Максим Трудолюбов - Люди за забором. Частное пространство, власть и собственность в России
Такой характер освоения и установка на вывоз ресурсов, как мы увидим, закладывают долгосрочные тенденции отставания в развитии любой колонии – африканской, южноамериканской или российской. Судьба Сибири изменилась в советское время, особенно в послевоенный период. Благодаря мощным государственным инвестициям здесь начался бурный рост добывающей промышленности, металлургии и энергетики, были созданы собственные научные школы. Города становились пригодными для жизни: с 1959 по 1989 год население Сибири увеличилось на треть. Но взлет оборвался вместе с крахом советской плановой экономики – сибирская промышленность была встроена в общесоветские цепочки и в условиях рынка оказалась крайне уязвима. На какое-то время встало почти все, а строительство дорог и инженерных сооружений за редкими исключениями с тех пор вообще не возобновлялось[112].
Захват отдаленных территорий, подчинение местного населения, принуждение к работе и выплате дани – все это этапы формирования правил и институтов господства. Если такие институты утверждены, они, как правило, существуют долго: слишком уж они удобны. Они позволяют малочисленной элите пользоваться всеми плодами развития страны, и не очень важно, какая именно «национальная идея» или идеология в данный момент охватила умы. Такая конструкция господства удобна и имперской, и советской, и какой угодно другой власти – до тех пор, пока этой власти удается оставаться неподотчетной обществу. Даже революции могут оказаться бесплодными: сменить «личный состав» элиты оказывается легче, чем изменить правила, в силу которых она оказывается безраздельным хозяином над бесправным большинством.
2. Попечение и извлечение
Испанский дворянин Эрнан Кортес в начале XVI века отправился в Новый Свет в поисках славы и денег. Колонизаторы интересовались тогда главным образом островами – Кубой и Испаньолой (будущие Гаити и Доминиканская Республика). Кортесу одному из первых удалось собрать достаточно сил, чтобы углубиться на материк (в будущую Мексику) и достигнуть империи ацтеков.
Кортес действовал в Америке точно так же, как действовали испанцы на протяжении столетий Реконкисты – отвоевывания земель Пиренейского полуострова у мавров и берберов. Право собственности на возвращенные земли принадлежало короне, но тот, кто руководил захватом территории, получал над ней «энкомьенду» (encomienda) – право «попечения». Местные жители должны были теперь работать в интересах нового наместника. Испанцы говорили: «Sin indios non hay Indias» – «Без индейцев не было бы „Индии“»[113].
Кортес осваивал самый ценный ресурс Нового Света – население. Колонизатор призван был нести «новообращенным» свет христианского просвещения, а находящиеся под его попечением индейцы должны были работать на нового хозяина. По сути, этот институт представлял собой право колонизатора распоряжаться определенным количеством закрепленных за ним «душ».
Так же действовали и другие. Франсиско Писарро высадился на западном побережье современного Перу и, выяснив, где находится вождь инков, захватил его в плен. В обмен на свободу испанцы потребовали у вождя выкуп – одну комнату, заполненную золотом, и две комнаты, заполненные серебром. Получив золото, Писарро убил вождя и двинулся дальше. В конце концов вся племенная верхушка инков была уничтожена, а их сокровища вывезены в Испанию. Как и в Мексике, каждый из командиров получил по энкомьенде, то есть по определенному количеству подчиненных, обязанных работать на белого человека точно так же, как они работали на старого вождя.
Колонизаторы нашли и другой способ заставить местное население работать на себя. На территории современной Боливии они открыли огромное месторождение серебра. Для работы на рудниках нужны были люди, и эту проблему решил Франсиско де Толедо. Он решил возродить традицию инков, которые в принудительном порядке отправляли часть подданных на сельскохозяйственные работы в интересах аристократии, жрецов и армии. Как и бывшие властители, Толедо стал силой набирать на работу одну седьмую часть мужского населения прилегавших к рудникам деревень. Этот институт, называвшийся «мита», был отменен только в 1812 году. Современные исследования показывают, что вплоть до сегодняшнего дня те территории, где испанцы практиковали «миту», остаются менее развитыми, чем те, откуда колонизаторы работников не рекрутировали.
