Уильям Лобделл - Теряя веру Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни
Я обратился к показаниям монсиньора Джона Юрелла, проводившего церковное расследование по обвинениям против Харриса. Юрелл был в диоцезе восходящей звездой, многие видели в нем будущего епископа. Русоволосый улыбчивый человек с круглым мальчишеским лицом, Юрелл прекрасно смотрелся бы и в загородном гольф-клубе, и в залах Конгресса. С Харрисом они были друзьями.
Допрос Юрелла провел в июле 2001 года Джон Мэнли, один из адвокатов Ди Марии. Мэнли — агрессивный юрист; его темперамент и яростный напорпугал церковных руководителей. Мэнли вырос в семье католиков и учился в католической школе — той самой «Матер Деи», и также в период директорства Майкла Харриса. Мэнли чувствовал, что вожди церкви предали католические принципы нравственности и правосудия, которые вбивали в него в школьные годы. Во время допроса он не скрывал своего негодования.
Я перелистнул несколько страниц, ища объяснения Юрелла по поводу письма Харриса. Мэнли спросил, увидел ли он в этом письме признание Харрисом своей вины. Юрелл дал несколько уклончивых и противоречивых ответов примерно такого свойства: «Нет, я не счел это письмо признанием, поскольку никаких признаний в нем не было. Его автор ни в чем не признается. Однако это письмо меня встревожило и обеспокоило».
Затем Мэнли задал вопрос: не считает ли Юрелл, что диоцез ввел общество в заблуждение, когда прикрыл неожиданную отставку и отъезд Харриса разговорами о «напряжении» и «необходимости отдохнуть».
ЮРЕЛЛ: Нет, не думаю... Полагаю, в то время он действительно испытывал сильнейшее напряжение.
МЭНЛИ: Но свой пост он покинул не по этой причине. Он ушел в отставку, потому что вы его заставили — а вы его заставили, потому что он обвинялся в растлении детей.
ЮРЕЛЛ: Это было административное решение.
МЭНЛИ: Вызванное тем, что его обвиняли в растлении детей!
ЮРЕЛЛ: Вызванное обвинением родителей какого-то человека, который уже умер и не мог ни подтвердить его, ни опровергнуть.
МЭНЛИ: Вы полагаете, эти ваши показания соответствуют девизу епископа: «Ходите в истине»?
ЮРЕЛЛ: Да.
Я снова начал листать документы в поисках свидетельства, сыгравшего ключевую роль в деле Ди Марии, — медицинского заключения, составленного психологами из Института Святого Луки после пятидневного пребывания Харриса в этой больнице. Заключение врачей звучало для церкви столь убийственно, что поверенные диоцеза подавали ходатайство в Верховный Суд Калифорнии, добиваясь того, чтобы этот документ остался недоступен широкой публике. Но у них ничего не вышло. 12-страничное заключение, полученное диоцезом еще в марте 1994 года, вошло в материалы дела и лежало сейчас передо мной.
Психологи из католической лечебницы поставили Харрису диагноз парафилии (отклоняющегося сексуального поведения) в форме влечения к собственному полу и эфебофилии (т. е. сексуального влечения к мальчикам-подросткам). Харрис — он знал, что заключение прочтет его начальство, — не стал ни подтверждать, ни опровергать выдвинутые против него обвинения, однако вердикт врачей звучал недвусмысленно: «Наши эксперты полагают, что обвинения небеспочвенны. По нашему опыту, в подобных случаях известные непристойные действия пациента, вызвавшие протест и получившие огласку, составляют лишь небольшой процент от реального числа предпринятых им непристойных действий». Забегая вперед, замечу, что Харриса обвинили в растлении в общей сложности десятка детей и церковь выплатила за его грехи больше пятнадцати миллионов. Однако он так и не признал свою вину.
Врачи из «Святого Луки» отметили, что, рассказывая им о своих постыдных детских тайнах, Харрис проявлял депрессию и тревогу, однако в обыденной обстановке «поражал своим хладнокровием». Его самоуверенность и обаяние так действовали на людей, что другие пациенты обращались к нему с жалобами и доверительными признаниями, «как к психотерапевту», отмечалось в заключении.
«Более всего, — пишет доктор Стивен Дж. Розетти, — Майкл заботится о своей репутации и производимом им внешнем впечатлении, в ущерб своему исцелению и душевному здоровью. В результате люди вокруг им восхищаются — однако в душе он остается одиноким, подавленным, преисполненным смятения и тревоги».
