Александр Зимин - Слово о полку Игореве
В 1760–1764 гг. в сухопутном корпусе проходил обучение Ф. В. Ушаков, философ-материалист, последователь Гельвеция, друг и наставник русского революционера А. Н. Радищева. Позднее Радищев писал, что Ушаков «воспитанием своим в сухопутном шляхетском корпусе положил… основательное образование прекрасныя своея души».[Радищев А. Н. Поли. собр. соч. М.; Л., 1938. Т. 1. С. 156.]
Напряженная идейная борьба середины XVIII в. сказывалась на Иоиле Быковском. Уже 27 февраля 1760 г. он произносит в корпусе проповедь, в которой явно звучат социальные мотивы: «Христос повелевает нам: носите крест свой, а мы других непосильным крестом обременяем, налагаем непомерныя работы и великия оброкы, разоряя продолжением суда и мзды требованием, отнимая собственное их добро и имение, безпокойствуя ненавистью и поношением имени».[Ярославский обл. краеведческий музей, № 14963, л. 201 об.] Другие материалы о пребывании Иоиля в корпусе очень скупы.[См., например, собственноручное представление Иоиля «о выдаче нового антиминса» 15 марта 1764 г. (ЦГВИА, ф. 314, д. 3222). На этот документ, как и на другие материалы ЦГВИА, мое внимание обратили М. М. Штранге и А. Л. Станиславский.]
60—70-е годы XVIII в. отмечены расцветом демократической литературы. В это время пробуждается интерес к русским народным песням, былинам, преданиям, появляются патриотические произведения на сюжеты древнерусской старины. В это время выходят «Пересмешник, или Славянские сказки» и «Собрание разных песен» (1770–1776) М. Д. Чулкова (1743–1792),[Подробнее см.: Сельваиюк Р. М. «Собрание разных песен» М. Д. Чулкова. М., 1955, рукопись канд. дис.] «Славянские древности» М. И. Попова (1770). Готовит «Собрание древних богатырских сказок»
В. А. Левшин (1746–1826). В 40—60-е гг. XVIII в. создается уникальный сборник Кирши Данилова.[Кирша Данилов. С. 528; Горелов А. Цена реалии (Сборник Кирши Данилова — народная книга середины XVIII века)//Русский фольклор. М.; Л., 1962. Вып. 7. С. 167–169.] В песнях XVIII в. встречаются многие из тех образов, которые находят отражение и в Слове о полку Игореве. В одной из них это — «кровать тѣсовая»,[Чулков М. Д. Собрание разных песен. СПб., 1773. Ч. 3. С. 172.] в другой — «синее море»,[Чулков М. Д. Собрание разных песен. СПб., 1773. Ч. 3. С. 105.] в третьей — «ясен сокол»,[Чулков М. Д. Собрание разных песен. СПб., 1773. Ч. 3. С. 109.] в четвертой — «не вечерняя заря луга смочила»,[Попов М. Российская Эрата. СПб., 1792. Ч. 2. С. 7.] в пятой — «тур»,[Попов М. Российская Эрата. СПб., 1792. Ч. 2. С. 75.] в шестой — «кощей»,[Попов М. Российская Эрата. СПб., 1792. Ч. 2. С. 119.] в седьмой — «летит стадо лебединое, а другое гусиное»,[Попов М. Российская Эрата. СПб., 1792. Ч. 2. С. 96. Чулков М. Собрание разных песен. Ч. 3. Приложение. С. 18.] в восьмой — «красна девица»,[Чулков М. Собрание разных песен. С. 219.] в девятой — Дунай,[Чулков М. Собрание разных песен. С. 220.] в десятой — «чистое поле»[Чулков М. Собрание разных песен. С. 208.] и т. д. Эти некоторые переклички уже достаточны, чтобы показать связь Слова с народной традицией, находившей отклик и в печатных изданиях XVIII в. Но народные песни и былины проникали в литературу не только через печать. XVIII век отмечен резким увеличением числа рукописных сборников с песнями и некоторыми былинами.[Подробнее см.: Позднеев А. В. Рукописные песенники XVII–XVIII веков//Учен. зап. Моск. гос. заочного пед. ин-та. М., 1958. Т. 1. С. 5—112.] А. В. Позднеевым изучено 210 песенников (из выявленных 600) конца XVII–XVIII в. самого разнообразного содержания. Им установлено, что светская песенная поэзия создавалась и бытовала в средних и низших слоях городского населения. Большое распространение получила и украинская песня (выявлено 110 сборников песен). Появление большей части новых украинских песен в России падает на 1750—1760-е гг.[Позднеев А. В. Рукописные песенники XVII–XVIII веков//Учен. зап. Моск. гос. заочного пед. ин-та. М., 1958. Т. 1. С. 33.] Эти песни принесли с собою новые лирические и шуточные мотивы.
