Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1994 год
Как чувствует это Чжан Имоу? Он ощущает себя китайским режиссером. Многие молодые претендуют на избавление от национальных традиций. Чжан Имоу считает это невозможным: «Мы прикоснулись к иным ценностям, другие культуры научили нас гибкости, заставили иначе взглянуть на многое. Но они не могут изменить наши гены, в которых запечатлена память тысячелетий. Открывая чужие миры, мы отчетливее постигаем свою непохожесть». Он не мыслит себя за пределами Китая: «Я два дня не поем лапши, и уже неуютно. Да и где я найду краски и ландшафты разве заметит Чайнатаун где-нибудь в Сан-Франциско истинный дух Китая?»
Почему сугубо национальное действует на души других людей? Все зависит от уровня образного мышления, а не от сюжета, считает Чжан Имоу. На его взгляд, есть внутренняя противоречивая природа творчества вообще, и чем талантливее она проявлена, тем доступнее воображению представителя другой цивилизации. Именно в искусстве мы ищем освобождения от пут и преград государства, нации, крови. И полная свобода, считает Чжан Имоу, возможна лишь в самых высоких сферах.
На рубеже II и III веков в Китае сложилось мировоззрение и даже образ жизни «фэнлю» («ветер и поток»). Его приверженцы восстали против канонов. Вот строка поэта Чжуанчан Туна: «Первозданный эфир — мой корабль. И быстрый ветер — мой экипаж. Я витаю в великой чистоте. Мои мысли растворяются без следа». То была попытка утверждения зыбкой грани иллюзорного и реального. А теперь послушайте Мандельштама: «Заблудился я в небе — что делать. Тот, кому оно близко, — ответь».
Как видим, заочные друзья по скитаниям и чувствам существуют вне границ времени и пространства.
Этюд восьмой.
Все было встарь, все повторится снова...
Ровно в полночь грянул гром. Огненные смерчи закружились в воздухе. Сначала было ощущение наваждения, потом глаза привыкли, стали выхватывать отдельные картины: вот взвился в небо серебряный дракон, распустилась клумба пионов, вот жужжит пчела, а это, кажется, поет иволга...
По тротуару скакали квакающие лягушки. Гирлянды хлопушек на длинных шестах трещали, словно сосновые иглы в костре. Громы и молнии неслись отовсюду — из маленьких переулков, с балконов домов. Во дворах вдруг вспыхивали и гасли языки пламени, будто ритуальные костры, вокруг которых когда-то давным-давно собирались семьи, чтобы свершить обряд «подогревания года». А это уже современное дополнение к традиции — из мчащейся по пустынной магистрали «тойоты» несутся снопы искр.
К феерическому зрелищу готовились обстоятельно. Со знанием дела закупали чудеса пиротехники. Накануне газеты сообщили: по самым скромным подсчетам, жители Пекина обладают 1,2 миллиарда хлопушек и шутих (больше, чем всех китайцев на планете) и 20 миллионами ракет для фейерверков. Предупреждали: «Высшая радость может родить большую печаль». В предыдущие праздники были раненые, многих стариков, страдающих гипертонией, госпитализировали, были погибшие. Принимались превентивные меры: кое-где правительство закрыло частные фабрики, не сумевшие обеспечить безопасность и качество петард. Полиция Пекина обнародовала перечень мест, где запрещались упражнения в пиротехнике.
После революции 1911 года, свергнувшей монархию, Китай официально живет по григорианскому летосчислению. Но есть и другой счет дней, завещанный предками. Он затрагивает жизнь каждого жителя этой страны. Праздник Весны — так теперь называется традиционный китайский Новый год по лунному календарю. Древние китайцы делили солнечную орбиту на 12 домов и считали, что каждым из них управляет одно из животных звериного цикла. В тот год на престол взошел Заяц. Его-то и встречали в феерическую ночь.
«Почему громы и молнии?» — удивился моему вопросу парень, которого звали Юйнянь — Нефритовый год, потому что родился в новогоднюю ночь. Он только что выпустил в небо очередную порцию шутих. — Без шума нет китайского праздника. Предки считали, что человек живет в мире звуков и света, а привидения предпочитают тишину и тьму. Поэтому и появился фейерверк, чтобы изгнать злых духов. А я считаю: Новый год — это радость, вот и хочу, чтобы все о ней услышали, разделили ее со мной».
Я показал на проехавшую патрульную машину. «Обязательно нужна осторожность, — сказал парень. — Хорошо, что правительство взяло под жесткий контроль производство пиротехники. Теперь, кстати, есть много новых видов: эффект тот же, но они безопаснее, тише. Традиции тоже надо охранять».
