Питер Уайброу - Мозг: Тонкая настройка. Наша жизнь с точки зрения нейронауки

Однако сегодня стало очевидно, что результаты великого американского эксперимента не вполне соответствуют тому, что планировалось. И в этом нужно винить не столько эрудицию Томаса Джефферсона и других отцов-основателей, сколько человеческую природу. Человек, для которого фундаментальным мотивом является личный интерес, при столкновении с изобилием привыкает к нему и оказывается склонен к жадности и коррупции. Это тоже «самоочевидные истины», хотя и менее приятные, чем те, о которых писал Джефферсон. Их ясно осознавал Адам Смит – отсюда его отрицание идей Мандевиля, упор на развитие моральных качеств и оптимистическое стремление оправдать рациональное рыночное мышление. Смит понимал, что его видение сбалансированной, саморегулирующейся общественной системы, основанной на рыночном обмене, производно от интуитивного социального понимания, но он ошибочно предположил, что эта взаимосвязь будет сохраняться вне зависимости от изменения обстоятельств. Человек XVIII в. с его чрезмерным оптимизмом, Смит считал человеческий разум королем рынка, и экономисты классической школы верят в это до сих пор. Смит (точно так же как члены Лунного общества и отцы-основатели Америки) не мог предвидеть огромных экономических и социальных перемен, которые произошли в течение какой-нибудь сотни лет благодаря тому, что люди открыли и научились использовать ископаемое топливо.

Даже сейчас, в начале XXI в., нам не до конца понятно, что мы совершили. Как бы мы ни хотели вернуться к простой и однозначной, на наш взгляд, морали XVIII столетия и принципам Декларации независимости (такие стремления отражает, к примеру, «Движение чаепития»{102} Республиканской партии США), мир изменился, и обстоятельства, формирующие наше поведение, изменились вместе с ним. В условиях изобилия и безудержного потребительства наше рыночное общество больше не находится в равновесии. Мы забыли о социальных институтах, которые обеспечивали работу нравственного автопилота интуитивного понимания, о необходимых долгосрочных инвестициях, благодаря которым возможно поддержание равновесия на рынке, и вместо этого отдали предпочтение краткосрочным конкурентным преимуществам и известности. Почему мы склонны к такому близорукому поведению в отношении будущего и какие именно отделы мозга ответственны за этот важнейший выбор, я расскажу в следующей главе.

Глава 4

Выбор: внутренний рынок мозга

Дайте мне поэтому – что выше всех свобод – свободу знать, свободу выражать свои мысли и свободу судить по своей совести.

Теплый летний вечер. Поезд с протяжным свистком вырывается из темноты тоннеля. Огибая скалистые возвышенности, он стремится к маленькой альпийской деревушке. Вагоны Восточного экспресса сверкают в вечернем свете, безупречные в своем голубом, кремовом и золотом убранстве. Люди, собравшиеся на площади вокруг эстрады, оборачиваются и машут; перед церковью только что обвенчавшаяся чета молодоженов улыбается перед объективами камер. Через окна вагона-ресторана можно увидеть пассажиров, обедающих в роскошной обстановке ар-деко. И вот, снова засвистев, легендарный экспресс входит в поворот и скрывается из глаз так же быстро, как и появился.

Что это такое? Может быть, абзац из какой-то статьи в журнале для путешественников Condé Nast Traveller? Или фрагмент воспоминаний из чьего-то дневника? Или начало романа в духе Агаты Кристи? Нет, боюсь, ничего из этого. На самом деле я описал то, что нередко происходит по вечерам в комнате на втором этаже лос-анджелесского дома профессора Хоакина Фустера{104}. Он известный нейрофизиолог и один из ведущих мировых специалистов по проблемам памяти. А кроме того, доктор Фустер очень давно увлекается моделями поездов.

«Я любил поезда с самого своего детства в Барселоне», – сказал мне Хоакин, когда я однажды пришел к нему и его жене Элизабет на обед. Они познакомились, еще будучи детьми. «Когда мы были маленькими, мы ездили на каникулы в одну и ту же деревню», – объяснила Элизабет. Но это были трудные для Испании годы. Отец Хоакина, врач, был на стороне тех, кто проиграл в гражданской войне, а когда началась Вторая мировая война, жизнь в Барселоне стала еще более тревожной. Для Хоакина, маленького мальчика, оказавшегося среди всей этой неразберихи, поезда и наблюдение за ними стали островком спокойствия.

