Сергей Попов - Автографы на картах
Затем на многих островах дельты Северной Двины были установлены деревянные маячные башни. Но они служили не столько для ориентировки мореплавателей, сколько для наблюдения за приближением неприятельских военных кораблей и сигнализации об этом в Архангельск. Кстати, первоначальное значение маяка — «казачий сторожевой пост с приспособлением для подачи сигналов тревоги огнем»[52]. Именно от него возникло, например, название села Маяки в устье Днестра, где уже в 1430 году был замок Маяк-Караул. Поморы же называли возвышенные места, на которых часто устанавливались кресты и гурии, гляднями. Вот почему на берегах Кольского полуострова появились мыс Большой Глядень в губе Гавриловская и мысы Глядень в устье реки Харловки и Шельпинской губе, а на Новой Земле губа Крестовая, острова Крестовые.
Отряды Великой Северной экспедиции установили на арктическом побережье много маяков, как тогда называли несветящие навигационные знаки. Так, в начале лета 1734 года промышленники по указанию архангельских властей поставили знак на южном берегу пролива Югорский Шар. Лейтенант Муравьев в самой дальней точке Ямала, которой ему удалось достичь в тот год, поставил свой памятный знак. В последующие зимы геодезист Василий Селифонтов севернее этого знака создал несколько маяков. По двухметровому кургану, сооруженному из песка и дерна, назван мыс Юмба, в переводе с ненецкого — «земляная куча». Местоположение маяка было определено астрономически.
Отряд Дмитрия Овцына и Федора Минина поставил несколько маяков по обоим берегам Обской губы и в Енисейском заливе. В 1876 году английский капитан Д. Уиггинс нашел на мысе Ефремов Камень крест Ф. Минина и передал его в музей города Енисейска, а Никифор Бегичев в 1922 году севернее нашел другой мининский маяк, доска с надписью с которого теперь хранится в Эрмитаже.
Дмитрий Лаптев в устье Колымы поставил большой маяк в виде четырехгранного сруба высотой около 18 метров. На вершине его, вероятно, зажигался огонь, так как рядом было несколько изб и жили люди, иначе зачем было нужно такое основательное сооружение. Недавно на этом месте установлен автоматический маяк в честь строителей первого.
Существует предание еще об одном маяке, построенном в дельте Лены Лаптевым же, только не Дмитрием, а его двоюродным братом Харитоном. Вот что об этом маяке доносил побывавший здесь в 1822 году штурман П. И. Ильин: «На правом берегу устья по берегу устья поставлен маяк, вышиною до 24 футов, и подле него караульня. Жители сказывали, что все это сделано лет за сто, по представлению мореплавателей; нынешние старики слыхали от своих стариков, что по сооружении сего маяка имелись в летнее время караульные и, по вскрытии моря, жгли здесь огонь. Кажется это тот самый маяк, который был поставлен лейтенантом Хар. Лаптевым в 1739 году на устье Крестовского рукава. На его карте этот рукав соответствует Туматской протоке»[53].
Маяк этот во второй половине XIX века разрушился вместе с берегом, но остров, на котором он стоял, до сих пор называется Маячным (по-якутски Аллара-Маяк-Белкее). А. М. Сибиряков собирался поставить здесь новый маяк, чтобы обеспечить вход в Лену своему пароходу, следовавшему с норденшельдовской «Вегой». С якутом А. Ф. Винокуровым был заключен договор, по которому тот обязался «выстроить сигнальную вышку из плавника или из земли, не ниже семи метров, а в верхней части установить длинный шест с блоком для поднятия флага» и в темные ночи «близ морского знака разводить два или три больших костра, или же вешать на нем фонари, так чтобы с моря были видны эти огни и фонари»[54]. Как все это напоминает рассказы якутов о маяке X. Лаптева! И размеры, и огни — явно Сибиряков знал о лаптевском маяке. К сожалению, Винокуров не смог выполнить договора, капитану «Лены» в 1878 году пришлось входить в реку на свой страх и риск через Быковскую протоку.
Официальной датой рождения беломорских маяков следует считать 7 (19) сентября 1833 года, когда в половине седьмого вечера специально командированные с Балтики маячники, как тогда говорили, «открыли освещение» Мудьюгского маяка. Кирпичную 41-метровую цилиндрическую маячную башню начали строить под руководством военного инженера Власова еще пять лет назад с одобрения начальника Второго отделения Гидрографического департамента М. Ф. Рейнеке, который в 1828 году сам построил неосвещаемую башню на мысе Святой Нос, а потом поручил выбрать место для маяков Орловско-Терского, Моржовского и Жижгинского своему спутнику по Беломорской экспедиции лейтенанту Н. Ф. Корсакову.
