Сергей Попов - Автографы на картах
Поэтому уже в 1741 году для гидрографического обеспечения зимовавшей в Екатерининской гавани Кольского залива эскадры капитана Лювеса лейтенантом Винковым, геодезистом Зубовым и «академии учеником» Михаилом Страховым была выполнена опись острова Кильдин и Кольского залива. Одновременно «флота мастер» Евстахий Бестужев и мичман Петр Михайлов произвели промер рек Чижи и Чеши, доказав полуостровное положение Канина Носа.
В 1746 году лейтенант Жидовин и штурман Иванов смогли описать лишь устье Северной Двины. Несмотря на самоотверженность, немногим больше сумели сделать в 1756–1757 годах на одномачтовом боте лейтенант Беляев и штурмана Толмачев, Погуткин и Ломов в Мезенской губе. Капитан-лейтенант М. С. Немтинов в 1769 году лишь наметил контуры Летнего берега и Онежских шхер.
На основании этих гидрографических работ в 1770 году была составлена рукописная карта восточной части Белого моря. Вводя ее после длительного забвения в 1954 году в научный оборот, К. А. Богданов отмечал, что, «несмотря на недостатки этой карты, основанной на немногих астрономических пунктах, она значительно точнее передавала очертания Белого моря…»[42].
В 1777 году лейтенант Пустожерцев картографировал некоторые острова и устья рек на западе моря. Фрегат «Евстафий» из эскадры контр-адмирала Хметевского в 1779 году описал острова Иокангские и Большой Олений, другие корабли эскадры — норвежский берег. На следующий год за исследование Терского берега взялись лейтенанты Петр Григорков с мичманами Воиновым и Мялицыным и Дмитрий Доможиров с мичманом Поскочиным и штурманом Харламовым. И снова малыми средствами пытались делать большие дела, к тому же пренебрегая опытом и знаниями местных промышленников. Даже прямое указание лоцмана — старого мезенского кормщика Тимофея Баранова на местоположение банок к северу от острова Моржовец мало помогло лейтенантам.
Начиная с 1798 года в течение пяти лет большая экспедиция генерал-майора Логгина Ивановича Голенищева-Кутузова «пахала» Белое море. Каждый из семнадцати отрядов возглавлял флотский офицер, которому помогал штурман или штурманский ученик.
О большинстве офицеров мы практически ничего не знаем. Работа «при описи Белого моря» являлась лишь кратковременным эпизодом их службы, основная часть которой прошла в строю на Балтике. Дольше других на Севере пробыл Бернгард Борисович Берх, снимавший со штурманом Роговым западную часть Белого моря. Он вернулся в Кронштадт лишь в 1804 году на построенном в Архангельске корабле «Сильный». Но только, пожалуй, Николай Васильевич Алферьев, командовавший судами Беломорской экспедиции «Св. Николай» и «Надежда», до конца дней своих остался верен Северу. И это несмотря на то, что до экспедиции он познал и более легкую службу: командовал придворными яхтами, работал на теплом Каспии. Правда, в гидрографических работах он больше непосредственно не участвовал, но всегда ими интересовался и содействовал им — и когда руководил заготовкой леса для Архангельского порта, и в последующем, когда возглавлял внутреннюю брандвахту и 3-й ластовый экипаж.
Громадный труд многих людей экспедиции, по существу, пропал даром. «По окончании всех этих работ, — писали гидрографы в конце прошлого века, — Голенищев-Кутузов составил генеральную карту Белого моря, которая была награвирована в 1806 году. Когда карта эта вошла в употребление, на ней обнаружились большие неверности и искажения, произошедшие, главным образом, от неверно определенных астрономических пунктов»[43]. Л. И. Голенищев-Кутузов много сделал как гидрограф и картограф, но славу о себе оставил негромкую. Кажется, он всегда больше был озабочен тем, чтобы скрыть свои просчеты, а не исправить их, и, пользуясь положением в морских кругах, легко добивался высокой оценки своей деятельности. Это не могло не принести ущерба отечественной гидрографии…
Ф. П. Литке в 1821 году, направляясь в свое первое плавание к берегам Новой Земли, по карте Голенищева-Кутузова плотно посадил бриг «Новая Земля» на банку в северной части Белого моря. Только чудом удалось спасти судно. Этим плаванием началось систематическое гидрографическое исследование наших самых западных на Севере морей: «За четыре года были выполнены следующие работы: произведена опись около 370 миль Мурманского побережья, 650 миль Новоземельского, 60 миль островов Вайгач и Колгуев и составлено 18 генеральных, путевых и частных карт… За время с 1821 по 1824 г. склонение компаса было определено в 46 пунктах, на основании которых уже можно было иметь достаточно полное представление вообще о магнитном склонении в Баренцевом море. Открыто постоянное течение, идущее на север вдоль западного берега Новой Земли, впоследствии названное именем Литке, и обнаружены непостоянные по силе и направлению течения вдоль Мурманского побережья»[44].