Однако особая привязанность к Восточному экспрессу{105} возникла у него в 50-х гг. в Австрии. Окончив медицинский институт в Барселоне, он переехал в Инсбрук, чтобы продолжить образование в области психиатрии, начатое в Испании. «Меня очень интересовала анатомия мозга, – объяснил Хоакин, – а в клинике, где я стажировался, имелась замечательная коллекция образцов». Это увлечение и врачебные обязанности часто заставляли Хоакина работать допоздна, иногда в ущерб сну. Но в ночных бдениях было одно дополнительное удовольствие: окна кабинета Хоакина выходили на железную дорогу, и раз в сутки ровно в полночь под ними проходил Восточный экспресс, следовавший в Венецию. Путешествие на этом поезде, овеянном романтическими легендами, было доступно только богатым и знаменитым, а связанные с Восточным экспрессом таинственные истории Грэма Грина и Агаты Кристи, которые сами были его пассажирами в 1930-х гг., добавляли восхищения и будили фантазию. «Мне совсем не надоедало это ночное зрелище, шум и свистки чудесного поезда, – признавался Хоакин. – Я ловил себя на том, что представляю себе жизнь его пассажиров. Это стало моим постоянным развлечением. Так давно это было… – Он замолчал, глядя, как его миниатюрный экспресс снова пролетает мимо нас. – Но, как видите, – добавил он с улыбкой, – Восточный экспресс все еще ездит по моей спальне, а я все еще размышляю об анатомии, работе мозга и памяти».

Головной мозг специализируется на управлении информацией – ее получении, хранении, извлечении – и на выборе между альтернативными вариантами действий, необходимых для поддержания жизни. Конечно, схема нейронных путей в нем гораздо сложнее, чем любая железнодорожная сеть. Однако общее в этих системах то, что функции целого невозможно установить путем одного лишь рассмотрения составляющих частей. Для понимания работы мозга необходимо разобраться в том, почему и как его отдельные центры связываются и взаимодействуют между собой. Например, благодаря недавно запущенному проекту «Коннектом человека»{106}, использующему современные технологии получения изображений и компьютерное моделирование для картирования нейронных путей, мы узнали, что в мозге есть множество узлов локальной активности, которые взаимодействуют благодаря высокоскоростным протяженным связям. Здесь можно провести грубую аналогию с тем, как обширная сеть Лондонского метрополитена связана наземными экспрессами с различными городами севера и запада Англии. В обоих случаях критически важным фактором служит совместное функционирование частей системы как динамического целого.

Проект «Коннектом» позволил сделать большой шаг вперед в уточнении наших знаний о нейронных сетях головного мозга. Но это достижение лишь открывает новую главу в наших исследованиях личности. Вопреки распространенному мнению, мозг не запрограммирован, подобно компьютеру, на последовательное выполнение действий, а работает с информацией из различных источников параллельно, анализируя ее для достижения максимальной выгоды. Этот процесс в чем-то сходен с рыночным обменом, с помощью которого устанавливаются цены. В этой главе мы рассмотрим, что нам известно о принципах такого уникального функционирования мозга и о роли памяти, попытаемся понять, как происходит принятие решений, как при идеальных обстоятельствах инстинкты и разум интегрируются в этом процессе и почему порой наши самые благие намерения оказываются искажены привычкой и предпочтением краткосрочной выгоды.

Исследование этих вопросов я начну с памяти. Она вызывала жгучий интерес Хоакина Фустера на протяжении всей его карьеры, так как в ней он видел ключ к пониманию того, как происходят в мозге процессы обучения и выбора. Профессор Фустер первым описал активные клетки памяти в коре у приматов. В качестве иллюстрации того, как работает память, мы можем рассмотреть пример воспоминаний Хоакина о Восточном экспрессе, к которым он возвращается уже в течение нескольких десятилетий. Чтобы объяснить, как сохраняются и извлекаются из памяти какие-то устойчивые воспоминания, мы должны разобраться в структурах мозга, обеспечивающих их возникновение, и в нейронных механизмах, которые их поддерживают.