Первым смотрителем Мудьюгского маяка стал поручик корпуса флотских штурманов Алексей Васильевич Козобин. Потом он долгое время был лоцкапитаном, то есть руководителем архангельских лоцманов, изобрел автоматический «приливомер для начертательного определения приливов и отливов», а также автоматический «ветрописец». В 1857 году подполковник Козобин стал заведующим лоцманской и маячной частью Белого моря.
К этому времени уже действовали маяки Орловско-Терский, Жижгинский, Моржовский, две пары створных знаков, башни на мысе Пихнемском и острове Горонтьеве. Освещались они простыми керосиновыми лампами (в четырнадцати лампах с отражателями Мудьюгского маяка жгли очищенный рыбий жир — «сыроток»).
Первым управляющим беломорскими маяками в 1843 году был назначен полковник корпуса флотских штурманов Григорий Иванович Никифоров, заслуженный мореход, совершивший пятьдесят шесть дальних плаваний, в том числе два кругосветных, участник Наваринского сражения. Он близко знал многих моряков-декабристов, сочувствовал им. Его высоко ценили Литке, Головнин, Нахимов. Несмотря на свои шестьдесят два года, Никифоров лично на шхуне «Полярная звезда» ежегодно обходил все строящиеся маяки, вникал в нужды маячников. После возвращения из такого похода в 1853 году он заболел и умер, похоронен на Соломбальском кладбище…
В 1863 году открыли освещение Сосновецкий и Святоносский маяки, в 1871—Жужмуйский, в 1878 — Зимнегорский. В исторической литературе много пишут о лишениях, которые выпадали на долю исследователей высоких широт. Но часто забывают, что именно в «домашнем» Белом море этих лишений порой было не меньше. Имен беломорских маячников не вносили» энциклопедии, им не ставили памятников (исключением стала часовня на берегу губы Песчанка, соооруженная родственниками лейтенанта Софронова и корабельного инженера Тетерина, погибших при доставке со шхуны «Бакан» на берег людей и строительных материалов во время ремонта Орловско-Терского маяка. Вместе с ними погибли семнадцать матросов и трое мастеровых). Но именно в Белом море складывались традиции службы будущих арктических маячников, обретался опыт.
Высокой ценой давался этот опыт. У каждого маяка быстро вырастали кладбища. В 1858 году на Моржовском маяке умерли от цинги смотритель штабс-капитан Урюпин с женой и два служителя, на Орловско-Терском — два служителя. В первую же зимовку на Святоносском маяке цинга унесла из восьми человек персонала семерых. На следующую зиму, несмотря на принятые меры, в живых опять остался один смотритель унтер-офицер сверхсрочной службы Е. А. Алексеев. Об этой трагедии на беломорском маяке командир Архангельского порта 12 июля 1864 года даже докладывал царю. После этого три года личный состав маяка вывозили на зиму за 320 километров в селение Варзуга. На других же маяках все оставалось по-старому.
В июле 1873 года подошедшую к маяку Жужмуйскому шхуну «Полярная звезда», вопреки обычаю, никто не вышел встречать. Весь личный состав — четыре человека — погиб. Экипажу ничего не оставалось, как предать тела земле. Можно представить, с каким настроением осталась на зимовку новая смена. За первые тридцать лет существования беломорских маяков на них переболели цингой 142 человека и умерли 49.
Большие беды терпели и поморские лоцманы, которым приходилось выезжать для встречи и проводки морских судов в любую погоду. В сентябре 1821 года карбас с лоцманами Иваном Хабаровым и Петром Пустошным унесло в море и потопило. Такая же история приключилась в 1867 году с лоцманами Николаем Урпиным, Осипом и Владимиром Котцовыми. Да мало ли…
Поэтому ввод в действие первого на Севере плавучего маяка Северо-Двинского, где помимо средств световой и звуковой сигнализации, размещалась смена лоцманов, был встречен гидрографами с удовлетворением. Судно было построено в Соломбале. 21 августа 1882 года плавучий маяк занял свое штатное место на баре Северной Двины и просуществовал четверть века. В 1907 году его заменил новый плавучий маяк, построенный в Ревеле.
Первоначально на должности смотрителей маяков назначались офицеры корпуса флотских штурманов, а служителями — матросы ластового экипажа. Положение о маяках 1843 года предусматривало, с тем чтобы «некоторые маяки Белого моря по отдаленности их от городов и находящиеся на голых утесах или островах, никем не обитаемых, не стали всегдашним уделом жизни одних и тех же людей», перемещать служителей через три, смотрителей через четыре года. Однако вскоре маячники пожелали оставаться на службе сверх установленного срока, что, несомненно, способствовало более квалифицированному содержанию маяков. Затем было разрешено принимать служащими маяков вольнонаемных, отбирать их рекомендовалось из отставных штурманских офицеров, боцманов, матросов. Однако на деле служителями чаще становились местные жители, а вскоре и члены их семей, в том числе женщины. Личный состав стабилизировался, маячная служба улучшилась. Появились маячные династии.
