Коллектив авторов - Интернет и идеологические движения в России. Коллективная монография

Интернет и идеологические движения в России. Коллективная монография

Введение

Наше исследование мы начинали в одну эпоху, а закончили в другую. Революционные события в Украине конца 2013 – начала 2014 г., вовлеченность в них России и присоединение к ней Крыма – все это вызвало значительные изменения внутри всех российских идеологических движений. Самоопределение, размежевание, рост политического и идейного разнообразия, включая появление новых «ручейков» внутри каждого из них, сменились подобием единства на волне почти всеобщей поддержки аннексии Крыма и образования так называемых Донецкой и Луганской народных республик (далее – ДНР и ЛНР). Стало очевидно, что многие элементы «имперского синдрома» в России все еще сильны; особенно инерционным оказалось «имперское сознание». Ясно обозначилась смена тенденций политического развития. «Эпоха безвременья», характеризовавшаяся тотальной дезориентацией масс и утратой политических ориентиров, сменилась мобилизацией общественного сознания на основе смутных и утопических представлений о возможности воссоздания империи как внутри, так и за пределами России.

Помимо дихотомии «безвременье – имперская мобилизация», мы используем еще одну – «Русская зима – Русская весна». Последней метафорой обозначают два взаимосвязанных, но разных явления. Во-первых, «Русская весна» – это время подъема пророссийских, автономистских и сепаратистских движений в юго-восточных областях Украины, проявившихся в феврале-марте 2014 г. Во-вторых, это период единения в России ранее оппозиционных левых и националистических движений с властью на волне подъема «имперского сознания» и под флагом идеи «Русского мира». Однако есть еще и третье значение: консервативная, реакционная, антимодернизационная эпоха, которая была обозначена еще до аннексии Крыма, но стала безальтернативной политической стратегией власти именно весной 2014-го.

Если период спада оппозиционности и единения бывших оппозиционеров с властью произошел весной, то период подъема протестных движений и некоторых зачатков горизонтальных объединений определенной части либералов, националистов и левых наблюдался в декабре 2011 – начале 2012 г., в период «Русской зимы». Зима, и декабрь особенно, имеют в истории России символический смысл, отсылая нас к другой дате – 14 декабря 1825 г., когда в России произошло первое восстание сторонников Конституции, получившее затем название «восстание декабристов». То, что антиправительственные акции в 1825 и 2011 гг. состоялись в декабре, – это случайность, но сам факт исторической повторяемости волн подъема движений за политическую модернизацию России («Русская зима») и следующих за ними периодов политической реакции и стагнации («Русская весна») отражает реальную особенность исторического развития России.

Описываемый в книге период 2011–2014 гг. наряду с политическими переменами – еще и время интенсивной интернетизации России. Интернетизация, помимо всех прочих жизненных сфер, затрагивает значимую для общественных движений сферу использования коммуникации, существенно ускоряя, упрощая и обеспечивая к ней доступ, свободный от социальных и географических препятствий. Не идеализируя этот прогрессистский образ, на котором на самом деле немало известных пятен, нельзя не признать, что появление Интернета влияет на традиции и культуру коммуникации, и тем самым на условия и практики изучаемых в этой книге идеологических движений. Появление социальных медиа, которые превратили Интернет из элитарного в общедоступный инструмент эмансипации, еще более видоизменило эти условия и практики[1], произведя феномены «твиттер-» и «фейсбук-революций», электронной демократии (e-democracy) и электронного участия (e-participantion), проявившихся и в России, но имеющих здесь свою специфику.

Многие исследователи после обмена панегириками и анафемами в адрес Интернета, в котором одни видели средство либерализации, а другие – инструмент репрессий, слежки, контроля, глобализации и власти капитала, перешли к этапу более взвешенной и нейтральной оценки. Именно такую оценку предлагаем и мы, понимая Интернет как один из инструментов организации, мобилизации, коммуникации; не причину, но «контекст», компонент и фактор социальных и политических процессов. Вслед за М. Кастельсом, К. Ширки и другими исследователями мы признаем, что Интернет и социальные медиа – «организационная форма, культурное выражение и специфическая платформа для политической автономности»[2], которые «существенно меняют ландшафт современного протеста и помогают бороться за демократию в той же степени, как ранее печать влияла на протестантскую реформацию»[3]. Однако мы подчеркиваем, что в зависимости от конкретных политических, экономических и социально-культурных обстоятельств влияние Интернета на общественные процессы и социальные движения вариативно и многообразно.

