Карен Армстронг - Поля крови. Религия и история насилия
Окончательная редакция эпоса принадлежит браминам, но в основе своей он отражает печаль кшатрия, который не может достигнуть просветления, ибо дхарма его класса обязывает воевать. Дело происходит в области Куру-Панчала до возникновения великих царств VI в. до н. э. Юдхиштхира, старший из сыновей царя Панду, теряет царство: его отнимают Кауравы, его кузены, смошенничав за игрой в кости. В итоге ему, его четырем братьям и их общей жене приходится удалиться в изгнание. Двенадцать лет спустя Пандавы возвращают себе трон в ужасной войне, в ходе которой гибнут почти все участники. Последняя битва полагает конец героической эпохе, а за ней начинается кали-юга, наш глубоко порочный век. Казалось бы, можно ожидать обычной битвы добра со злом, ведь у всех братьев Пандавов отцами были боги: небесным отцом Юдхиштхиры был Дхарма, хранитель вселенского порядка; отцом Бхимы – Ваю, бог физической силы; отцом Арджуны – Индра; отцом близнецов Накулы и Сахадевы – Ашвины, покровители плодородия и благополучия. Напротив, Кауравы – воплощение асуров. Соответственно, земная битва отражает небесное сражение дэвов и асуров. Но хотя Пандавы с помощью своего кузена Кришны, вождя Ядавов, одолевают Кауравов, они вынуждены прибегнуть к сомнительной тактике. И когда под конец войны они глядят на разоренный мир, победа кажется не столь радостной. Кауравы же, хотя и сражались на «неправильной» стороне, зачастую действуют безупречно. Когда их вождя Дурьодхану убивают, дэвы поют ему хвалы и покрывают его тело цветами.
«Махабхарата» не антивоенный эпос: снова и снова она славит войну, с восторгом и в деталях описывает кровавые битвы. Дело происходит во времена незапамятные, но в основе сюжета, видимо, лежит период после смерти Ашоки (232 г. до н. э.), когда империя Маурьев начала клониться к упадку, а Индия вступила в темный период политической нестабильности, который продолжался до начала правления династии Гуптов (320 г. н. э.){276}. Таким образом, здесь присутствует имплицитная предпосылка: империя, названная в поэме «всемирным владычеством», необходима для сохранения мира. И хотя поэма откровенно говорит о жестокости империи, она с горечью констатирует, что в мире, полном насилия, ненасилие не только невозможно, но и может причинить вред («химса»). Браминский закон полагал главным долгом царя предотвращать ужасный хаос, который возникнет, если власть монарха падет, – а для этого не обойтись без принуждения (данда){277}. Но хотя Юдхиштхире свыше предначертано быть царем, он ненавидит войну. Он объясняет Кришне, что, хотя осознает свой долг вернуть трон, война приносит лишь несчастья. Да, Кауравы отобрали у него царство, но убивать кузенов и друзей – многие из них были хорошими и благородными людьми – «дело очень злое»{278}. Он понимает, что у каждого ведийского класса есть свои обязанности: «Шудры занимаются услужением, вайшьи живут торговлей… брахманы избрали деревянную чашу (чтобы жить подаянием)», и только кшатрии живут «ремеслом убийства», и всякий иной образ жизни им возбраняется. Печальна доля кшатрия! Если он терпит поражение, о нем скажут худое слово, а если победит безжалостными методами, то запятнает себя и лишится славы, пожнет вечное бесславие. Юдхиштхира говорит Кришне:
Уверенность человека в собственной силе, как острая боль, тревожит его сердце. Только оставлением ее или же отвращением самой мысли о войне может быть достигнут мир. Либо же путем истребления врагов под самый корень… может подняться вновь преуспеяние… хотя такой образ действий был бы гораздо более жестоким{279}.
Чтобы выиграть войну, Пандавам нужно убить четырех вождей Кауравов, из-за которых войско несет большие потери. Один из них – военачальник Дрона, горячо любимый Пандавами, ибо он был их учителем и наставлял в искусстве войны. На военном совете Кришна объясняет, что, если Пандавы хотят спасти мир от полного разорения, установив свое владычество, они должны оставить добродетель. Воин обязан быть абсолютно правдивым и соблюдать данное слово, но Кришна говорит Юдхиштхире, что Дрону удастся победить, лишь солгав. В гуще битвы он должен сказать, что умер сын Дроны, Ашваттхаман, – и тогда, убитый горем, Дрона сложит оружие{280}. С великой неохотой Юдхиштхира соглашается. И когда он доносит до Дроны страшную весть, Дроне и в голову не приходит, что Юдхиштхира, сын Дхармы, может сказать неправду. Дрона прекращает сражаться, садится в своей колеснице в йогическую позу, впадает в транс и мирно возносится на небо. Напротив, колесница Юдхиштхиры, которая всегда парила в нескольких сантиметрах над землей, обрушивается на землю.
