Григорий Кваша - Рождение и гибель цивилизаций

Главные тезисы изложены в работе «Открытое кино» в марте 1997 года. Основная идея открытого кино, сознательно или неосознанно внушаемая зрителю, проста: оставь свое жилище и иди к людям, ибо только вместе вы — сила… В отличие от закрытого кино, камерного, интимного, насыщенного тонкой игрой артистов, в отличие от ортодоксального кино, насыщенного идеями, разговорами, проблемами, открытое кино должно быть простым, природным, чистым и наивным.

Важнейшим признаком открытого кино должно быть воспевание открытого пространства и клеймение позором заборов, замков, стен и т. д. Поэтому если действие фильма происходит не в открытом море, то, по крайней мере, на берегу моря или, на худой конец, на берегу речки. Если действие фильма не в пустыне, то непременно в степи или, в крайнем случае, в лесу. Самое лучшее, если в фильме есть и пустыня, и море. При этом в каждом эпизоде фильма выход в открытое пространство должен нести благо, пользу. Уход же в дома, города, улицы должен нести неприятности. Особые же неприятности сулят закрытые учреждения: тюрьма, психиатрическая лечебница и т. д. Стоит ли приводить примеры? Они хорошо известны: «Белое солнце пустыни», «Человек-амфибия», «Полосатый рейс» и т. н.

Несмотря на крайнюю необходимость открытых фильмов и безусловную народную любовь, не все так просто с их созданием. Не любят открытого кино критики: для них оно слишком просто, примитивно, односложно. Слишком низкий жанр, не о чем порассуждать. Впрочем, нелюбовь критики — это полбеды. Настоящая беда состоит в том, что это кино не слишком любят сами создатели кино — сценаристы, режиссеры, актеры. Сценаристам почти нечего- писать: ведь в открытом кино «играют» овраги, река, а не мысль сценариста. Режиссерам в таких фильмах очень трудно самовыражаться, ибо самовыражается в этих фильмах народ, а режиссер лишь улавливает народные чаяния. Из-за этого явления режиссеров, целенаправленно снимавших открытое кино, почти нет. В лучшем случае, удается снять два-три открытых фильма даже режиссерам открытых знаков. Лишь один режиссер умудрился снимать открытые фильмы все 12 открытых лет. Это Леонид Гайдай. Чаще всего открытый фильм, тем более удачный открытый фильм, — случайность, редкая удача, озарение. И в этом есть рациональное зерно, ибо энергия хорошего открытого фильма столь велика, что, будь таких фильмов много, мы бы взорвались от избытка радости и света.

Открытым фильмам могли бы радоваться операторы и актеры. Операторам действительно есть что снимать, над чем подумать: ведь почти все нужно снять на природе, в условиях вечно уходящего света. Актерам в открытом кино тоже хорошо: все почти как на капустнике, много экспромта, много радости, веселья. Впрочем, нет глубины, нет того, что зовут актерской игрой. Необыкновенно много зависит в открытом кино от композитора. Он фигура подчас не менее значимая, чем режиссер. Недаром наше открытое кино — это кино И. Дунаевского, С. Прокофьева, А. Петрова. Многое дает открытому кино его близость к анекдоту. Это особенно злит критиков и особенно радует народ. Очень важна афористичность: каждый шедевр открытого кино полон фраз и словечек, которые потом годами и даже десятилетиями ходят в народе.

Итак, детскость, природность, энергия, задор, отсутствие морали, отсутствие любых стилистических ухищрений, простота, примитивизм, реки, море, пустыня, болото, ненависть к затворам и замкам, любовь к свету и воздуху, а самое главное любовь к нашему народу, любовь и вера в него. Да и, собственно, почему бы нашим творцам не любить свой народ? Ведь имперский ритм единственное место, где народ и интеллектуальная элита одной крови — так называемые идеологи! Вот уж воистину у нас действительно народная интеллигенция.

На этом пока можно завершить разговор о сдвигах но фазе. Хотя тема эта замечательная и во многом невразумительная, ибо люди сознательно и подсознательно ждут подъема, единого для всех. Все полагают, что раз пришла новая власть, то сразу же начнется и экономический подъем. А если уж пошел экономический подъем, то тут же и расцвет искусства, науки и. культуры. Увы, бизнес от политики отстает на четыре года, а культура от политики отстает на целых восемь лет. Таковы сложности алгебраического подхода к истории.

