Александр Гера - Набат-2
Нет, это не щелчок, это статистика. А Цыглеев продолжал:
— Вся послеоктябрьская эпоха была сплошным обманом и декларацией обмана выживших из ума негодяев. Молодежь бросили на произвол судьбы. А судьбы у нее не было…
«Взросло племя бездушных и бездуховных, — продолжил про себя Гречаный. — А может, у них своя духовность, которую мы не разглядели? Компьютерная? Виртуальная? Нам ведь тоже нравились «Битлы», которых осуждали старшие. Нам хотелось жить весело, а старики корили нас за безнравственность. Так наказание это для нас или непонятое поколение?»
Не задумываясь над последствиями, Гречаный решил: уж если суждено ему оставить след в истории, так пусть это будет реформа сознания. В насаждении новой веры он не преуспел, новое мышление развилось само по себе, хотя, и это очевиднее, именно он взрыхлил для новых ростков почву.
«Господи, помоги им», — взмолился он, берясь за ручку.
— Давай указ. Подпишу…
Из папки Цыглеева появился предусмотрительно заготовленный указ о названии новой столицы.
— Ориана так Ориана, — промолвил он, разглядывая перо. Нет ли соринки или волосинки на кончике… Исторический все же момент.
На лице юного премьера ничего не отразилось. Возможно, он подумал: рлава Богу, наконец-то старый пенек раскинул мозгами.
А то, чего стоили президенту предпосылки, — не в счет? Жизни? Чужая жизнь — статистика, своя — факт.
— А что станет с Москвой? — спросил он напоследок, подразумевая статус города, культурный центр, сохранность памятников истории, искусства и прочие реалии, связанные с этим.
Цыглеев толковал вопрос в ином ключе:
— Москва уйдет под воду максимум за год. Низины уже подтопило изрядно. Кстати, старый Шереметьевский аэропорт давно не принимает дальние рейсы, дренажи полосы не держат, сток воды не обеспечивают. Радиусы метро сократились втрое.
«Вот и Китеж…» — задрожали руки у Гречаного. Цыглеев сосредоточенно перебирал бумаги в папке и не заметил.
О грядущем наступлении воды знали давно и готовились без паники. Перенос столицы был обусловлен. Одна из причин.
Других было множество. Старушку Европу, где некогда бродил призрак коммунизма, бросили умирать. Появились деньги, призрак материализовался. Подкармливали Индию, чтобы Китай не напирал сзади, а Турция с Ираном спереди; кавказский каганат в гордом одиночестве доедает кукурузу, а «гарни хлопци с Львивщины» самостийно качают нефть — ведро до полудня — и меняют у чехов на хмель и горох, добрая, сказывают, горилка получается, даже «фелиции» на ней работают. Ездить не ездят, но заводятся. Все уравнялось. С севера наступают тропики, а в Америке негры извели белых: отлупцевали их до посинения, теперь все одинаковые; а в Белом доме восседает Муран Ссйфур Мулюков Первый, выходец из башкирской деревни Сучмеизы, и требует от России пива и харчей к пиву в обмен на ударные авианосцы. А куда их девать? «Фош» там, «Джон Кеннеди», там и новейший «Британик» уже с полгода наш.
Вот тебе и царица, правящая из-за морей…
А вдруг именно такой смысл заложен в библейском пророчестве? Только не сбылось пока от размягчения в умах и непрерывной мороси. Хлеб сеяли не густо — там сыро, а там одни бананы произрастают, — а ели в основном шампиньоны из подземных бункеров, пустующих за ненадобностью. Шампиньоны настоящие, жирные. Говядина искусственная надоела, собачатина — деликатес. Зато рыбы всяческой завались, икры море. «Опять икра!» — проклятие века. Вот как оно все обернулось. Не велел Господь поедать теплокровных, не послушали, он взял и плюнул на это дело, а плевок растекся в громадную лужу, которой ни дна, ни фарватера.
Такие вот дела накануне переселения в новую столицу.
«Что ж, — подвел невеселые итоги Гречаный, — берем каждой твари по паре — и в Ориану».
И до того ему стало наплевать на все на свете, что не обратил особого внимания на сообщение секретаря:
— Семен Артемович, вылетов по-прежнему нет, Сибирь не принимает. Есть другой вариант: теплоходом по Лужковскому морю до пристани великомученика Ельцина, а там автопоездом до самой Орианы. Устраивает?
— Вполне, — машинально ответил Гречаный. — Только я пока в Москве побуду.
— На какой срок откладываем переезд? — столь же машинально уточнил секретарь, занятый подсчетом, какие гостиные и комнаты в Кремле он займет со своей семьей и родственниками, как только уберется цыглеевская челядь.
— На какой? — переспросил Гречаный. — А пока Кремль стоит!