Д. С. Лихачев категорически утверждает, что «не могло быть в конце XVIII века и подражаний народной поэзии. В конце XVIII и в начале XIX века фольклор воспринимался как нечто принадлежащее к низшему роду искусства».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 158.] Первая половина этого утверждения просто неверна. Под народные песни стилизует свои стихотворные произведения М. Д. Чулков, так же помещая их в составе «Собрания разных песен», как и фольклорные. Н. А. Львов не только пишет стилизованную под древнерусские былины поэму «Добрыня», но и выступает в ней «с призывом к созданию произведений, национальных и по форме и по содержанию. Сюжеты их должны заимствоваться из былин, народных сказок, из русской истории».[Кулакова Л. И. Львов//История русской литературы. М.; Л., 1947. Т. 4. С. 447.] М. К. Азадовский даже считает, что «Добрыня» Львова и «Илья Муромец» Карамзина «отразили собой целую полосу фольклорных поэм».[Азадовский М. К История русской фольклористики. М., 1958. Т. 1. С. 96.]
Отношение к фольклору в конце XVIII в. нельзя характеризовать однозначно. Ссылаясь на исследование М. К. Азадовского,[Азадовский М. К История русской фольклористики. М., 1958. Т. 1. С. 80–81.] Д. С. Лихачев подчеркивает «отрицательное отношение к фольклору», которое якобы «было особенно характерно для просветителей XVIII в.».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 159.] Этот тезис был решительно отвергнут специалистами.[ «Обобщенная концепция, что просветительское отношение к фольклору равнозначно отрицательному, относится к одной из легенд нашей науки» (Макогоненко Г. П. Русское просвещение и проблемы фольклора//Русская литература и фольклор (XI–XVIII вв.). Л., 1970. С. 183).] Д. С. Лихачев как бы проходит мимо того, что это характерно было для некоторых представителей дворянской среды, в разночинной же народные песни, сказки не рассматривались как признак бескультурья и невежества. Наоборот, к ним приковано было самое пристальное внимание первых собирателей русского фольклорного наследия. Сказки и другие произведения народа, по мнению Левшина, сохранили «важнейшие начертания» страны и ее обычаев.[Азадовский М. К. История русской фольклористики. Т. 1. С. 67.]
А. Н. Радищев прямо «провозглашает высокое этическое и эстетическое совершенство народной поэзии».[Азадовский М. К. История русской фольклористики. Т. 1. С. 101.] Да и Г. Р. Державин писал, что «из славянского баснословия, сказок и песен древних и народных… много заимствовать можно чудесных происхождений».[Державин Г. Р. Соч. СПб., 1878. Т. 7. С. 610.]
Глубокий интерес и знание русского, украинского и белорусского фольклора обнаруживает и автор Слова о полку Игореве.
Еще В. Миллер писал, что, по его мнению, автор Слова о полку Игореве — «христианин, не признающий языческих богов и упоминающий имена их с таким же намерением, как поэты XVIII-ro века говорили об Аполлоне, Диане, Парнасе, Пегасе и т. д.».[Миллер Вс. Взгляд на Слово о полку Игореве. М., 1877. С. 71.]
Позднее В. Ф. Ржига считал, что «упоминания языческих богов в Слове… имеют смысл не мифологический, а поэтический».[Ржига В. Ф. Слово о полку Игореве и древнерусское язычество//Slavia. 1933. Roć. 12. Seś. З 4. S. 431, ср.: Булаховский Л. А. Лінгвістичні уваги про міфологічні назви «Слова о полку Ігореві»// Наукові записки Ін-ту мовознавства АН УРСР. Київ, 1959. Т. 15. С. 25.] Для Д. С. Лихачева «автор „Слова“ христианин, старые же дохристианские верования приобрели для него новый поэтический смысл».[Лихачев. Исторический и политический кругозор. С. 8.] «Не может подлежать сомнению, — замечает он, — что и языческие боги, упоминаемые в „Слове“, — это художественные образы, обладающие для автора сильной поэтической окраской. Автор „Слова“ христианин, а не язычник. Он не верит в языческих богов». В Слове языческие элементы — «лишь художественные обобщения, без всякой веры в их реальность», они осознаются «как элементы чисто поэтические».[Лихачев Д. С. Возникновение русской литературы. М.; Л., 1952. С. 191.]
Анализируя мировоззрение автора Слова о полку Игореве, С. И. Данелиа даже пришел к выводу, что его основные убеждения «вполне укладываются в рамки христианского миросозерцания и не заключают в себе признаков язычества автора».[Данелиа С. И. Мировоззрение автора поэмы «Слово о полку Игореве» // Данелиа С. И. Статьи о русской литературе. Тбилиси, 1956. С. 24, 31.] Имена языческих богов в Слове, по его мнению, выполняют лишь «поэтическую функцию». В той же степени, как упоминание Марса, Плутона и прочих богов Олимпа в «Россияде» не дает основания делать заключения об язычестве М. М. Хераскова, нельзя на основании упоминаний в Слове Велеса, Хорса и Даждьбога считать язычником автора этого произведения.[Данелиа С. И. Мировоззрение автора поэмы «Слово о полку Игореве» // Данелиа С. И. Статьи о русской литературе. Тбилиси, 1956. С. 29.] Но даже больше этого. Миросозерцание автора Слова становится совершенно понятным, только если допустить, что произведение появилось во второй половине XVIII в. в пору увлечения славянской мифологией. Если к этому же учесть интерес Быковского к литературе Просвещения (в частности, к Вольтеру), то появление языческих богов под пером архимандрита-рационалиста XVIII в. не может нас удивить.