Да и сами страны, где колониальные порядки были особенно жестокими, остаются менее развитыми. Вся Америка состояла когда-то из одних колоний. Но здесь есть и богатые США, и менее благополучная Мексика. В своем развитии они двигались разными путями во многом в силу изначального направления, заданного европейскими захватчиками[114].
Англичане оказались опоздавшими колонизаторами. Им не достались богатые золотом и серебром земли ацтеков и инков. Не достались «легкие» индейцы, которых испанцы заставили работать на себя. Англичанам пришлось довольствоваться северными землями, где ценных ископаемых было меньше, а сопротивления незваным гостям – больше. Еще одним важным отличием английских колонизаторов от испанских была возможность закрепления земли в частной собственности. У многих из них уже был за плечами опыт огораживания земли и приобретения защищенного права на владение ею.
Испанцам в Южной Америке все давалось проще. Новая элита относилась к Новому Свету как к территории обогащения. Им не нужно было договариваться, создавать институты защиты права для всех, им нужно было только подчинять и контролировать. Все инструменты управления, в том числе упомянутое «попечение», подчинялись именно этой цели. Современные исследования продемонстрировали удивительный факт: цивилизации, бывшие накануне европейского завоевания (то есть около 1500 года) богатыми, и цивилизации, бывшие тогда бедными, поменялись местами в исторической табели о рангах. Империи ацтеков и инков были гораздо более развитыми и богатыми, чем цивилизации, находившиеся на месте нынешних США, Канады, Австралии. Но сегодня США и Канада гораздо благополучнее Мексики и Перу, существующих на месте ацтеков и инков[115].
Власти в этих последних сменялись часто: на смену колонизаторам приходили местные вожди-романтики, потом появлялись новые вожди – офицеры, их сменяли идеологи свободы и братства, борцы за справедливость и счастье. Идеологии менялись резко – от одной крайности к другой. Постоянным оставалось только одно – все национальные богатства находились под контролем элиты. Примеров такой дурной преемственности, к сожалению, больше, чем примеров обратных.
Посмотрите на опыт бедной и раздираемой конфликтами страны Сьерра-Леоне, расположенной на западном побережье Африки. После провозглашения независимости от Британии в начале 1960-х годов «народные» партии некоторое время боролись там между собой. В конце концов, после серии переворотов, президент Сиака Стивенс ввел в стране однопартийное правительство, которое и возглавлял много лет, позаимствовав и усовершенствовав колониальную науку управления.
В колониальные времена британцы установили в стране практику отбора региональных вождей, чтобы легче было держать под контролем всю территорию страны. Стивенс сохранил этот институт и даже ужесточил его принципы – ему было нужно, чтобы местная власть оказывалась в руках только у самых лояльных лидеров. Британские колонизаторы создали систему сбытовых контор, чтобы легче было собирать налоги с фермеров – производителей кофе и какао. Стивенс не изменил эту систему и обложил производителей еще большими налогами. И созданную британцами алмазную монополию новые власти сохранили. Революционное изменение состояло только в том, что в правлении компании оказались родственники президента. Только армию постколониальные власти ослабили, поскольку Стивенс считал ее для себя опасной. Он сделал ставку на отряды наемников, подчиняющихся лично ему.
Есть что-то знакомое во всем этом: и отбор вождей, и монополии, и родственники. Рычаги власти и обогащения, созданные колонизаторами, переходят из рук в руки, власти меняются – но неизменным остается неравенство, бесправие и бедность большинства. Вместо царских наместников приходят председатели областных комитетов партии, вместо председателей – губернаторы и главы федеральных округов. Как бы они ни назывались, получается, что освободители, сторонники демократии, приходящие на смену угнетателям, просто берут в руки старые рычаги. Проходит несколько лет, и население уже не может отличить новых властителей от старых.
Экономисты, стремящиеся понять, почему одни страны в историческом масштабе оказываются благополучнее других, уверены, что успех во многом зависит от характера институтов (то есть правил и ограничений), а еще точнее – от того, насколько широко в данном обществе распространены и защищены права – те самые права на жизнь, свободу и собственность, что описаны в главе 4. Экономисты Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон видят в современном историческом процессе институты двух типов – инклюзивные и экстрактивные[116].
