Юрий Емельянов - Смертельная схватка нацистских вождей. За кулисами Третьего рейха
Сопротивление этим переговорам проявилось в обстреле группы советских связистов, которые шли от командного пункта Чуйкова вместе с полковником фон Дуфвингом. Разумеется, это был далеко не первый случай во время Великой Отечественной войны, когда немецкие военнослужащие стреляли по советским парламентерам и убивали их. Однако на сей раз огонь вели по группе, в которой были немцы, включая полковника фон Дуфвинга. Произошел ли этот обстрел из-за вопиющего нарушения воинской дисциплины, столь необычного для немецкой армии, или же это было следствием умышленных попыток сорвать переговоры с советской стороной? Не вследствие ли саботажа долго не работала телефонная связь между командным пунктом Чуйкова и рейхсканцелярией?
Не исключено, что в бункере многие быстро узнали о том, что новое правительство добилось от советских генералов безопасности лишь для узкого круга лиц. Совершенно очевидно, что из 500–600 лиц, которые оказались в бункере, лишь немногие могли рассчитывать попасть в заветный список тех, которым сохраняли воинские звания и даже холодное оружие. Будучи причастными к властным структурам рейха, они не желали делить судьбу с простыми солдатами окруженных частей вермахта, которые ценой тяжелой борьбы и жертв до сих пор обеспечивали им сохранение жизни. Сознание того, что они, как и рядовые солдаты, станут военнопленными, рождало у них желание бежать из бункера как можно скорее, прикрываясь бойцами вермахта, которые вели безнадежную борьбу. В то же время, оказавшись вне перечня привилегированных лиц, они чувствовали себя преданными Геббельсом, Борманом и другими организаторами переговоров с советской стороной.
Чтобы реализовать планы своего спасения, противники капитуляции должны были отстранить от власти тех, кто готовил такое соглашение, то есть Геббельса, Бормана, Кребса и близких к ним людей. А возможно и уничтожить их. Не этим ли объясняется их уход из жизни 1 мая 1945 года?
Противоречия в рассказах о самоубийстве Геббельса и его жены, убийстве детей Геббельса, отсутствие трупов Кребса, Бургдорфа, Бормана не позволяют принять на веру различные заявления об обстоятельствах ухода из жизни этих людей. Видимо, те, кто распространял версию о расстреле Геббельсов по их желанию, не были свидетелями того, как на самом деле они умерли, но знали, что супругов должны были лишить жизни, а затем их трупы сжечь. Именно поэтому была сочинена версия о расстреле Геббельсов в соответствии с их волей. Возможно, что Геббельсы сумели опередить убийц, приняв яд. Но не исключено, что их насильно заставили проглотить яд.
Дети Геббельсов могли стать свидетелями расправы эсэсовцев со своими родителями. Поскольку комнаты, в которых находилось семейство Геббельсов, были расположены близко друг от друга, даже если убийство Йозефа и Магды не произошло на глазах детей, те могли услышать звуки борьбы, крики, разобрать отдельные слова отца или матери. Вряд ли подростки Хельга и Хильда, 9-летний Хельмут, 8-летняя Хольде не догадались, что происходило в соседней комнате. Они могли тут же рассказать страшную правду шестилетней Хедде и четырехлетней Хайде. В любом случае эсэсовцы постарались бы убрать невольных свидетелей. С такой же чудовищной жестокостью они всегда поступали по отношению к детям своих политических противников.
Тем временем из бункера уже сбежали те эсэсовцы, которые знали, что Йозефа и Магду собирались застрелить и, оказавшись в плену у союзников, они повторяли версию о самоубийстве Геббельсов с помощью расстрела «по их собственному желанию», которая была запланирована, но не реализовалась.
Хотя рассказ о Магде Геббельс – отравительнице своих детей – производил сильное впечатление и лишний раз подтверждал бесчеловечность нацизма, нет нужды ради сохранения этой явно выдуманной эсэсовским врачом Кунцем версии, снимать обвинения в этих детоубийствах с эсэсовцев, виновных в этом, а также тысячах других жестоких преступлениях. То обстоятельство, что Магда Геббельс не была причастна к убийству своих детей, не обеляет супругу Геббельса, которая прекрасно знала обо всех злодеяниях нацистского режима и без сомнения одобряла их.
Хотя не исключено, что Борман в последнюю минуту мог переметнуться к тем, кто выступал против переговоров, а затем попытался с ними прорываться на запад, утверждение о том, что министр по связи с партией был с беглецами, вызывает сомнение. Почему все свидетели гибели Бормана, бежавшие с ним (Аксман, Кемпка, Науман, Штумпфеггер и другие), уцелели? Почему только Борман был убит из-за взрыва танка или же принял яд? Не возникла ли версия о бегстве Бормана из бункера потому, что все знали о готовящейся поездке его к Дёницу, а затем у Дёница были найдены радиограммы об этой поездке? Вероятно, были приняты меры для того, чтобы труп Бормана так же бесследно исчез, как и трупы Кребса и Бургдорфа, но была придумана версия не о его самоубийстве, а о гибели по пути из бункера.
