Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - Король-консорт
— А чересчур, — спросил я, — это сколько?
— На наше усмотрение, — заверил он, — так что если пойдете смотреть на мандрагору, а то еще и выдергивать, то я, как покорный слуга герцога, пойду вас сопровождать!
Я сказал понимающе:
— Что, настолько обрыдло торчать, как петух на заборе?
— Еще как, — ответил он честно.
— Хорошо, — сказал я. — Пойдем. Не люблю сидеть без дела.
— А пировать? — спросил он.
Я отмахнулся.
— Это тоже не дело, а завершение дела. Пировать просто так... это позор. Пир должен быть только после победы!
Он послушно пошел следом, едва не наступая от усердия на пятки, хотя я спускался не так уж и важно, все равно никто не видит и не оценит.
— Тебя как зовут? — спросил я.
— Франк, Ваше Высочество.
— Иди вниз, — распорядился я, — и скажи во дворе, чтобы оседлали моего вороного и что-нить поплюгавее для тебя. А я пока поднимусь к себе, собаку надо взять.
Он ухмыльнулся.
— Это обязательно. Они жутко обижаются, если оставлять дома.
Бобик ринулся мне на шею, исцеловал, как-то почуял издали, что сейчас отправимся хотя бы в короткий поход, это же так интересно — видеть новые места!
— Даже кухню оставишь? — спросил я. — В самом деле преданный друг.
Он тяжело вздохнул, кухню оставлять всегда жалко, но что поделаешь, просторы зовут и кличут, нельзя не откликаться на их зов.
Глава 11
Когда мы вышли во двор, Франк уже помогал седлать, не доверяя конюхам, крепкого буланого коня, где только и присмотрел такого красавца, а мой Зайчик стоит смирно, даже не замечая испуганного и напряженного как струна конюха, что держит его повод и делает вид, что это он отважно вывел этого зверя из конюшни.
Франк, завидев нас, ухмыльнулся и, затянув подпругу, лихо поднялся в седло. Зайчик подставил бок, я прыгнул в седло, не коснувшись стремени, как не побахвалиться, когда вон в окно выглядывают две женские мордочки, а Франк разобрал повод и крикнул:
— Эй там, морды!.. Открыть ворота людям.
Бобик, показывая, что он тоже людь, первым проскочил в щель, не дожидаясь, пока распахнут во всю ширь.
Я крикнул предостерегающе:
— Бобик, не туда!.. Шателлен подождет, сперва во-о-он туда, видишь там искорку?.. Или для тебя не искорка, я ее тоже сейчас не вижу, но там растет ман-тикора... тьфу, мандрагора.
Он недослушал, ринулся в ту сторону. Мы проехали через ворота, Франк оглянулся и недовольно пробурчал:
— Не нравится мне наш священник.
— Чего?
— Мог бы благословить на дорогу...
— А как у него служанка? — спросил я.
— Хороша, — ответил он в удивлении. — А что?
— Королева Маргарита, — сказал я, — правительница Наварры, как-то сказала, что легче расторгнуть сотню браков, чем разлучить одного священника с его служанкой.
Он ухмыльнулся.
— Это точно!
— Мне он тоже не понравился, — сказал я. — Зануда, а не воин.
Он удивился:
— Священник должен быть воином?
— Царство Божье, — сказал я патетически, — нужно защищать, как любое другое царство.
Он покрутил головой, для него это сложновато, да я и сам не знаю, зачем сказал, вообще идея свернуть с прямого пути в Шателлен для пока не так и нужного разговора с королем Бурнандии кажется все более неуместной.
А завтра, когда дурь пройдет и жалость к юному барону Джильберту еще повыветрится, уже могу и совсем передумать делать этот пока что лишний крюк. Сейчас нужнее знать, какую позицию занимает Найтингейл, чтобы увереннее разговаривать с Барбароссой, а не поддаваться мелким человеческим слабостям, оправдывая их высокими словами.
Кони пошли напрямик, оставив дорогу далеко в стороне. Бобик понесся вперед, опять же каким-то образом сообразив, что нужно туда и никуда иначе, только по дороге все же ухитрился изловить здоровенного толстого барсука и принес его, отчаянно брыкающегося.
Я указал взглядом на Франка, Бобик сунул ему прямо на седло, Франк едва успел подхватить, как Бобик умчался.
Барсук ухитрился вырваться, шлепнулся на землю, но Франк уже пришел в себя, пустил коня следом и молодецким ударом меча пригвоздил его к земле.
— Первый раз, — крикнул он,-запыхавшись, — барсука мечом... Век учись, Франк, сотником станешь... А какой толстый!
Я выждал, когда подхватит добычу и привяжет позади седла, молча пустил Зайчика вперед. Дороги все еще нет, но уже видны оттиски копыт, а дальше начали появляться и следы подошв.
