Демоны в религии, искусстве и фольклоре - Массимо Чентини
Другой значимый представитель готического романа – Эдгар Аллан По (1809–1849). В сюжетах его рассказов дьявол овладевает человеком, и последний становится главным героем истории, финалом которой является торжество греха, убийственная ярость и безумие.
В совершенно иной плоскости находится творчество поэта и художника Уильяма Блейка (1757–1827). Для него добро воплощается в художественном вдохновении и творчестве, и тот, кто разжигает этот творческий огонь, может быть кем угодно – Богом или Сатаной. Согласно Блейку, сам творческий акт никогда не является актом злой воли, и поэтому художник, даже если он вдохновлен дьяволом, все равно работает в направлении духовной эволюции.
Типично романтический образ сатанинской вселенной, хотя и характеризующийся весьма оригинальной атмосферой, прослеживается в творении Блейка «Бракосочетание рая и ада».
«Вернувшись домой, на землю, я, до предела напрягши все свои пять чувств, стал всматриваться в то место, где плоские края обрывистой кручи хмуро высятся над нашим миром, и смог разглядеть очертания могущественного дьявола, окутанного черным облаком, нависшим над краем скалы, и дьявол тот испепеляющим пламенем выжигал слова, обращенные к людям и ныне прочтенные и уясненные ими. Вот эти слова:
Вам не изведать радость птиц, несущихся в полете, —
Ведь вы в тюрьме своих пяти убогих чувств живете»66.
Как и Блейк, Джордж Гордон Байрон (1788–1824) также задавался вопросом о природе и происхождении зла и восставал против бремени первородного греха.
Уильям Блейк. Смерть на бледном коне. Ок. 1800. Кембридж, музей Фицуильяма
У них на все вопросыОдин ответ: «Его святая воля,А он есть благ». Всесилен, так и благ?Зачем же благость эта наказуетМеня за грех родителей?67Сложность отношений между злом и людьми хорошо выражена в драме Байрона «Каин» (1821). В этом произведении деятельность Люцифера контрастирует с образом жестокого Бога. В «Каине» доминирует беспокойство человека, усиленное не меньшим беспокойством самого Люцифера за первых людей и их судьбу. Его образ формирует возвышенный тон, характерный для романтической поэтики.
И не устану вечноБороться с ним, и на весах борьбыЗа миром мир, светило за светилом,Вселенная за новою вселеннойДолжна дрожать, пока не прекратитсяВеликая нещадная борьба,Доколе не погибнет АдонаиИль враг его! Но разве это будет?Как угасить бессмертие и нашуНеугасимую взаимную вражду?Он победил, и тот, кто побежден им,Тот назван злом; но благ ли победивший?Когда бы мне досталася победа,Злом был бы он68.Перси Биши Шелли (1792–1822) пришел к символу дьявола в поэзии после юношеского опыта в мире оккультизма. В его произведении «О дьяволе и дьяволах» (1821) преобладает поиск корня проблемы зла. Поэту в итоге не удается создать четкое представление о дьяволе, при котором Сатана является исключительным выражением абсолютного зла, но автор превращает его в архетип романтического героя. Герой Шелли восстает против статичности существования, лишенного страстей и стремления к прогрессу. Это отношение особенно ярко проявится в великой аллегории «Освобожденный Прометей» (1820).
Есть что-то демоническое и в творчестве жены Перси Биши Шелли, Мэри Шелли (1797–1851). В известном романе «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1817) она подчеркивает стремление человека заменить бога научными знаниями. Подобно человеку, существо доктора Франкенштейна восстает против своего создателя, требуя для себя автономии и свободы воли.
Те, кто проводил филологическую оценку источников Мэри Шелли, отмечают, что автор с опаской и увлеченностью смотрела на исследования Эразма Дарвина (1731–1802), деда известного ученого-натуралиста Чарльза Дарвина (1809–1882). Она ознакомилась с трактатом Эразма Дарвина «Зоомия» по физиологии человека и стихотворениями «Ботанический сад» и «Время природы». Мэри Шелли была очарована ими, поскольку видела в этом авторе совершенного философа, в котором ясность ученого и чувствительность поэта сосуществуют в идеальном симбиозе.