В то же время очевидно, что не все инициаторы и участники переговоров скончались 1 мая. Из лиц, причастных к переговорам, уцелел полковник Теодор фон Дуфвинг, сопровождавший Кребса к Чуйкову. Правда, следует учесть, что, в отличие от Кребса, после возвращения с командного пункта В. И. Чуйкова, полковник вернулся не в бункер, а к своему начальнику генералу Вейдлингу. А уже 2 мая фон Дуфвинг опять перешел с белым флагом линию огня, чтобы по поручению генерала Вейдлинга объявить о капитуляции окруженных войск. Поскольку немецкая сторона не приняла условий капитуляции, предложенных ей 1 мая, фон Дуфвинг стал военнопленным и в качестве такового пробыл в советском плену до 1955 года. Лишь после соглашения правительства Аденауэра с советским правительством в сентябре 1955 г. в связи с установлением дипломатических отношений между СССР и ФРГ фон Дуфвинг был освобожден из плена, вернулся в Германию и там долго работал в министерстве обороны ФРГ. Совершенно очевидно, что у фон Дуфвинга желания покончить жизнь самоубийством не возникло, в отличие от Кребса. Тяга к самоубийству возникала почему-то лишь в бункере.
Предположению о том, что смерть настигала всех участников переговоров с советскими генералами, не соответствует также уход из жизни генерала Вильгельма Бургдорфа, отвечавшего за связь между верховным командованием и ставкой Гитлера. Генерал не был ни организатором, ни участником мирных переговоров.
Наконец, нет никаких свидетельств того, что недовольство переговорами с советской стороной привело к бунту обитателей бункера против правительства Геббельса – Бормана. Нет и свидетельств того, что, уступая этим настроениям недовольства, Геббельс и Борман резко изменили свое отношение к условиям капитуляции, которое было явно благожелательным к моменту ухода Кребса с командного пункта Чуйкова.
В то же время очевидно, что вскоре после 15.18 1 мая Геббельс, Борман и ряд других лиц не были свободны в своих действиях. Об этом свидетельствует хотя бы то обстоятельство, что после 15.18 Дёниц перестал получать радиограммы от них.
Считая разговоры о формировании правительства, необходимости установить связь с Дёницем, угрозе со стороны Гиммлера лишь уловками для прикрытия нежелания капитулировать, советские генералы вряд ли могли себе представить, что главным для нацистских верхов был вопрос об их власти. Советские генералы не могли понять ни степени авантюризма вождей рейха, еще рассчитывавших на реванш, ни утраты ими чувства ответственности перед судьбами мира, или хотя бы Германии, в результате чего обладание верховной властью даже в призрачном рейхе ставилось ими превыше факта крушения их страны. Между тем решение о капитуляции наследники Гитлера подчиняли стремлению овладеть верховной властью. Как и Гитлер, они верили в возрождение Третьего рейха и полагали, что удержание власти даже в ограниченном времени и пространстве дает им какой-то шанс на реализацию их планов в будущем. Сам факт капитуляции от имени Германии служил Борману, Геббельсу и их сторонникам способом сохранения их власти.
Борьба за власть, не прекращавшаяся в течение всего существования Третьего рейха и усилившаяся в его последние дни, еще более обострилась после написания Гитлером завещания. Именно по этой причине еще в последние часы жизни фюрера Борман 29 апреля направил трех курьеров к Дёницу и Шёрнеру с текстами «Политического завещания». Курьерами были военный адъютант Гитлера майор Вилли Иоханнмейр, офицер СС и советник Бормана Вильгельм Зандер и чиновник министерства пропаганды Хайнц Лоренц. Из этого завещания Дёниц и Шёрнер должны были получить информацию об изгнании Геринга и Гиммлера из верхов нацистского государства.
Однако все три курьера, успешно преодолев советские позиции в трех полосах окружения, не прибыли ни к Дёницу, ни к Шёрнеру. Позже Тревор-Роупер, ссылаясь на их рассказы, подробно расписал трудности, которые якобы встретили курьеры на своем пути. Они почему-то долго плыли по озеру Хавель на захваченной ими байдарке, которая перевернулась именно в тот момент, когда их будто бы должен был подобрать гидроплан, посланный от Дёница. Затем они долго брели до Эльбы и попали на территорию, оккупированную англо-американскими войсками. У. Ширер писал: «Майор Иоханнмейр, в конце концов, зарыл копию этого документа в саду своего дома в Изерлоне в Вестфалии. Зандер спрятал свою копию в сундук, который оставил в баварской деревне Тегернзее». Скрыл свою копию и Лоренц. Однако, как писал Ширер, «будучи журналистом», Лоренц «был слишком словоохотлив, чтобы хорошо хранить свой секрет. Его несдержанность привела к обнаружению у него копии, а затем и к разоблачению остальных курьеров».
