Коллектив авторов - Интернет и идеологические движения в России. Коллективная монография

В главе 1 «Конформисты 2.0: сторонники Путина, материк постсоветских людей или воображаемое большинство» (Галина Никипорец-Такигава и Эмиль Паин) рисуется «портрет» провластной части российского общества, делаются выводы как о незрелости их идеологической платформы и идентичности, так и о возможностях диалога между ними и оппозиционным меньшинством. Эта же глава показывает методологический дизайн исследования, последовательно воспроизводимый в главах 1–4.

Глава 2 «Националисты 2.0: попутчики империи» (Сергей Простаков), после теоретического обзора и краткого описания исторической специфики русского националистического движения, на основе изученного материала демонстрирует, что националисты из авангарда оппозиции в эпоху «Русской зимы» вернулись к привычной стратегии попутчиков власти.

В главе 3 «Левые 2.0: с СССР навсегда» (Галина Никипорец-Такигава и Сергей Федюнин), где кратко охарактеризованы особенности российской «левизны» по сравнению с западной и проанализирован феномен российского левого популизма, исследуется дрейф левых в сторону просоветско-имперской ориентации на фоне смены эпох – от 2011–2012 гг. к «Русской весне».

Глава 4 «Либералы 2.0: осажденное меньшинство» (Сергей Федюнин), анализируя место российского либерализма в общеевропейской традиции, утверждает, что либеральный дискурс оказался не принятым в российском постсоветском обществе. Вместе с тем оговариваются некоторые возможности для восстановления утраченных навыков гражданской кооперации и политической роли отечественных либералов.

Вторая часть книги сосредоточена на российском обществе в целом. В главе 5 «Протест 2.0 и “коллективный портрет” российского общества на фоне “Русской зимы”» (Галина Никипорец-Такигава) предпринята попытка создать обобщенный образ россиян, каким он предстает во время массовых протестов.

Глава 6 «Российское общество в контексте “Русской весны”: социологический анализ» (Лев Гудков) анализирует результаты, собранные в рамках социологических опросов по выделенным нами дискурсивным маркерам идеологической идентичности. В ней же представлен критический обзор других исследований «Левада-Центра», относящихся к тематике нашей книги.

Наконец, глава 7 «Россия в плену имперского синдрома: о природе политической инерции» (Эмиль Паин и Сергей Федюнин) ставит политологический «диагноз» российскому обществу и «назначает» способы лечения.

Наши исследования были поддержаны грантами фонда «Либеральная миссия», поэтому слова благодарности прежде всего адресуются Фонду. Благодарим всех коллег, участвовавших в обсуждениях наших результатов по разным академическим поводам, а также внимательных рецензентов, которые помогли улучшить нашу книгу: профессора Высшей школы экономики, доктора философских наук, вице-президента фонда «Либеральная миссия» Игоря Моисеевича Клямкина и выпускающего редактора НЛО, кандидата филологических наук Евгения Александровича Шкловского. Мы очень признательны редактору НЛО Софье Тимофеевой за энтузиазм и профессионализм в работе над нашей книгой, за все точные замечания и предложения. Мы благодарим студентов-стажеров факультета прикладной политологии НИУ ВШЭ, принимавших участие в сборе материалов для предварительной стадии нашего первого проекта. Слова нашей искренней признательности также всем читателям, которые взяли в руки нашу книгу и на суд которых мы ее оставляем.

Часть первая

Портреты российских идеологических течений от «Русской зимы» к «Русской весне»

Глава 1

Конформисты 2.0: сторонники Путина, материк постсоветских людей или воображаемое большинство

