Джон Кроссан - Библия. Ужас и надежда главных тем священной книги

Впрочем, здесь еще есть некоторое равновесие между благословением и проклятьем. Дальше идут преимущественно проклятья и наказания:

…О, удовлетворю Я Себя над противниками Моими

и отмщу врагам Моим!

И обращу на тебя руку Мою

и, как в щелочи, очищу с тебя примесь,

и отделю от тебя все свинцовое…

(Ис 1:24б-25) [19]

Опять-таки перед нами тональность «а то худо будет», характерная для Второзаконнической традиции.

Охватывая взглядом всю пророческую традицию, которую мы сейчас рассматриваем на примере Ис 1-39, я вижу и подчеркиваю два аспекта. Ни один из них нельзя забывать. Один аспект: Бог снова и снова требует дистрибутивного правосудия и для Израиля (микрокосм), и для всего мира (макрокосм). Другой аспект: Бог снова и снова угрожает карающим правосудием, то есть Санкциями за неправильную дистрибуцию. Иными словами, пророческая традиция укоренила лучшие части Закона и завета в худших Санкциях Закона и завета.

«Венчает тебя милостью и щедротами»

Итак, роковое второзаконническое понимание Санкций завета – как способа объяснить нынешние беды и как основания предсказать будущие беды – также легло в основу призыва Пророков к справедливой дистрибуции под угрозой ужасной ретрибуции. Как же реагировала на эту теологию (и в рамках этой теологии) традиция Псалмов, общинных молитв Израиля?

Прежде всего, и самое главное, Бог Псалтири есть Бог творения (для всего мира) и завета (для всего Израиля). И как таковой, Бог есть Тот, для кого «правосудие и правота – основание престола» (Пс 88:15; 96:2). Сотворение можно мыслить как первоначальный акт дистрибутивного правосудия. Бог честно и справедливо дарит мир всем, кто в нем живет:

Блажен, кому помощник Бог Иаковлев,

у кого надежда на Господа Бога его,

сотворившего небо и землю,

море и все, что в них,

вечно хранящего верность,

творящего суд обиженным,

дающего хлеб алчущим.

Господь разрешает узников,

Господь отверзает очи слепым,

Господь восставляет согбенных,

Господь любит праведных.

Господь хранит пришельцев,

поддерживает сироту и вдову,

а путь нечестивых извращает.

И снова: «Отец сирот и судья вдов Бог во святом Своем жилище» (Пс 67:6), ибо Бог «любит правду и суд» (Пс 32:5).

Среди славословий творению в Псалтири выделяется одно, в котором воздается хвала не только Творцу или делу рук его, но и месту нас, людей, в этом замысле. Начало и конец псалма возвещают: «Господи Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле!» (Пс 8:1 = 8:9). Но между ними читаем следующее:

Когда взираю я на небеса Твои —

дело Твоих перстов,

на луну и звезды, которые Ты поставил,

то что есть человек, что Ты помнишь его,

и сын человеческий, что Ты посещаешь его?

Не много Ты умалил его пред Богом:

славою и честью увенчал его;

поставил его владыкою над делами рук Твоих;

все положил под ноги его:

овец и волов всех,

и также полевых зверей,

птиц небесных и рыб морских,

все, преходящее морскими стезями.

В этих стихах в форме хвалы говорится о том, о чем и в Быт 1:26–28. Предназначение человека связано не с заповедью, данной извне, а с его внутренней сущностью и индивидуальностью. Если мы предаем свою собственную сущность и индивидуальность, при чем тут наказание свыше? Мы несем последствия своих же поступков.

Далее. В молитвах Израиля то и дело ощущается один страх: страх перед расторжением завета. Ведь, строго говоря, завет – договор двусторонний. Если одна сторона нарушает его, другая свободна: завет разрушен, уничтожен и окончен – для обеих сторон. (Завет как яйцо: его нельзя сломать наполовину.) Постоянные упоминания о «милости» Божьей в Псалмах выражают надежду на то, что даже если Израиль окажется неверным, Бог сохранит верность. А ведь второзаконническая теология с этим не согласна: завет имеет условия (Втор 5:9б-10).

Этот страх возникал особенно в связи с заветом, касающимся Давидовой династии. Например, Пс 88 содержит два слоя.

• Ранний допленный слой. Бог возвещает: «Я поставил завет с избранным Моим,/ клялся Давиду, рабу Моему… вовек сохраню ему милость Мою,/ и завет Мой с ним будет верен» (Пс 88:4, 29).

• Поздний послепленный слой. Псалмопевец сетует: «Ты… пренебрег завет с рабом Твоим,/ поверг на землю венец его» (Пс 88:39–40). Он вопрошает Бога: «Где прежние милости Твои, Господи?/Ты клялся Давиду истиною Твоею» (Пс 88:50).