Харрис сообщил врачам, что на протяжении многих лет боролся с собственной сексуальностью, что подозревал, что его привязанность к ученикам может быть истолкована дурно. Согласился с тем, что его сексуальное развитие, по всей видимости, прервалось в подростковом возрасте, когда он поступил в семинарию. Признался он и в том, что порой, обнимая своих учеников, испытывал сексуальное возбуждение.
Пожалуй, наиболее поразительным для благочестивых католиков стало признание священника в том, что он практически не молится — «не считая нескольких минут чтения Розария перед сном. Розарий он использует не только как молитву, но и как привычное действие, помогающее уснуть.
После настойчивых расспросов Майкл признался, что боится молиться в одиночестве. Он боится оставаться наедине с собой и с Богом».
Итак, к марту 1994 года церковные функционеры диоцеза Оранж знали из врачебного заключения, что Харрис испытывает сексуальное влечение к мальчикам и, по-видимому, неоднократно растлевал детей. Однако эту информацию они скрывали от всех — даже от следующего пострадавшего, который пришел к ним с жалобой на Харриса.
Ларри Рехаб заявил, что Харрис изнасиловал его, когда молодой человек пришел к нему за советом и наставлением. Рехаб — в то время ему было двадцать лет — боролся со своими плотскими желаниями и обратился за помощью к священнику. После одной из бесед в доме у Харриса Ларри не смог уехать — его автомобиль не завелся, и Харрис предложил ему у себя переночевать. В тот же вечер, по словам Рехаба, Харрис набросился на него и насильно ввел свой половой член ему в рот.
Все это Ларри Рехаб подробно изложил Юреллу, другу Харриса, которому диоцез поручил расследовать обвинения против него. Юрелл засвидетельствовал под присягой, что Харрис — священник, давший обет безбрачия, — подтвердил, что занимался сексом с Рехабом, однако заявил, что это произошло по взаимному согласию. Выслушав историю Рехаба, Юрелл отправился на прощальный ужин, который давал в этот вечер Харрис для своих ближайших друзей-церковников.
В этом месте допроса Мэнли, не веря своим ушам, спросил Юрелла, не считал ли он «неуместным идти на ужин к подозреваемому в изнасиловании, к человеку, которого к этому времени обвиняли в растлении уже целой толпы детей»?
«Да, могу сказать, сейчас я понимаю, что это было неуместно, — ответил Юрелл. — Но мы все... видите ли, все мы были друзьями и работали вместе на протяжении многих лет».
«Монсиньор, понимаете ли вы, как это выглядит? — спросил Мэнли. — Что остается думать, узнав, что человек, расследующий дело о растлении детей, идет ужинать вместе с подозреваемым? Понимаете ли вы, что люди неизбежно сочтут такое поведение... не хочу проявлять неуважения — но неизбежно сочтут его двуличным?»
«Понимаю», — признал Юрелл.
Чем полнее и ярче раскрывалась передо мной картина двуличности диоцеза, тем больше я воодушевлялся. Материал получится потрясающий! В этот момент мне и в голову не приходило, что история Майкла Харриса как-то связана с моей верой. Я испытывал лишь чистый восторг журналиста при виде сенсации и жадно впитывал все новые сведения о скелетах в шкафу католической иерархии. Казалось бы, церковные функционеры дошли до предела лживости и подлости — но
нет, с каждым новым эпизодом этой истории они опускались все ниже, ниже и ниже! Казалось, боги журналистики подарили мне неслыханную удачу. Правда, я задавался вопросом о том, как случилось, что персонал целого диоцеза вел себя прямо противоположно евангельским заповедям, но удивление верующего отступало на задний план перед охотничьим азартом репортера.
В сентябре 1994 года против Харриса был подан первый судебный иск по обвинению в растлении несовершеннолетнего. Дэвид Прайс, бывший ученик школы «Матер Деи», сперва встретился с церковными властями и сообщил им, что Харрис несколько раз совершил с ним сексуальные действия в 1979 году, когда мальчик искал у него совета и утешения после смерти отца. По словам Прайса, он вспомнил об этом много лет спустя в ходе психотерапии. Церковные власти не отреагировали. «Вместо того чтобы извиниться, монсиньор Юрелл начал мне лгать», — писал Прайс в своей книге: «Алтарник: искалеченная жизнь», которую издал самостоятельно.
«К этому времени и он, и вся церковь уже прекрасно знали, кто такой монсиньор Харрис и с чем они имеют дело... Но никто в диоцезе не предложил мне ни помощи, ни даже намека на извинения.
Вот что сказал мне монсиньор Юрелл: «Католичество — это в первую очередь деловая корпорация и лишь во вторую — религиозный институт. Религией мы занимаемся по воскресеньям. А сейчас у нас речь не о религии, а о бизнесе».