Эта глава посвящена россиянам, поддерживающим В. Путина. Путинизм, а точнее, «конформизм» – не вполне идеологическое движение по сравнению с рассматриваемыми в последующих главах левым, националистическим или либеральным, и многие пропутински настроенные россияне затруднятся с определением идейно-политической идентичности. Отношение к Госдуме у исследуемой группы – насмешливо-презрительное, а к правительству «неолибералов» – скорее негативное. Их объединяет образ В. Путина как правителя России и гаранта по-разному понимаемой стабильности. Однако их главный идентификационный признак – осознание себя большинством. Выявленные нами дискурсивные основания провластной массы россиян во многом соответствуют теоретической модели «советского человека», предложенной Юрием Левадой и его последователями. Это, прежде всего, конформистское единомыслие с правителем, общность коллективных фобий и предрассудков, а также убеждение в безальтернативности власти и порочности самостоятельного политического выбора[11]. Многие из этих черт, на наш взгляд, имеют исторически более глубинную, досоветскую природу и сохраняются или целенаправленно воспроизводятся со времен империи Романовых (см. главу 7). В той или иной мере эти признаки «имперского синдрома» характерны для всех четырех выделенных нами сообществ, но у «сторонников Путина» они представлены в наиболее концентрированном виде. Мы полагаем, что эта группа представляет собой материковый массив «советских людей», от которого в процессе идеологической диверсификации постепенно откалывались остальные идеологические течения. В силу этого рассмотрение «конформистов» открывает разговор о четырех основных идеологических течениях современной России. Сравнив данные Интернета с данными социологических опросов, мы приходим к выводу, что представления о преобладании сторонников Путина в российском обществе являются мифом. Изучив их дискуссии, мы делаем вывод о незрелости и неустойчивости их идеологической идентичности, но вместе с тем рассуждаем о возможности и путях диалога оппозиционного меньшинства российского общества с его воображаемым пропутинским большинством. Эта же глава показывает методологический дизайн исследования, последовательно воспроизводимый в главах 1–5.

Рис. 1. Фотоколлаж, который воспроизводился сразу в нескольких пропутинских сообществах «ВКонтакте» 7 октября 2014 г. [12]

Российский провластный конформизм и «человек советский»

Так называлась идеально типическая конструкция, предложенная Ю. Левадой для обозначения и соединения сложного набора характеристик, описывающих образ человека советской и постсоветской эпох. Она включала в себя как характеристики институционально регулируемого поведения, так и социокультурные образцы, паттерны поведения и ценностные ориентации. По мысли Левады, эта конструкция должна была находиться в ряду таких моделей, как «человек играющий», «человек экономический», «авторитарная личность» и т. д.[13] Подобные конструкции не привязаны к какой-то конкретной общности, будь то этническая или национально-государственная; их признаки предназначены для описания разных социумов и политий, включая и те, которые сложились в досоветскую эпоху. Мы еще покажем, что эти признаки хорошо сочетаются с другой теоретической конструкцией – «имперский синдром».

Терминология «нового советского человека» – строителя социалистического, а затем и коммунистического общества, равно как и соответствующая идеологема (мифологема), возникли в 1930-е гг. Нельзя утверждать, что эта идея была изобретена в СССР, поскольку подобного рода мифологемы были весьма характерны для тоталитарных режимов и аналоги идеи конструирования «нового человека» легко найти в Германии тех же 1930-х, а в Италии еще раньше – в 1920-е гг.[14] Однако только в Советском Союзе эксперимент по созданию «нового человека» и «нового общества» оказался столь длительным (итальянский и германский аналоги просуществовали около 20 лет, а советский – свыше 70 лет), что позволил социальному явлению закрепиться в культурной традиции, передаваемой на протяжении не менее двух поколений.

Л. Гудков относит первые попытки эмпирически описать советского человека к 1950-м гг. Они были представлены немецким социологом К. Менертом в его книге «Советский человек» (1958), малоизвестной у нас, но имевшей в свое время значительный резонанс в Западной Европе[15]. В 1971 г. появляется книга под тем же названием одного из официальных советских идеологов Г. Смирнова, породившая множество подражательных ей советских работ в области «научного коммунизма», представлявшего советского человека исключительно позитивно («мудрый», «отзывчивый», «коллективист», «оптимист»), чуть ли не как сверхчеловека. Ответом на это стали эмигрантские полупародии на образ советского человека (за авторством А. Синявского, А. Гениса и П. Вайля, А. Зиновьева)[16]. Так или иначе, все усилия советской пропаганды и советских ученых были сугубо умозрительными и сильно идеализированными, поскольку сама возможность охарактеризовать советского человека на материалах социологических исследований появилась в СССР лишь в эпоху М. Горбачева. Тогда, весной 1989-го, под руководством Ю. Левады был начат исследовательский проект под названием «Советский человек», который стал первым в отечественной социологии эмпирическим исследованием на указанную тему. В том или ином виде оно повторялось в 1994, 1999 и 2004 гг., что позволило сравнивать полученные результаты и зафиксировать тренды[17].