Недавно агентства сообщили, что нынешний год Собаки обещает быть в Пекине необычно тихим. Власти решили запретить канонаду. Насколько послушными окажутся пекинцы? В Сингапуре, где подавляющее большинство населения — китайцы, после печальных событий 70-х годов, когда пожар, разразившийся в результате праздничного огня, сжег много жилых домов, лавок и мастерских и погибли люди, премьер-министр Ли Куан Ю обратился к населению: «Это безумство. Еще куда ни шло — бросать шутихи или вешать их на бамбуковые шесты в маленькой деревне. Но если вы живете в десятиэтажных домах, нужно отказываться от этих традиций». Некоторые дисциплинированные сингапурцы реагировали неожиданно: записали звуки петард на пленку. И в ноговоднюю ночь включили запись.
«... А я — Заяц! — весело сказал Ван Юэшэн, который продавал билеты на новогоднюю ярмарку в Храме Земли. — Фамилия у меня обычная, каких миллионы в Китае, а вот имя — Юэшэн — Рожденный на Луне — родители дали потому, что появился в год Зайца».
«Китайцы верили, что в новолуние среди пятен на светиле можно разглядеть нефритового зайца. Он, как и Луна, вечно бодрствует, толчет пестиком в ступе эликсир жизни» — так прокомментировал эти слова Фан Чжэньнин, с которым я пришел на ярмарку. Фан — художественный редактор журнала, который издает музей Гугун (бывший императорский дворец). Лучшего провожатого не сыскать. У него вкус к истории, культуре, обрядам.
Ярмарка в Храме Земли — одно из многих праздничных действий, возникающих в Пекине в эти дни. Они длятся до Праздника фонарей, когда новый год окончательно вступает в свои права. У каждой ярмарки свой нрав, своя окраска. В «Саду великого обозрения», построенном по сюжету любимого романа китайцев «Сон в Красном тереме», вас встречают герои в старинных одеждах. В другом парке можно посмотреть танец льва и прокатиться на собачьей упряжке по льду озера. В третьем — поглазеть на выставку фонарей и цветов. И все-таки главная ярмарка в Храме Земли. Я бывал там каждый год. Менялись символы, но атмосфера потешных игр присутствовала всегда. Буйство красок, запахов, звоны литавр, гром барабанов, жужжание ветряных трещоток. Дети с трудом находят ветерок в этом многолюдье.
Новый год — праздник семейный. Где бы ни был человек, он должен в эти дни вернуться к родному очагу. В полночь семья собирается на «обряд воссоединения». Все лепят пельмени — «цзяоцзы», в которых заключен смысл символический. Само это слово обладает фонетическим и графическим сходством с выражением «передавать детям». В первый и второй дни нового года следуют визиты к родственникам, близким друзьям. Но все-таки первые дни — радость сдержанная, а вот ярмарка — восторг разделенный.
Иногда на ярмарках случались неожиданности. В год Дракона, например, была театрализованная церемония: «Император молит Бога Земли о богатом урожае». Все участники представления — дети. Самого императора, к восторгу зрителей, изображал юный актер, игравший в телесериале «Последний император» последнего китайского императора Пу И в детстве. И была на этой ярмарке атмосфера таинственности, шарад, розыгрыша. Помню, в год Овцы остановился я на перекрестке. Одна дорога ведет к аллее Игрушек и ремесел, другая — на бульвар Лакомств. «Какая быстрее приведет к бродячему цирку?» — спрашиваю дедушку и внучку. Лукавая Юйлань показывает налево и убегает. «Она вас разыгрывает», — шепнул мне дедушка. С ним-то мы и разговорились о новогодней символике. Старики говорят: люди, родившиеся под знаком Овцы, — мягкие, послушные, внимательные. Вспомните: ягненок пьет материнское молоко, опустившись на колени. Это ли не символ сыновней и дочерней почтительности? Но так размышляют дедушки и бабушки. Будущие родители думают иначе (вот он, конфликт поколений): послушание, конечно, благо, но в наш деловой век оно не приведет к успеху. Поэтому, даже получив официальное разрешение властей на рождение ребенка, многие откладывали долгожданный миг до года Обезьяны. Он считается более благоприятным. Родители хотят видеть своих детей ловкими, изобретательными, предприимчивыми, как обезьяны. Так что теплые чувства многих китайцев к герою легенд — царю обезьян Сунь Укуну, который находил выход из самых отчаянных ситуаций (даже в огне не горел!), явно прибавили забот функционерам, которые проводят в жизнь стратегию планирования семьи.
