Мифы об инстинктах человека - Павел Соболев
Кстати, об этом же говорит и историк науки Гороховская Е.А.: "В то время, как гуманитарии часто говорят о неприложимости биологических понятий для описания и объяснения человеческого поведения, этологи используют гуманитарные понятия по отношению к животным. Исследование поведения животных в зоологии вообще и в сформировавшейся в её русле этологии, в частности, постоянно сопровождалось введением в научный оборот понятий, возникших для характеристики жизни человека, и число их все время росло: общество, социальная организация, социальная иерархия, общение, язык, знак, ритуал, ритуализация, конкуренция, агрессия, брачные отношения, ухаживания, ревность, приветствие, угроза, альтруизм и т. п. А в результате в этологии человека по отношению к людям применяются многие понятия, использующиеся по отношению к животным, но заимствованные, в свою очередь, из гуманитарной сферы. И это нередко служит удобной мишенью для критики, когда этологию человека обвиняют в двойной ошибке — в том, что в ней зооморфизируют человека, предварительно антропоморфизировав животных" (Гороховская, 1999; Гороховская, 2001, с. 19).
Вот так на примере "альтруизма" у животных, который собственно альтруизмом не является, а представляет собой типичный безусловный рефлекс, можно наблюдать, насколько опасен наивный антропоморфизм как подход в исследованиях, так как видит картину там, где её нет. Наивный антропоморфизм порождается неспособностью различать форму поведения с его содержанием, текстуру со структурой. Именно эта печальная оплошность приводит к тому, что изначально человеческие образцы поведения "вдруг" находят у животных, а затем, в совершенно логической последовательности, начинают предполагать существование некоего генного механизма, регулирующего данное поведение и у человека, которое на деле является приобретённым в социальных отношениях и регулируется посредством разума, а никак не инстинктов. Именно неспособность различать форму поведения с его содержанием приводит к таким тупиковым и прискорбным идеям, как инстинкты у человека или же "альтруизм" у животных.
Если смотреть только на внешнюю сторону явления и не производить анализа вглубь, то многие факты из жизни животных можно отождествить с фактами из жизни человека. Можно будет найти у животных не только "альтруизм", но и родительскую "любовь" и "заботу" о потомстве. Но всё это будет ошибочно. Достаточно внести некоторые изменения в акты родительского поведения, как становится наглядной вся их безусловнорефлекторная природа и нелепость всяких антропоморфных суждений, утверждающих обратное. К примеру, реакция курицы на крики цыплёнк: как только тот начинает верещать в случае какой-либо опасности, курица тут же устремляется к нему. Такую реакцию действительно можно счесть сугубо родительской и даже разглядеть здесь некие переживания матери-наседки, глубинное беспокойство за своё чадо.
Но это антропоморфизм. На деле всё совсем не так. Никаких "переживаний" тут нет. Есть лишь один безусловный рефлекс на такой ключевой раздражитель, как крик цыплёнка. Икскюль показал в своих опытах (цит. по Леонтьев, 1965, с. 259; этот же эксперимент производил и Брюкнер — Bruckner, 1933), что как только курица устремилась на крик испуганного цыплёнка, достаточно сделать так, чтобы звук прекратился, и курица остановится. В эксперименте цыплёнка привязывали за лапку к торчащему из земли стержню. Цыплёнок, лишённый возможности свободного передвижения, начинал кричать и трепетать крылышками. Курица быстро устремлялась к нему. В этот момент цыплёнка и накрывали стеклянным куполом. Курица тут же останавливалась. Она продолжала видеть, как её чадо беспомощно билось под стеклом в припадке страха, но теряла к нему всяческий интерес. Как только убрали звук, так и всякий "интерес" матери пропал. Именно крик и был безусловным раздражителем. Всё это исключительно безусловные рефлексы, инстинкты. Пока птенец истерично бьётся под стеклом, мамаша спокойно ходит рядом и клюёт зёрнышки. Просто убрали ключевой раздражитель, и всё. И Леонтьев, упоминая этот опыт, совершенно справедливо указывает, что курица-мать реагирует не на опасность вокруг птенца, а исключительно на его крик. Есть ли опасность в жизни птенца, нет ли её — а мать реагирует только на его крик. В этот момент у неё нет не то чтобы какого-то понимания ситуации, но нет даже и никаких переживаний. Всё это чистый рефлекс. Только очень сложный.
Раздражитель, рефлекс, реакция — поведение животных действительно по большей части можно описать в таких терминах. С человеком же такого не получится.
Или вот ещё из этой же корзины: о "материнской заботе" животных. Бич и Джейнс в своих экспериментах показали, что если самку крысы лишить обоняния, то она перестаёт отдавать предпочтение пустой клетке или клетке с собственным детёнышем — обе они становятся для крысы-матери равноценными (Beach & Jaynes, 1956). То есть она по-прежнему продолжает видеть своё дитя, но никак на него не реагирует. Крысёнок становится ей попросту "безразличен", выражаясь антропоморфными словами. Запах в этой ситуации — главный раздражитель. Ключевой стимул. Нет его, нет и реакции.
Точно так же самка крысы поступает, если сбить запах её детёныша — например, ароматом лаванды. В таком случае она начинает своё дитя упорно игнорировать, в отличие от его братьев и сестёр, которых она продолжает всё так же активно перетаскивать и опекать. А тот, пахнущий лавандой, остаётся одиноко лежать в стороне. Он больше никому не нужен. Просто потому, что от него перестал исходить стимулирующий запах — вот и всё. Вот и весь секрет "материнской заботы" у животных. Это инстинкт, сложный рефлекс, и ничего более. Никаких глубинных "переживаний" у матери здесь нет. Одни двигательные реакции на безусловный стимул и никакой романтики.
Многие птицы в период вскармливания атакуют всякий подвижный объект, находящийся вблизи гнезда, но почему они при этом не трогают собственных птенцов? Ответ всё тот же: наличие ключевого стимула, который блокирует их агрессивное поведение — это писк её чада. Один лишь писк. Когда птице в этот период преподносят макет птенца, она тут же на него нападает. Но стоит лишь включить в аудиозаписи его писк, так нападение мгновенно прекращается. Вот оно — действие ключевого раздражителя. Механический инстинкт. Но если же птицу оглушить, то её ничто уже не сможет остановить — она доводит убийство птенцов до конца (Гиппенрейтер, 1996, с. 192).
Вагнер, также раскрывая инстинктивную суть материнского поведения и говоря о невозможности применения к этим случаям терминов "забота" и "переживание", упоминает о давно известном орнитологам факте, "что птицы питают гораздо большую "любовь" к яйцам, чем к птенцам" (2005a, с. 340), имея в виду, что для птиц яйцо является более существенным ключевым раздражителем, нежели уже само вылупившееся дитя.
Лоренц описывал