И все же «милость» Господня сохранит завет «вовек». К примеру, рефрен «ибо вовек милость Его» мы находим в каждом из двадцати шести стихов псалма 135. Снова и снова от псалма 5:8 до 146:11 возвещается о «милости» Божьей, словно неоднократное повторение данного слова способно унять и успокоить страх перед расторжением завета. Но если считать, что завет – дело взаимное, как может Бог соблюдать нарушенный завет?

Отметим еще два слова помимо «милости» в следующем отрывке:

Благослови, душа моя, Господа

и не забывай всех благодеяний Его.

Он прощает все беззакония твои,

исцеляет все недуги твои;

избавляет от могилы жизнь твою,

венчает тебя милостью и щедротами…

Если милость Божья хранит нарушенный людьми завет, должно существовать прощение – или пусть хотя бы в Санкциях будут «щедроты».

• Прощение. Люди просили прощения для себя лично (Пс 24:18) и для народа в целом (Пс 78:9); и получали прощение и лично (Пс 31:5), и все вместе (Пс 64:4): «…ибо Ты, Господи, благ и милосерд/ и многомилостив ко всем, призывающим Тебя» (Пс 85:5). Но Бог и наказывает за проступки (Пс 98:8).

• Щедроты. Возможны, даже когда в прощении отказано. Опять же люди просили их для себя лично (Пс 39:12) и для народа в целом (Пс 122:3); и получали их лично (Пс 22:6), и все вместе (Пс 114:5). О том, что Бог «щедр», говорится неоднократно (Пс 85:15 = 144:8).

Как великая пророческая весть о милости Божьей снова и снова омрачается угрозами кары Божьей, так не менее величественная весть Псалмов с их радостной хвалой снова и снова омрачается мольбами о прощении и пощаде. А ведь если считать, что мы сами пожинаем плоды своих дел, а не Бог нас наказывает, уместнее ставить вопрос иначе: не о прощении Бога, а об изменении людей; не о милости Бога, а о времени, которое осталось до того, пока меняться не станет поздно.

Более того, если метафорически описывать Бога как личность, молитва означает беседу с этой личностью. Но если метафорически описывать Бога как процесс, молитва означает соработничество с этим процессом. Предупреждал ведь апостол Павел: «Мы не знаем, о чем молиться» (Рим 8:26).

«О, Ассирия, жезл гнева Моего!»

Вернемся еще раз к VIII веку до н. э. и к конфронтации между Исайей и Синахерибом, а что еще важнее – между Яхве, Богом Израиля, и Ашшуром, Богом Ассирии.

Как мы уже видели, исследуя Второзаконническую традицию, ассирийский акцент на Санкции (в ущерб Истории), а в Санкциях – на проклятья (в ущерб благословениям) глубоко повлиял на библейские представления о Боге: беды стали мыслиться не как естественные результаты человеческих поступков, а как наказания свыше (см. главы 5 и 6).

Однако Ассирия полагала, что получила божественный карт-бланш на расширение империи к Сирии и дальше по Левантийскому побережью в Египет. Стало быть, если Синахериб был, как он сам считал, «царем мира, царем Ассирии», то Ашшур был не только Богом Ассирии, но и Богом всего мира. Более того, Ашшур был весьма необычным ближневосточным божеством: без жены и без семьи. И персонифицировал не какую-либо природную силу, а ассирийскую имперскую власть.

Как мы уже сказали, когда Синахериб направлялся домой, так и не завоевав Иерусалим, его современник Исайя объяснял опустошение Иудеи как небесную кару за нарушение завета через социальную несправедливость (Ис 1:1-17). Однако два других пророчества того же времени уверяют, что именно Яхве, Бог Израиля, – а не Ашшур, Бог Ассирии, – есть Бог «всей земли» (Ис 10:14; 14:26).

И все же, хотя Ашшур, как всемирный Бог, облегчил проповедь Исайи о Яхве как всемирном Боге, матрица опять оказалась неоднозначным даром для Библейской традиции. Ибо с этой моделью пришел ассирийский терроризм как этническая идентичность, внешняя политика и военная стратегия. Возьмем навскидку три примера:

Я покрыл широкую равнину трупами их солдат.

Я окрасил горы их кровью.

(царь Салманасар III, 859–824 годы до н. э.)

Я покрыл равнину телами их солдат, как травой. Их яички я отрезал и вырвал их половые органы, как семена летних огурцов.

(царь Синахериб, 704–681 годы до н. э.)

Я вырвал языки тех, кто клеветническими устами произносил богохульства на моего бога Ашшура…