«Ясно, — пометил для себя в блокноте секретарь. — На год спокойно можно заселяться в кремлевские палаты. Голубая — моя, Зеленая — зятю. Красную — сватам, а в Георгиевском теннисный корт неплохо соорудить… Так, а этого куда? — Секретарь многозначительно посмотрел на президента. — Ага: уговорю его занять боковой флигель у кремлевских казарм. Там тихо, сухо, пусть себе живет в свое удовольствие…»
— Свяжите меня с Судских, — неожиданно попросил Гречаный.
— А Игорь Петрович давно уехал, — удивился секретарь такой просьбе.
— Куда уехал? И связи нет, что ли? — рассердился Гречаный.
— Есть связь, — проявил осведомленность секретарь. — Он сейчас в Центре климатологии.
— Где это? — нахмурился Гречаный, не соображая.
— На острове Безымянном в Тихом океане, — ответил секретарь, лелея мечту перебраться на этот райский островок. — Кстати, территория России… А вам бы неплохо подлечить здоровье в тропическом климате, — намекнул он, выжидая реакции.
— Соедините, — кратко сказал президент.
Пока секретарь делал спутниковый набор абонента, Гречаный дожидался с чувством неловкости: года, пожалуй, как три не общались, а тут — здрасьте, я ваша тетя… Впрочем, президент он, можно с таких позиций говорить, если не очень обрадуется Судских неожиданному звонку.
Связь была на удивление чистой.
— Здравствуй, Сеня, — услышал Гречаный в ответ знакомый голос. И выжидательная пауза.
— Ну, как там дела, Игорек?
— Над нами не каплет, — насмешливо ответил Судских. Даже пшеницу затеяли сеять. А у вас?
— А у нас закончен газ. Топлива в обрез, держимся на ветряках. Ничего, — бодрился Гречаный, — зато экология в норме. Как прогнозы, когда у нас солнышко появится?
— Пока без перемен. В Сибири, возможно, со следующей весны, а в Европе шторма и антициклоны.
— Переезжаем в новую столицу, — нашел чем похвастаться Гречаный. Было неловко. В ответ молчание.
— А как там Кронид? — поинтересовался Гречаный, устраняя неловкую паузу.
— Где-то в Сибири блуждает с Парменом. Сюда не спешит…
Опять понимающее молчание. Осуждающее. Выручил всезнающий секретарь:
— Поздравьте его с рождением третьего ребенка!
— Тебя можно поздравить с третьим отпрыском? — рискнул Гречаный.
— А Луцевича с первым.
— И Луцевич с вами? — удивился президент, даже не спросив, на ком женился Луцевич. — Поздравляю…
— Здесь, здесь, — подтвердил Судских. — Обязательно передам.
«Черт возьми! — вспомнил Гречаный. — А я так и не женился… Подсунул этот… — он неодобрительно глянул на секретаря, — свою сестру в наложницы, тем и пробавляемся. А мне уже пятьдесят шестой. Пожалуй, поздно, укатила молодость».
Попрощались с Судских легко, как корабли на приличном расстоянии в море, каждый на своем курсе, хоть и параллельном.
— Пойду-ка я прогуляюсь, — сам себе сказал Гречаный, и секретарь не удивился его желанию.
— С какой охраной? — осведомился он для проформы.
— Без охраны.
— Запрещено, Семен Артемович.
— Тогда пару человек, не больше, — попросил президент.
— Я утрясу вопрос, — . ответил секретарь таким тоном, будто делал президенту величайшую услугу. Допустим, брался выменять воблу на банку сгущенки.
Президент неторопливо вышел через Спасские ворота в сопровождении двоих охранников, которые держались на расстоянии, как велел секретарь. Направился он наискосок к бывшему ГУМу, где нынче разместился один из многочисленных цехов культуры и здоровья молодежи. Зданий в Москве пустовало много, и практичный Цыглеев, ни на кого не оглядываясь, велел переоборудовать их в молодежные центры. Болтаться по мокрым улицам желающих почти не было, а там тепло, светло, лампы дневного света, зелень в оранжереях и нет соблазнов употреблять спиртное или наркотики — все на виду. За это Гречаный хвалил премьера, но своими глазами еще не видел — что оно такое, оздоровительный центр.
На первых этажах девчушки в прозрачных трико учились танцевать что-то вычурное и замысловатое — под руководством молоденьких преподавательниц, может быть, чуть крупнее учениц. Их прозрачные трико были откровеннее. Гречаный испытывал неловкость, но на него не обращали внимания, зато охранники постреливали глазами, держась за его спиной. Плечистые и молодые по-прежнему в цене, смекнул Гречаный, когда наставницы задвигались вольнее, выбирая позы и па пооткровеннее. Запахов президент не ощущал, вытяжная вентиляция работала прекрасно.
