После хорошей войны - Марк Семёнович Солонин
23 августа 1939 года Риббентроп и многочисленные сопровождающие его лица самолетом прилетели в Москву. Переговоры начались в кремлевском кабинете Молотова в 15.30 и продолжались до 18.30, затем с 22.00 и до полуночи. Начало было суровым. Семь лет спустя в своем последнем слове перед Международным трибуналом в Нюрнберге Риббентроп сказал: «Когда я приехал в Москву в 1939 году к маршалу Сталину, он дал понять, что если не получит половины Польши и прибалтийские страны (тогда еще без Литвы) с портом Либава (ныне Лиепая), то я могу сразу же вылетать назад». Вылетать не пришлось, стороны стремительно пришли к согласию об условиях раздела Восточной Европы, а в ходе скромного ужина с шампанским обстановка и вовсе потеплела.
«Рейхсминистр иностранных дел заявил, что Англия всегда пыталась и до сих пор пытается подорвать развитие хороших отношений между Германией и СССР. Англия слаба и хочет, чтобы другие поддерживали ее высокомерные претензии на мировое господство. Г-н Сталин живо согласился с этим и заметил следующее: британская армия слаба, британский флот больше не заслуживает своей прежней репутации. Английский воздушный флот, можно быть уверенным, увеличивается, но не хватает пилотов. Если, несмотря на все это, Англия еще господствует в мире, то это происходит лишь благодаря глупости других стран, которые всегда давали себя обманывать... В ходе беседы г-н Сталин неожиданно предложил тост за фюрера: “Я знаю, как сильно германский народ любит своего вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье!”»
В итоге были подписаны Пакт о ненападении, содержащий стандартные общие фразы, и Секретный дополнительный протокол, в котором и была зафиксирована цена, которую предстояло уплатить Гитлеру всего лишь за невмешательство Сталина в его дела.
«Нижеподписавшиеся представители обеих Сторон обсудили в строго конфиденциальных беседах вопрос о разграничении их сфер влияния в Восточной Европе. Эти беседы привели к соглашению в следующем:
1. В случае территориальных и политических преобразований в областях, принадлежащих прибалтийским государствам (Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве), северная граница Литвы будет являться чертой, разделяющей сферы влияния Германии и СССР. В этой связи заинтересованность Литвы в районе Вильно признана обеими Сторонами.
2. В случае территориальных и политических преобразований в областях, принадлежащих Польскому государству, сферы влияния Германии и СССР будут разграничены приблизительно по линии рек Нарев, Висла и Сан.
Вопрос о том, желательно ли в интересах обеих Сторон сохранение независимости Польского государства, и о границах такого государства будет окончательно решен лишь ходом будущих политических событий. В любом случае оба Правительства разрешат этот вопрос путем дружеского согласия.
3. Касательно Юго-Восточной Европы Советская сторона указала на свою заинтересованность в Бессарабии. Германская сторона ясно заявила о полной политической незаинтересованности в этих территориях.
4. Данный протокол рассматривается обеими Сторонами как строго секретный».
31 августа Молотов выступал с большой речью на внеочередной сессии Верховного Совета СССР. Слегка посетовал на то, что «и в нашей стране были некоторые близорукие люди, которые, увлекшись упрощенной антифашистской агитацией, забывали о провокаторской работе наших врагов». К счастью, было кому направить заблудших на путь истинный: «Товарищ Сталин бил в самую точку, разоблачая происки западноевропейских политиков, стремящихся столкнуть лбами Германию и Советский Союз... Заключение советско-германского договора о ненападении свидетельствует о том, что историческое предвидение тов. Сталина блестяще оправдалось!» (Бурная овация в честь тов. Сталина.)
Под конец выступления тов. Молотов позволил себе душевно пошутить: «Советско-германский договор подвергся многочисленным нападкам в англо-французской и американской прессе. Эти люди требуют, чтобы СССР обязательно втянулся в войну на стороне Англии против Германии. Уж не с ума ли сошли эти зарвавшиеся поджигатели войны? (Смех.) Если у этих господ имеется уж такое неудержимое желание воевать, пусть воюют сами, без Советского Союза. (Смех, аплодисменты.) Мы бы посмотрели, что это за вояки!» (Смех, аплодисменты.)
На следующий день началась война.
В первые дни после подписания Пакта официальный Берлин демонстрировал горячий оптимизм и несокрушимую уверенность в скорой победе. На самом же деле ситуация развивалась для них не столь радужно.
25 августа произошло два в равной мере огорчительных для Гитлера события. Закадычный друг Муссолини прислал ему письмо, в котором прямо и без обиняков сообщалось: «Если Германия атакует [Польшу] и союзники Польши начнут ответную атаку против Германии, я хочу заранее дать Вам знать, что будет лучше, если я не возьму на себя инициативы в военных действиях ввиду нынешнего состояния итальянских военных приготовлений, о чем ранее мы неоднократно заявляли Вам, фюрер, и господину фон Риббентропу. Я считаю своей безусловной обязанностью, как истинный друг, говорить Вам полную правду.»
У порога войныИтак, дуче «соскочил». В самый ответственный момент. Напротив, англичане 25 августа подписали Договор о взаимопомощи с Польшей, статья 1 которого гласила: «Если одна из Договаривающихся Сторон окажется вовлеченной в военные действия с европейской державой в результате агрессии последней против этой Договаривающейся Стороны, то другая Договаривающаяся Сторона немедленно окажет Договаривающейся Стороне, вовлеченной в военные действия, всю поддержку и помощь, которая в ее силах».
Строго говоря, ничего нового в этом не было, ибо еще 22 августа Чемберлен прислал Гитлеру личное письмо, в котором честно и откровенно предупредил: «Каким бы ни оказался по существу советско-германский договор, он не может изменить обязательство Великобритании по отношению к Польше, о котором правительство Его Величества неоднократно и ясно заявляло и которое оно намерено выполнять.»
Всего лишь слова на бумаге - однако Гитлер занервничал так сильно, что назначенное на 26 августа вторжение
