Сюзанн Моррисон - Йога-клуб. Жизнь ниже шеи

По крыше вантилана застучал дождь. Индра припомнила историю о Лотовой жене:

— Все эту легенду знают — Господь уничтожил Содом и Гоморру и пощадил лишь Лота и его близких с условием, что те немедленно покинут город и не станут оглядываться. Другими словами, Господь попросил их поверить Ему. Пока не поверишь, всегда будешь оглядываться, как жена Лота, — оглядываться, потому что боишься смерти и перемен. А что с ней случилось, все знают, так?

— Соляной столп.

— Именно. Любовь к Богу позволяет просто двигаться по жизни вперед, не пытаясь заново пережить прошлое или угадать будущее. В твоем возрасте пора бы уже сдвинуться с мертвой точки, как считаешь?

— Да, — ответила я и отвернулась от Индры, чтобы немного растянуть ноги. — Но… ох! — Я покачала головой. Смогу ли я полюбить Бога? Бога! При этой мысли мне почудилось, что я даже слышу, как Ричард Докинз[16] и все мои старые профессора из университета смеются надо мной, хотя от них меня отделяло много тысяч миль.

Индра приподнялась и села рядом со мной на корточки.

— Ответь мне на такой вопрос, — сказала она, — тебе нравятся мантры на санскрите?

— Да! Почему нельзя все время петь на санскрите?

— Но ты же понимаешь, что эти мантры значат одно и то же? Мы всегда поем об одном и том же — просим милости у Бога. Мне кажется, если ты можешь петь на санскрите, но не можешь по-гречески, проблема не в Боге. А в языке.

На этом все. Она встала и вышла из павильона, а я попыталась присоединиться к своим товарищам на разноцветных ковриках, которые медитировали в перерыве между классами. Индра спустилась по ступенькам и вышла под дождь, глядя прямо перед собой.

Подумать только, такие мудрые слова говорит женщина, пьющая мочу!

Когда мне было года четыре, мы с дедушкой пошли прогуляться в лес за домом. Дело было в пасхальное утро, и я нарядилась в свой балетный костюм — светло-голубое трико, пачку и колготки, розовые пуанты, а поверх всего — помидорнокрасную футболку. Судя по рассказам старших, я из этого костюма не вылезала, когда мне было четыре.

В руках у меня была пасхальная корзинка с конфетами и шоколадными яйцами, которые до сих пор люблю. Я, правда, не понимала, как это пасхальный кролик умудрился сходить в магазин и купить шоколадные яйца, а его никто не заметил. Возможно, это означало, что он украл их, чтобы его не видели, предположила я, а кража, как мне уже было известно по злосчастному инциденту с бумажной куколкой, это грех. Разумеется, подобные размышления не могли меня не удручать, а дедушка, должно быть, почувствовал, что со мной что-то не так. С интуицией у него всегда все было в порядке. Однако, когда он спросил меня, что случилось, я не смогла выразить столь сложную этическую дилемму словами и просто ответила, что сомневаюсь, что пасхальный кролик вообще существует.

— Да, — ответил дед, — его на самом деле нет. И зубной феи тоже.

Я кивнула.

— Но Санта-Клаус существует, — добавил он.

Я беспрекословно доверяла дедушкиным знаниям о Вселенной и потому продолжала верить в Санта-Клауса еще долго после того, как все нормальные дети обычно перестают. И вот сейчас, вспоминая тот случай, я поняла: как же здорово, что он оставил мне Санта-Клауса. Я была в том возрасте, когда старшие дети уже знали правду о наших детских богах — тех, что приносят подарки к праздникам, — и каким же облегчением было узнать, что некоторые боги действительно воображаемые, но вот этот — главный — настоящий. Дедушка дал мне право сомневаться, но вместе с тем показал, что я все еще могу верить.

Об этом я думала, сидя в вантилане после ухода Индры. Я вспомнила тот случай потому, что, как ни странно, после слов Индры тоже почувствовала облегчение. Не убежденность. А облегчение.

Я люблю католическую церковь, я люблю католическую церковь, я люблю католическую церковь!

Я учусь любить католическую церковь. Самтоша рулит!