Вскоре я рассмотрел далеко впереди некое строение, приземистое и продолговатое, словно конюшня на полсотни коней.
Встретили крестьянина, что несет со стороны леса на спине вязанку сухого хвороста. Я остановил его жестом, так же молча бросил серебряную монету.
Он ловко поймал свободной рукой, ею же сорвал шапку с головы и низко поклонился.
— Здравствуйте, благородные лорды! Сразу видно, что благородные, не жалеете монетку для бедного человека...
Я прервал:
— Скажи, в том направлении вроде бы растет мандрагора. Местные, думаю, все знают?
— Растет, — ответил он с поклоном.
— Но что там за домик? — спросил я. — Если мандрагора так страшна, то кто рискнул поселиться так близко?
Он ухмыльнулся.
— В этом домике, как вы изволили выразиться, поселились люди, которые умеют... Колдуны, проще говоря. А еще набрали себе туда народу для защиты, как говорят, хотя врут, конечно...
— Почему врут? — спросил я.
Он пожал плечами.
— А кто туда сунется? Не-е-ет, готовятся расширять свои земли. Потому и набирают сильных мужчин, дают им оружие... В нашу деревню тоже приходили, сманивали. Трое наших ушли, соблазнились большими деньгами и добычей.
— Даже добычей, — пробормотал я. — Ладно, иди. В самом деле, появилась сила посерьезнее, чем лорд Чедвик. К счастью, колдуны пока мелкие...
Крестьянин торопливо потащился дальше в сторону спрятавшихся в старом овраге хаток, Франк проводил его взглядом и спросил с надеждой:
— А откуда видно, что мелкие?
— Потому что мелкие, — ответил я. — Поехали.
Вдали раздался дикий нечеловеческий крик. У меня мороз пробежал по всему телу, а Франк выронил меч, повалился на конскую гриву и ухватился за горло.
Я успел перехватить повод его коня, тот в ужасе собирался помчаться прочь, а Франка похлопал по плечу.
— Очнись!.. Все кончено.
Он с трудом разогнулся, лицо белое, глаза полны паники.
— Это кричал, — прошептал он слабо, — корень мандрагоры... Они все-таки выдрали ее из земли...
— И что, — сказал я, — будут варить настойку?
Он прохрипел:
— Если там колдуны, им проще черпать из нее чародейскую мощь вот так сразу...
— Это нехорошо, — сказал я. — Поехали, теперь хоть посмотрим.
— Если покажут, — ответил он с тревогой. — А то и по шее могут дать. Сила делает человека наглым и спесивым.
Я возразил с достоинством:
— По шее и мы можем дать. С нами лучше не задираться. Ты же герой?
— Герой, — пробормотал он. — Мной хоть забор подпирай.
С каждым конским шагом я убеждался, что домик, как я его называл, на самом деле, конечно, не домик, а сейчас уже нечто больше похожее на огромный барак, сложенный из бревен, что, понятно: так строить быстрее, чем громоздить камень на камень.
Три костра перед бараком с этой стороны и два с той, это значит, народу здесь в самом деле немало. Вот так и появляются новые феодалы: сперва захватывают ничтожный клочок земли, которым другие хозяева брезгают, укрепляются, расширяются, пока им это позволяют, снова укрепляются, а потом оказывается, что их не так просто выкурить, а еще спешат к королю с подарками, заверениями в преданности и верности, обещают служить верно, и король обычно дарует им право жить и платить налоги с тех земель, которыми владеют...
Бобик ждет нас, не приближаясь к кострам, уже знает, как себя вести. В разборки людей вмешиваться нельзя, там все глупо и непонятно, зато когда демоны или звери — тогда ура, можно себя показать...
При нашем приближении сразу несколько человек поднялись от костров и, взяв в руки копья, наиболее неприятное оружие для всадников, загородили дорогу к бараку. Все выглядят не просто отвратительно, а омерзительно, худший сорт разбойников, что ищет вожака поподлее, что сплотит их в шайку и поведет на грабежи.
Я вскинул руку.
— Тихо, тихо... Мы с миром.
Один из разбойников, грязный и оборванный, сказал дерзко:
— А вот мы — нет.
И захохотал, остальные тут же поддержали. Кому-то в самом деле показалось удачной шуткой, другие загоготали громко и противно, всегда чужакам нужно показывать сплоченность и силу.
Франк указал мне взглядом в сторону. Там вытянулась явно мертвая крупная черная собака, от ее шеи тянется длинная веревка, а два человека в темных плащах и с низко надвинутыми на лица капюшонами уже освобождают от петли крупный корень длиной почти в ярд, похожий чем-то на раздвоенный огурец неприятного бледного цвета.
