Юлия Свешникова - Я вырос в свободной России
И не надо сегодня искать иной смысл в словосочетании «лихое время». И еще криво улыбаться. Загляните в словарь С.И. Ожегова.
Кстати, моя бабушка по сей день твердит, что страна (СССР) погибла не от дешевой нефти, а от лжи. Тревожно, но ложь снова становится, стала атрибутом повседневной жизни.
Помнится после ареста М. Ходорковского В. Путин говорил, что знает людей из Байкалфинансгруп, а через какое-то время даже не мог вспомнить правильное название. Меня это удивило, а потом я перестала удивляться. Осталось недоумение. А потом взрывы домов, Дубровка, Беслан, метро, аэропорт — и ни слова от президента. Правда, был в Беслане несколько часов ночью.
Я иногда задаюсь вопросом: откуда столько свободного времени у американских президентов? Откуда потребность обращаться к своим избирателям, быть вместе в горе, почему я знаю про дочерей Джорджа Буша и ни разу не видела детей двух наших президентов?
По-моему, нас не уважают и не принимают в расчет. Иначе не объяснить лексику отдельных высказываний.
Нас не уважают и не видят, потому что иначе невозможно объяснить неверие в нашу способность самим, самостоятельно обустраивать свою жизнь.
Нас не уважают, о нас не помнят, иначе бы не окружали таким кольцом ОМОНа, когда есть естественное желание высказать собственные мысли о нашей жизни.
Нас не уважают, мы лишние, иначе нам бы сказали, какую программу нам предлагают, что для этого будет сделано, что надо перетерпеть, чтобы завтра было лучше.
Нас не уважают, мы мешаем, иначе почему стерли все цвета радуги и нам оставили только один. Серый.
Нас не уважают, мы быдло, иначе нам бы объяснили, почему, например, сегодня М. Прохорова назначили, а потом выгнали не только из его партии, но и из комиссии по модернизации. Это политика или спецоперация?
Нас не уважают, нас очень много, иначе бы нам не лгали, что инфляция 6–7%. Надо потрудиться просто зайти в магазин.
Нас не уважают, да мы просто население, подданные, иначе бы фактически не отменили выборы.
Знаете, наверное, нам все можно пережить! Разве нас мало убивали, ссылали, гнобили, терзали, но. За державу обидно, стыдно. Смеются же, дивятся. Ну как можно, чтобы из 140 миллионов лишь два человека решали вопрос, кому из них быть президентом отныне и навсегда. И не постеснялись — решили. И батюшка благословил. Значит, дело сделано, и на избирательные участки ходить не надо?
Дышать, конечно, стало труднее. Воздуха не хватает, когда все глубже погружаешься в болото. Но надо выныривать, вдыхать поглубже и жить, потому что другой жизни и другой страны у меня нет.
Янина Заева, Красноярск
В пять я мечтала командовать Российской армией и принимать парад на Красной площади. В двадцать один это выглядит несбыточным вследствие абсурдности идеи, наличия иных приоритетов и видения политической действительности.
Приступая к написанию эссе, первый, о ком я подумала, — учитель истории, в самом начале 2000-х восхищавшийся укрупнением и возможностью участия в выборах исключительно политических партий, последующим исключением графы «против всех».
Также вспоминаю детский восторг от телевизионной картинки президентских выборов 2000 года, когда специально подготовленные дяденьки и тетеньки признавались в любви и призывали оказать доверие, проголосовав «за». Еще были заявления империалистического характера, после которых я начинала гордиться собственной страной. Ведь и НАТО мы «построим», и всех остальных поставим на колени.
Я была в том возрасте, когда ребенок не акцентирует внимание на подобных событиях, но количество листовок, телепередач и восхищавшихся было так велико (политтехнологи сработали великолепно), что это навсегда врезалось в память.
Следующим событием, которое она воспроизвела, стал Беслан. Отлично помню несколько дней, в течение которых вся школа говорила только об этом и на переменах мы буквально «прилипали» к экрану, помню дрожь, бежавшую по телу после кадров освобождения, точнее вида окровавленных тел.
После случившегося последовало странное заявление о строительстве и укреплении какой-то вертикали власти, замене прямых губернаторских выборов наделением полномочиями.
