После хорошей войны - Марк Семёнович Солонин
Абсолютно конфиденциально для Вашего сведения добавляется, что мы особенно заинтересованы в том, чтобы моя поездка в Москву могла состояться в конце этой или в начале следующей недели».
Телеграмма № 185 от 18 августа:
«Срочно. Лично господину послу.
Пожалуйста, немедленно условьтесь о новой беседе с господином Молотовым и сделайте все, что возможно, чтобы эта беседа состоялась без задержки... Мы просим о немедленном ответе на предложение, сделанное в дополнительной инструкции, о моем немедленном выезде в Москву. Пожалуйста, добавьте в связи с этим, что я прибуду с полными полномочиями от фюрера для полного и окончательного урегулирования общего комплекса вопросов. Я наделен полномочиями обговаривать детали в устных дискуссиях в Москве и, если представится возможность, исполнить пожелания русских. Я также вправе подписать специальный протокол, регулирующий интересы обеих сторон в тех или иных вопросах внешней политики, например в согласовании сфер интересов на Балтике, проблемы прибалтийских государств. Настаивайте в духе предыдущих заявлений на быстром осуществлении моей поездки и соответствующим образом противьтесь любым возможным советским возражениям.»
Приведенная выше телеграмма была получена и расшифрована в посольстве Германии в 5 часов 45 минут 19 августа. В два часа дня посол Шуленбург был принят Молотовым. Дальнейший, отнюдь не заурядный ход событий был описан в телеграмме, отправленной в Берлин, следующим образом:
«В своей первой сегодняшней беседе с Молотовым я повторно пытался убедить Молотова в том, что визит в Москву Имперского Министра иностранных дел -единственный путь для достижения успеха, настоятельно требуемого политической ситуацией. Молотов признал несомненную важность предполагаемой поездки, подчеркнув, что советское правительство понимает и уважает лежащий в основе этого замысел, но настаивает на своем мнении, что в данный момент невозможно даже приблизительно определить время поездки, так как она требует тщательных приготовлений. Молотова, очевидно, не трогали мои возражения, и первая беседа закончилась заявлением Молотова о том, что он высказал мне взгляды советского правительства и не может более ничего к ним добавить.
Едва ли не через полчаса после завершения беседы Молотов передал мне, что просит меня разыскать его снова в Кремле в 16.30. Он извинился, что поставил меня в затруднительное положение, и объяснил, что сделал доклад советскому правительству (главой которого и одновременно наркомом иностранных дел был сам Молотов. - М.С.) и уполномочен вручить мне проект Пакта о ненападении. Что касается поездки Имперского Министра иностранных дел, то советское правительство согласно на прибытие господина Риббентропа в Москву примерно через неделю после обнародования подписанного экономического соглашения... Моя попытка убедить Молотова согласиться на более раннюю дату была, к сожалению, неудачной».
Для дружбы нет границНа календаре было 20 августа, воскресенье. До запланированного дня вторжения в Польшу оставалась одна неделя. Планы, конечно, можно было изменить, но вот отменить наступление осени, затяжные дожди и туманы не мог даже сам фюрер. Оставалось только обратиться к господину Сталину с личным посланием.
«Господину Сталину, Москва.
Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения как первую ступень перестройки германо-советских отношений... Я принимаю проект Пакта о ненападении, который передал мне Ваш Министр иностранных дел господин Молотов, и считаю крайне необходимым как можно более скорое выяснение связанных с этим вопросов. По моему мнению, желательно ввиду намерений обеих стран, не теряя времени, вступить в новую фазу отношений друг с другом. Поэтому я еще раз предлагаю принять моего Министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее - в среду, 23 августа. Имперский Министр иностранных дел имеет полные полномочия на составление и подписание как Пакта о ненападении, так и протокола. Я буду рад получить Ваш скорый ответ. Адольф Гитлер».
«Клиент» был готов. Сталин в тот момент даже не до конца понимал, насколько и к чему был готов «клиент»! Лишь в 1948 году после публикации Госдепом США коллекции трофейных документов германского МИДа стала известна докладная записка Риббентропа (от 24 июня 1940 года), в которой он напоминает Гитлеру о следующих обстоятельствах московских переговоров августа 1939-го: «Фюрер уполномочил меня заявить о германской незаинтересованности в территориях Юго-Восточной Европы вплоть до Константинополя и Проливов, если бы это было необходимо. Последнее, однако, не обсуждалось». Вплоть до Константинополя и Проливов! Цари московские о таком могли только мечтать.
Напоследок, уже чисто для развлечения помотав нервы престарелому графу Шуленбургу, в Кремле ответили согласием.
Телеграмма № 197 от 21 августа:
«Вне очереди. Берлин. Секретно. Срочно.
Усиленно подчеркивая необычайную важность и исключительную необходимость поспешности, я вручил в 15 часов господину Молотову послание фюрера к Сталину и перевод... Я пытался всеми способами, какие только были в моем распоряжении, дать ясно понять господину Молотову, что немедленный визит Имперского Министра иностранных дел необходим в интересах обеих стран. Я закончил просьбой о том, чтобы при любых обстоятельствах ответ был дан мне сегодня.
Я только что узнал, что Молотов снова хочет видеть меня в 17 часов.
В 17 часов Молотов вручил мне ответ Сталина на послание фюрера, изложенный в очень примирительной форме. Сталин сообщает, что советское правительство согласно на приезд в Москву Имперского Министра иностранных дел 23 августа».
Теперь оставалось лишь эффектно завершить операцию, в частности выгнать вон из Москвы англо-французскую делегацию. Переговоры о военной конвенции успешно выполнили свою роль, и настала пора объяснить «союзникам», в каком качестве их использовали. Существует апокрифический рассказ о том, как главе советской делегации, наркому обороны Ворошилову прямо в зале заседания вручили записку от Хозяина: «Клим! Кончай балаган. Коба». Записки этой никто никогда не видел (скорее всего ее и не было), но легенда эта вполне адекватно отражает воодушевление, царившее тогда в Кремле. «Советское правительство не собирается вступать в какие-нибудь связи с такими зажравшимися государствами, как Англия, Америка и Франция. Чемберлен - болван, а Даладье - еще больший болван». Вот в таких отнюдь не дипломатических выражениях месяц спустя (вечером 28 сентября 1939 года) товарищ Сталин отозвался о своих бывших и будущих союзниках .
22 августа газета