Стоит отметить, что в то время многие обсуждали исследования Эразма и даже ходили слухи, что ему удалось вернуть к жизни фрагмент ленточного червя. Кроме того, Мэри знала об экспериментах с электричеством на животных, проведенных Луиджи Гальвани (1737–1798). В 1803 году в Лондоне Гальвани продемонстрировал возможность на несколько мгновений «оживить» труп казненного человека, пусть и с помощью эффекта стимуляции нервных окончаний.
Отголоски этих опытов и уверенность в том, что наука движется в определенном направлении, стали очень важными стимулами для Шелли. В литературном переложении научные эксперименты, связанные с поиском бессмертия, сильно спорят с богом и его единоличной властью, словно наш герой – падший ангел.
Бога отрицали многие авторы. Показательно высказывание французского писателя Стендаля (1783–1842): «Единственным извинением Бога служит то, что он не существует». Но даже его ледяной атеизм не мог освободить великий роман «Красное и черное» (1830) от образа дьявола, который воплощен у Стендаля в тревожной фигуре главного героя – Жюльена Сореля.
Среди наиболее типичных литературных дьяволов романтизма сложно обойти стороной дьявола Виктора Гюго. Отчасти на формирование образа повлиял переход автора в католичество в ранней юности. Сатана Гюго – это интерпретация Средневековья, его образ наиболее колоритен в «Соборе Парижской Богоматери» (1831). После этого романа Сатана в художественной литературе стал неотъемлемым персонажем для создания готической атмосферы, настроения тайны и колдовства.
«Сатана – это обжорство; это свинья, пожирающая разум; это пьянство, темное дно опустошенной чаши; это гордыня, у которой нет преклоненных колен; это эгоизм, наслаждающийся кровью, в которую он кунает свои руки; это чрево, ужасная пещера, в которой беснуются все чудовища, живущие в нас» 69.
Протест, характерный для художника-романтика и имеющий нечто демоническое для буржуазной мысли, особенно полно выражается в творчестве «проклятых поэтов» – определение Поля Верлена (1844–1896).
Самым прославленным «проклятым поэтом» можно назвать Шарля Бодлера (1821–1867), чья поэзия отличается сознательной – и невероятно талантливой – эстетизацией зла. В влиятельной поэтической работе Бодлера, символически озаглавленной «Цветы Зла» (1857), значение роли дьявола в человеческом опыте ярко выражено несколькими показательными словами во введении «Читателю»:
Безумье, скаредность, и алчность, и развратИ душу нам гнетут, и тело разъедают; <…>Сам Дьявол нас влечет сетями преступленьяИ, смело шествуя среди зловонной тьмы,Мы к Аду близимся70.В другом стихотворении мы находим несколько строчек, ясно рисующих фигуры одержимых:
Ты – розовый рассвет, ты – Ночи сумрак черный;Все тело в трепете, всю душу полнит гул, —Я вопию к тебе, мой бог, мой Вельзевул!71Дьявол как «муза» торжествует в работе и жизни Артюра Рембо (1854–1891), писавшего стихи только в ранней юности и тем не менее оставившего после себя некоторые произведения чрезвычайной ценности. Он получил известность не только как великий поэт, но и как тот, кто прославлял сатанинское существование во грехе и жизнь в искусстве любой ценой. Его цикл с очень показательным названием «Одно лето в аду» (1873) обращен к дьяволу.
«Но, дорогой Сатана, заклинаю вас: поменьше раздраженья в зрачках! И в ожидании каких-либо запоздавших маленьких мерзостей вам, который любит в писателе отсутствие дара описывать и наставлять, вам подношу я несколько гнусных