Если и этого уровня сложности недостаточно, то можно ввести еще один уровень — подготовительный этап и внешняя экспансия. Для примера возьмем Россию XX века, четвертую фазу становления информационной власти. Итак, политический подъем с 1989-го по 1993-й, однако информационная подготовка этого подъема (гласность) идет с 1985 но 1989 год. Но, сформировавшись внутри государства, новая власть с 1993 года выходит на международную арену в своем новом облике и четыре года, по 1997-й, восстанавливает былое международное значение.

Экономический передел идет с 1993 по 1997 год. Однако информационная подготовка к этому переделу (создание банков, бирж, финансово-информационной структуры) идет с 1989:Го по 1993-й. При этом количество банков заведомо раздуто, все они созданы как бы под пустоту, ибо идет спад. И лишь после 1997 года наши финансы, наш бизнес начинают реально возвращаться на международный уровень.

Наконец самое интересное. Реальные подвижки в культуре, идеологии, да и вообще в народном самосознании начинаются лишь после 1997 года. Но до этого уже четыре года (1993–1997) идет беспрецедентное информационное движение в сферах грядущего подъема: бесчисленное количество премий, фестивалей, конкурсов. В один из означенных годов количество фестивалей чуть ли не превысило количество снятых фильмов. Многие называли это пиром во время чумы. Однако дело в том, что в идеологии, как в политике и бизнесе, информационные вагоны побежали впереди паровоза, паровоз же пока разгоняется. Наконец, в 1997 году был снят впервые за многие годы приличный букет приличных фильмов. И на фестивалях, где недавно нечего было демонстрировать, идет уже перегруз. Как следствие выход на международную арену наших фильмов, книг и прочего не начнется ранее 2001 года. Таков еще более дробный, еще более тонкий слой исторической алгебры, способной решать уравнения разной степени сложности.

Однако указанный уровень сложности ничто по сравнению с тем, что ждет нас при рассмотрении ритмов Востока и Запада. Там в силу входит принцип двойственности социальной структуры, которая однозначна, как оказалось, лишь в Империи.

Мы живем в Империи, мы знаем цену имперскому ритму, знаем о центральном положении нашей Империи в современной мировой истории. Нет ничего плохого в том, что теория разработана в гораздо большей степени для имперского ритма. Но теория есть теория. У нее не бывает любимчиков, не бывает исключений. Можно было бы сказать, что на Западе и на Востоке все аналогично. Однако, как оказалось, алгебра остального мира построена совсем по-другому

Если удостовериться в существовании как на Западе, так и на Востоке 36-летних фаз, то легко догадаться, что изначальная структура их все та же: подъем — стабилизация — спад. Но, переходя ко второму уровню алгебры, мы обнаруживаем логический провал. Почему, собственно, на Западе или на Востоке подъем тоже должен быть связан с синхронизацией общества? Такое предположение выглядело бы очень сомнительно. Скорее можно было бы предположить, что в мире частной инициативы, частного интереса (Запад) подъем связан с распадом общества.

Необходимо было некое решительное предположение, которое выводило бы на новый уровень понимания процесса. Таким предположением стало частичное развенчание социальной структуры, на которой основано понимание процессов, идущих внутри 36-летия. Столь странный и мистический шаг был сделан в мистическом 1992 году. 25 марта вышла статья «Оставаться или уезжать?»

Запад манит нас яркими огнями, чистыми тротуарами и галантным обращением, А вот пугать он нас перестал. Разоблачены все мифы коммунистической пропаганды, и потому считается, что именно там цивилизация — единственно адекватное человеческой сути бытие. Запад победил, а победителей не судят. Однако структурный гороскоп утверждает нечто прямо противоположное. Может, там спокойней и сытней, но с адекватностью там очень плохо. Тема эта очень обширна. Остановимся только на одном аспекте — неадекватности социальной оценки знака.

У нас все в порядке. Синхронизация общества порождает подъем (открытые знаки), стабилизацию дают стабильные ортодоксы, а углубление личности и атомизацию общества возглавляют углубленные, закрытые знаки. И так каждые 36 лет.

Намного запутаннее картина на Западе. Там подъем начинается с 12-летки стабилизации (идеологизации) общества, которую возглавляют закрытые знаки. Вторая 12-летка — атомизация, возглавляемая открытыми знаками. Наконец, вход в кризис: 12 лет синхронизации общества, возглавляемой ортодоксальными знаками. Сложно.