Впрочем, взаимодействия и взаимовлияния Интернета и общественных движений еще только предстоит уточнить, их исследования в разных странах мира находятся в начале выработки научной парадигмы и сбора эмпирических доказательств[4]. Российский же опыт почти совсем не изучен, хотя для понимания постсоветских трансформаций российского общества Рунет особенно важен. Причина в том, что только в Рунете представлен весь спектр российских политических сил и течений, так как многим из них нет места в других медиа. Поэтому в этой, не подверженной прямому контролю со стороны государственной власти публичной сфере российское общество предстает более дробным и разнообразным в идейном отношении, чем на официально очерченной политической арене.

Кроме того, Интернет остался единственным свободным (со всеми исключениями в лице кремлевских троллей и в форме спам-атак на неугодные сайты и т. п.) российским СМИ. Благодаря своим техническим свойствам Интернет постоянно «обгоняет» государственную репрессивную машину и успевает поставлять уникальные факты, публичное обнародование которых невозможно посредством других каналов. Интернет также превратился в место протеста – альтернативу Манежки или Болотной, особенно после введения законов, карающих за уличные протестные выступления. Из-за того, что это пространство менее опасно для жизни, чем улица, здесь наиболее открыто выражают идейные и мировоззренческие позиции.

В силу всех этих обстоятельств Интернет предстает как новый и чрезвычайно информативный источник знаний о процессах, которые происходят в обществе, и об интересующей нас в этой книге реальной картине идеолого-политического размежевания. Однако в дополнение к тому, что Интернет служит хранилищем данных, недоступных из других источников[5], он является и самостоятельной площадкой по производству разнообразия общественно-политических процессов и феноменов – именно такое двоякое понимание Интернета проходит через всю нашу книгу.

Для решения поставленных задач объединились две группы исследователей: социологи, исследующие политические и массовые коммуникации, публичную сферу, цифровую культуру, представленные Галиной Никипорец-Такигава, и политологи, изучающие процессы трансформации политической системы России, – Эмиль Паин и его ученики, Сергей Простаков и Сергей Федюнин. Такое научное содружество позволило, с одной стороны, расширить рамки политологической парадигмы, а с другой – критически переосмыслить медиацентристское понимание общественных процессов. Помимо этого, наш творческий союз сделал возможным реализацию еще одного принципа – междисциплинарности, которая становится в последнее время императивом в исследованиях взаимодействия все более интернетизирующегося общества и все шире вовлекаемого в социальные процессы Интернета[6].

Исследования, послужившие основой для этой книги, проводились в рамках трехлетнего проекта, поддержанного фондом «Либеральная миссия». Первая его часть называлась «Этнополитические процессы в российской блогосфере» (январь – сентябрь 2012 г.); вторая – «Российское идеологическое безвременье в зеркале социальных медиа» (октябрь 2012 – апрель 2013 г.).

На этих этапах по материалам Рунета были составлены дискурсивные «портреты» четырех основных российских идеологических течений: националистов, левых, либералов и сторонников действующей власти[7]; и было осуществлено их сравнительное описание – уникальная попытка, учитывая, что до сих пор в исследованиях российских идеологий не предпринималось системных сравнений. Мы также проводим сравнения между российскими и западными течениями, подчеркивая, что идеологии в российском постсоветском контексте несопоставимы с их западными аналогами. Особенности этого контекста связаны с тем, что в отношении идеологического строительства и политической эволюции страна потеряла все 70 лет советской власти; не сложилось фундаментальных принципов, таких как права человека и толерантность, которые могли бы лечь в основу устойчивой системы политических взглядов; концепция гражданской нации в дискурсах идеологических сообществ мертва, российское общество не усвоило идеи верховенства права и принципов индивидуальной свободы. Здесь по-прежнему обширно деидеологизированное, аморфное сообщество конформистов, не имеющих устойчивых политических убеждений и идеалов, а потому легко поддающихся давлению государственной пропаганды. Просоветски ориентированные левые являются весьма специфическим продуктом советской эпохи и не похожи на современные левые силы в странах Запада. Русские националисты и российские либералы – также уникальные политические группы, аналогов которым в современных развитых странах найти не удастся.