Знаете, мне сегодня пришло в голову, что, хотя я ненавидела нашего пастора и его рассуждения, в детстве мне все-таки не все было противно в католической церкви. Там тоже были элементы бхакти-йоги. Как у балинезийцев: приношения, благовония, ритуалы. Помню обряд посвящения Гейба. Он проходил его в соборе Святого Иакова в Сиэтле еще до ремонта, когда алтарь был в нефе, а не в центре, как сейчас. Когда я была маленькой, мы редко туда ходили, и каждый раз я представляла, будто за алтарем и дарохранительницей спрятаны тайные комнаты, а в них всякие секретные вещи — предметы и книги, а может, даже и люди, например члены «Опус Деи»[17]. Эти тайные комнаты, созданные моим воображением, были тем местом, где хранились священные тайны мира, и ангельское пение церковного хора было тем невидимым защитным полем, что отделяло меня от них.

Месса в честь посвящения была длинной и монотонной — колени сломаешь. Все священники из епархии архиепископа пришли, чтобы поприветствовать нового члена братства, и в течение службы они несколько раз все подряд — сотни, тысячи! — подходили к Гейбу и благословляли его. К концу службы Гейб лег лицом вниз перед алтарем, священники окружили его. Их было так много, что некоторым пришлось встать в проходах и на ступенях, ведущих к кафедре. Гейб распростер руки, как Супермен, летящий в небеса.

Пасторы собрались вокруг — все они были в белых мантиях и потому напоминали суровых и постаревших алтарных служек. Встав вокруг него кольцом, они вытянули одну руку, обратив ее ладонью к распростертому телу моего двоюродного брата, и принялись бормотать молитвы, которые нам в глубине церкви не были слышны. Зато мы слышали колокольчики и чувствовали запах благовоний, отчего меня охватило волнение… и зависть. Я подумала: что бы изменилось, если у алтаря с ними были женщины? Что, если бы я была там? Мне вдруг захотелось оказаться на месте своего двоюродного брата, у которого теперь будет доступ ко всем тайным комнатам и секретным книгам. Я мечтала получить доступ к тайне.

Католическая церковь основана на загадочном: тайна Святой Троицы, таинство непорочного зачатия. Чудеса сплошь и рядом. Мне всегда это нравилось. Если уж практиковать какую-то религию, то она не должна быть слишком практичной, а то еще станешь думать, что на самом деле понимаешь, о чем речь. Ведь признайтесь честно: никто не знает, что такое Бог и существует ли Он.

Гейб однажды процитировал строки святого Августина: «Si comprehendis, non est Deus». Если понимаешь Бога, это не Бог. В тот день я воображала себя на месте Гейба, воображала, что это меня, как рыцаря, принимают в орден, чтобы охранять тайны жизни, которые нельзя понять, а можно лишь выразить путем ритуалов и мистерий. Мне не хотелось брать на себя ни одну из обязанностей современных священников: раздавать еду бездомным, реставрировать церкви или вещать, будто тебе известно о том, есть ли жизнь после смерти и какой Бог на самом деле. Нет. Мне хотелось просто быть рыцарем.

Но разумеется, нельзя было ожидать, что церковь согласится с моим пониманием ритуалов. И даже если согласилась бы, я им была не нужна. Хранить тайны и быть почитаемым — удел мужчин. А срезать волосы и стать монахиней — совсем не сексуально.

Сегодня утром Индра и Лу сообщили, что отменяют дневной класс из-за домашних проблем. Оказывается, вчера ночью они толком не спали, потому что, как только начали засыпать, из кухни раздалось какое-то потустороннее жужжание. Они встали посмотреть, что это, и обнаружили, что их блендер без всякой человеческой помощи включился в розетку и начал взбивать.

С какой стати блендеру включаться и жужжать посреди ночи?

Ответ прост: в него вселились призраки.

У Индры и Лу завелся полтергейст!

Оказалось, на Бали это — обычное дело. Если верить Индре и Лу, каждую ночь по острову шныряют просто целые армии призраков, которые только и ждут удобного случая вломиться в чей-нибудь дом, вселиться в бытовую технику и напугать людей до смерти.

Индра сказала, что попыталась уговорить духа покинуть блендер, но не вышло. Она пожала плечами и грустно улыбнулась Лу:

— Этот дух оказался довольно противным, но мы должны помнить о доброте и о том, что призрак вселяется в блендер лишь тогда, когда хочет привлечь к себе немного внимания.

Лу, как обычно, растирал свои мышцы.

— Люди, послушайте меня, — проговорил он, замолк и резко вдохнул через нос, собираясь с мыслями. — Иногда стоит уделить призраку должное внимание, и он сам уйдет и оставит вас в покое.

Индра толкнула его плечом.

— Мы просто уже привыкли, — добавила она. — Духи нас везде преследуют.

Джейсон взглянул на нее широко раскрытыми, доверчивыми, как у ребенка, глазами:

— А что нужно сказать блендеру, чтобы дух понял, что вы уделили ему должное внимание?