Кришна не Cатана, искушающий Пандавов. Таков конец героической эпохи. И подобные уловки стали необходимы, поскольку, как объясняет Кришна несчастным Пандавам, в честном бою Кауравов не убить. Не солгал ли сам Индра? Не нарушил ли он свою клятву Вритре, чтобы спасти космический порядок? Кришна говорит: «Они не могли быть убиты даже самими хранителями мира!» «Когда враги становятся все более многочисленны, их должно убивать изобретательными и хитроумными средствами! Сами древние боги, когда убивали асуров, следовали этим путем. Поэтому путь, которому следовали благочестивые, должен быть предпочтен всеми»{281}. У Пандавов становится легче на душе. Они понимают, что их победа принесла людям мир. Однако худая карма ничем хорошим не заканчивается, и уловка Кришны имеет тяжелые последствия, о которых стоит задуматься и нам.
Обезумев от горя, Ашваттхаман, сын Дроны, клянется отомстить за отца и предлагает себя в жертву Шиве, древнему богу коренных народов Индии. Войдя ночью в стан Пандавов, он убивает спящих женщин, детей и воинов, усталых и безоружных, и на куски рубит коней и слонов. В этом божественном безумии «по всему телу его струилась кровь, и был он подобен Антаке, сотворенному Временем… словно бы нечеловеческим был облик его… когда он разил сверкающим мечом, сея величайший ужас»{282}. Пандавам удается спастись: Кришна предупредил, чтобы они ночевали вне стана. Но большинство членов их семьи убито. Когда они наконец находят Ашваттхамана, он мирно сидит с группой саньясинов у Ганга. Ашваттхаман пользуется волшебным оружием массового поражения, и Арджуна отвечает своим оружием. И если бы двое святых мудрецов, «радеющих о благе всякого существа», не встали между воюющими сторонами, всему миру настал бы конец. Однако в итоге удар Ашваттхамана поражает чрева женщин из стана Пандавов, которые отныне станут бездетными{283}. Значит, прав был Юдхиштхира: губительный цикл насилия, предательства и лжи таков, что зло возвращается к содеявшим его и все стороны пожинают гибель.
Юдхиштхира правит 15 лет, но на нем теперь лежит древняя скверна воина. Свет покинул его жизнь, и после войны он стал бы саньясином, если бы категорически не возражали братья и Кришна. Как объясняет Арджуна, его твердая рука необходима для благополучия мира. Ни один царь не достигал славы, воздерживаясь от убийства врагов, да и невозможно жить, не нанося никому вреда: «Я не вижу никого, живущего в этом мире с ненасилием. Даже аскеты не могут прожить без убийства»{284}. Подобно Ашоке, который не мог положить конец имперским войнам, Юдхиштхира сосредотачивается на доброте к животным – единственной форме ахимсы, которая ему остается. Под конец жизни он отказывается войти на небеса без своего верного пса, и отец его Дхарма хвалит его за сострадание{285}.
Столетиями национальный индийский эпос заставлял людей задумываться о нравственной неоднозначности и трагичности войны. При всех рассказах о геройстве воинов их служба уже не была особенно славной. Тем не менее она требовалась для выживания государства, а также для цивилизации и прогресса. И как таковая стала неизбежным фактом человеческой жизни.
Даже Арджуна, которого часто раздражает стремление брата к ненасилию, однажды замечает дилемму Ашоки. В «Бхагавадгите» он обсуждает эти проблемы с Кришной перед последней битвой с Кауравами. Он стоит на колеснице позади Кришны и вдруг ужасается, осознав, что во вражеских рядах – его кузены, друзья и учителя. И он говорит:
…не нахожу я благаВ убийстве моих родных, в сраженье, Кешава.‹…›Их убивать не желаю, Мадхусудана, хоть и грозящих смертью{286}.
Кришна пытается его утешить, перечисляя традиционные аргументы, но Арджуну это не убеждает. Он молвит: «Не буду сражаться!»{287} И тогда Кришна вводит совершенно новую идею: воин должен полностью абстрагироваться от своих действий и исполнять долг, не ощущая личной вражды и личных интересов. Подобно йогину, он должен отключить свое «Я» и действовать безличностно – как бы и не действовать вообще{288}. Подобно мудрецу, даже в безумии битвы он должен остаться бесстрашным и лишенным желаний.
