выветривания столбы гранита, так называемые кигиляхи (от слова "киги" — человек). Берег реки завален гро мадными глыбами гранита. Здесь нет еще порогов, только не большие стремнины, громадные камни у берегов и быстрое течение.
На второй день мы выходим из ущелья на юг, к расширению устья правого притока Колымы, Тянкя, где тогда было небольшое поселение якутов.
Тотчас ниже устья Тянкя Колыма уходит на север, опять прорезая тот же гранитный массив. Здесь уже появляются пер вые шиверы, предвестники будущих порогов, пока еще не очень опасные. Ниже ущелья — новое расширение с более низкими горами. Несколько якутских юрт ютится в урочище Санга- талон.
И на юг и на север от Санга-талона возвышаются отдельные горные массивы. Самый красивый из них — это Большой Ангачик, тянущийся в виде гребня, перпендикулярного к реке. Не только в крутых цирках между вершинами, но даже на по логом подножии этой цепи лежит еще снег. К сожалению, время не позволило пробраться поближе и сфотографировать изумительные пики и скалы этого гребня.
Ниже Большого Ангачика Колыма идет по узкой долине, часто по ущелью, окруженному обрывами высоких террас, подобных тем, которые мы видели на Индигирке.
В одном из маленьких расширений этой узкой долины, на террасе среди темных лиственниц расположена юрта Дягилева. Здесь мы останавливаемся для ночевки. Скрепя сердце Дягилев соглашается сплавить нас вниз через пороги не на плоту, а на лодке. Для груза он продает нам одну из своих долбленых душегубок, немножко кособокую.
До начала порогов Колыма идет в таких же мрачных ущельях. Начались дожди, тучи спустились низко и закрыли всю верхнюю часть гор. Нам приходится остановиться перед началом порогов: Степан не решается начинать спуск во время дождя.
На следующее утро дождь не прекращается, и наша палатка, которая слегка протекала, постепенно наполняется водой, заливающей вшитый наглухо пол.
Только в полдень Степан решается выступить. В нескольких километрах ниже начинается ущелье порогов. При входе в него с одной стороны гранитные башни, носящие название "Ампартас" ("Амбар-камень"), а с другой, на устье бурного ручья, с пеной скатывающегося по крутому руслу, — большая наледь.
Ниже первого порога Степан решает заночевать: все еще идет дождь, и он боится итти дальше. Весь вечер мы сидим у костра, греясь и просушивая одежду, а Степан рассказывает нам о своих похождениях. Особенно живописен рассказ о встре че с медведем. Медведь напал на него, когда с ним был только нож, с которым якуты никогда не расстаются. Медведь схватил Степана за плечо, но он догадался схватить медведя левой рукой за морду, затем вытащил нож и заколол его. Степан изображает чрезвычайно живо, как медведь. вытягивал губы и хотел схватить его за лицо. В доказательство Степан завертывает рукав рубашки и показывает глубокий шрам на левом плече.
Утром погода становится лучше, и мы проходим остальные пороги. Степан с Михаилом и третьим помощником, малень ким стариком якутом, переносят груз по берегу и затем осторожно проводят душегубку между прибрежными камнями.
Ущелье, где лежат пороги, Колыма проложила в высоких гранитных горах, с большими осыпями, и лишь кое-где среди осыпей торчат останцы — кигиляхи. Подножие гор у воды за валено громадными глыбами гранита, но все же вдоль реки можно пробраться пешком.
Порогов всего пять, и между ними несколько шивер. Они расположены на протяжении 10 километров, и промежутки со спокойной водой очень незначительны. Самые скверные из этих порогов — первый и пятый; здесь река очень узким потоком ударяет о правый берег и затем поворачивает вдоль него, обра зуя громадные валы. Вдоль левого берега остальная часть реки перегорожена гранитными глыбами, торчащими из воды. Эти два порога для больших лодок опасны: вдоль левой стороны на лодке из-за камней нельзя спускаться, а вдоль правой — течение несет лодку на утесы, и отгрестись от них очень трудно. В маленькой же лодке соваться в большие валы и вовсе опасно — зальет.
Мы проводим лодку Степана вдоль левого берега. Байдарку я спускаю в некоторых порогах по главной струе. Но так как валы слишком велики и могут перевернуть ее, я проскальзы ваю на краю струи. В первом и пятом пороге приходится держаться все же ближе к левому берегу.
Ниже последнего порога мы ночуем. Впереди остается одна шивера, и Степан должен был нас провести назавтра через нее. Но утром, когда мы просыпаемся, Степана и его спутника нет. Куда же они исчезли? Михаил так же проспал, как и мы, и ничего нам не может объяснить. По-видимому, Степану надоело возиться с нами, и он решил лучше оставить недополученную часть условленной платы, чем терять еще день. Через послед нюю шиверу мы благополучно спустились сами.
Ниже порогов Колыма выходит из последнего гранитного массива в широкую долину. Справа впадает большой приток Бохапча.
Над галечником на устье Бохапчи, на одной из лиственниц белеется затес. Мы с любопытством выскакиваем посмотреть, что это такое. На затесе надпись — письмо, настоящее письмо, адресованное мне! Это первая весточка от экспедиции геолога Ю. Билибина, которая в прошлом году начала работать на Колыме. Билибин просит определить астрономический пункт на устье Бохапчи. Но это невозможно, так как Салищев идет с караваном где-то далеко на севере, в горах.