В детстве я любила всех: родителей, родственников, подруг, попугая Веру. Все казались добрыми и справедливыми. Даже испытывала симпатию к дяде Вове из телевизора, который, казалось, нас защищал. Позже пришло осознание, что большая часть угроз вымышлена или порождена самой властью.
Властная вертикаль реформировалась и путем «совершенствования» так называемого антиэкстремистского законодательства, но уже под предлогом националистических угроз.
В информационно-политическом плане мое 17-летие ознаменовалось тем, что с первых полос газет не сходили заголовки об очередном разоблачении нацистской группировки.
Единственным положительным результатом стало исчезновение из сети Интернет видеозаписей расправ над мигрантами, но этот процесс никак не повлиял на главную цель изменений. Возможно, потому, что преследовалась иная цель — создание механизма уголовного преследования человека за несогласие с властным видением государственного развития.
Ни в одном либерально-демократическом государстве мира (если мы все-таки стремимся к этому, а не к светлому авторитарному будущему) законодатель не выделяет подобные деяния в качестве самостоятельных составов преступления. Да, существует мотив идеологической, расовой, национальной или иной ненависти, но именно мотив, ставший в российском праве самостоятельным составом, сформулированным так, что к ответственности можно привлечь кого угодно.
Будучи слушателем очередного антиэкстремистского круглого стола с участием представителей правоохранительных органов и администрации города, была удивлена энтузиазму, с которым подавалась информация. Ни у кого из присутствующих не вызвал возмущения обвинительный приговор в виде лишения свободы сроком на шесть месяцев (условно) за распространение листовок с текстом «Убей в себе раба» или объявление правозащитников «врагами России» и последующая «пробежка» по их портретам, не повлекшие никаких негативных последствий для организаторов.
Реализация конституционных прав воспринимается властными элитами как угроза безопасности страны, а не как право граждан и обязанность государства.
Для меня свободная Россия существует лишь в качестве мысленного образа, гарантирующего фактическое и правоприменительное равенство, исключающего ситуацию оправдания Конституционным Судом назначения глав субъектов термином «наделение полномочиями».
В этой России население не стоит перед выбором: голосовать за какую угодно партию или испортить бюллетень, надеясь, но не веря, что таких, как они, 40 % и результаты будут признаны недействительными. Участие в оппозиционных политических мероприятиях воспринимается адекватно и не грозит стать пропуском в специальные списки государственных органов, вузов и школ.
Реальность пишет другую картину действительности. Выбор конкретного направления деятельности предопределен политически, теми событиями, которые сейчас развиваются. Избрать что-то идущее вразрез с псевдоидеологией государства — поставить на себе как на специалисте крест.
Избрав для себя позицию нейтралитета, я не могу осудить ровесников, шагающих дружно в ряд, поскольку это основной социальный лифт для самореализации.
Наверное, мы приспособленцы. Основная масса населения боится что-то менять в страхе, что будет еще хуже.
Хотя не все так плохо. Знакомые, живущие в Восточной Украине, восхищаются «российской политической стабильностью». Не берусь судить об эффективности политической системы этой страны, но средняя заработная плата россиян, равная 15 тысячам рублей, и молчание как условие стабильности этого не стоят.
Постсоветское настоящее определяется методом принуждения и наступлением негативных последствий в случае неповиновения, убеждение сведено к предвыборной агитации.
Конечно, свободы будет столько, сколько ее возьмешь. Но каким образом, если государственный механизм становится препятствием для установления баланса между интересами публичной власти и личности? Последняя выступает приоритетным объектом правовой охраны, второе и третье места отводятся обществу и государству соответственно, но практика применения вырабатывает противоположную схему: государство — общество — личность.
Процесс становления политического режима, окончательное оформление формы государства занимает длительный временной период, наверняка рано говорить о настоящем как свершившемся факте, для изменения которого нужен государственный переворот. Авторитаризм — переходная форма, сменяемая демократическим или тоталитарным режимом, но если под свободным государством понимать собирательный образ либерально-демократических режимов с набором декларированных и гарантированно реализуемых общепризнанных прав и свобод, то вектор развития с его управляемо-суверенной демократией направлен явно не в эту сторону.