Литке помимо своей экспедиции руководил всеми исследователями, работавшими в это время па Севере. «Федор Петрович Литке», — пишет историк А. И. Алексеев, — был разносторонне одаренным человеком, но главным своим научным занятием он всегда считал гидрографию. Литке справедливо называют продолжателем дела Ф. И. Соймонова, А. И. Нагаева, Г. А. Сарычева, хотя он и не занимал (так же как и Соймонов) официальных высоких постов на гидрографической службе»[45]. Правда, когда ставился вопрос о возрождении звания генерал-гидрографа, которое после смерти Сарычева никто не носил, его собирались присвоить Литке. Но хлопотные обязанности президента Российской Академии помешали Федору Петровичу принять его.
В 1821 году начала действовать и Печорская экспедиция, которой руководил опытный штурман 12 класса Иван Никифорович Иванов. Помогали ему только что окончившие Штурманское училище штурманские ученики Петр Кузьмич Пахтусов и Николай Маркович Рагозин. Два года весьма ограниченными средствами вели они гидрографические исследования на своенравной Печоре и к востоку от нее. Ф. П. Литке, которому в 1824 году подчинили экспедицию, отмечал И. Н. Иванова и его помощников в донесении Адмиралтейскому департаменту: «Описывая в открытых карбасах берег океана и острова, в нарочитом расстояний от материка лежащие, подвергали они неоднократно жизнь свою очевидной опасности, не говоря уже о всякого рода трудностях и недостатках во всем, а наконец, и в самой пище, которые они с самого начала до самого конца экспедиции переносить долженствовали»[46].
На следующий год экспедицию разделили на два отряда: западный под руководством уже упоминавшегося спутника Анжу И. А. Бережных (в него вошел и Пахтусов) и восточный. Если первый закончил работу зимней описью Чешской губы в 1826 году, то второй продолжал съемки до глубокой осени 1828 года, дважды перезимовав в Обдорске. Здесь в полуразвалившейся хижине — под полом ее хлюпала вода, а окна были затянуты налимьей шкурой — Иванов составлял свои карты побережья Карской губы и полуострова Ямал. Главные же лишения гидрографы испытывали во время съемок: тонули, замерзали, голодали, падали от усталости… И все для того, чтобы потомки могли отметить: «Карта Иванова являлась наиболее точной для своего времени»[47]. Другой награды гидрографы не ждали.
Особо подвижнической была деятельность на Европейском Севере Михаила Францевича Рейнеке. Перед ним открывалось блестящее будущее как в Адмиралтействе, так и в дальних вояжах. Но он, двадцатилетним мичманом попав в Архангельск, привязался к суровому краю.
Обеспокоенное неоднократными авариями кораблей в результате неточности карты Голенищева-Кутузова, архангельское морское начальство посылает для промеров северной части Белого моря в 1816 году капитан-лейтенанта Сорохтина на шлюпе «Прам», в 1822 — капитан-лейтенанта Е. А. Длотовского и в 1823–1824 годах капитан-лейтенанта П. Б. Домогацкого на бриге «Кетти». В 1825-м на этом же судне отправилась руководимая Ф. П. Литке экспедиция участника первой русской Антарктической экспедиции лейтенанта Д. А. Демидова. Ему сопутствовали лейтенант М. Ф. Рейнеке, мичманы А. А. Шатилов и Ф. А. Бубнов. Однако ввиду неблагоприятной погоды и эта экспедиция не смогла до конца выяснить сложный подводный рельеф этого района.
В 1826 году по предложению Литке М. Ф. Рейнеке назначается начальником Кольской экспедиции, которой предстояло продолжить начатые Федором Петровичем гидрографические исследования на Мурмане. Много лет спустя Рейнеке признается Литке: «Вы виновник гидрографической моей жизни, Вы были и руководителем моим в ней. Без Вас не смог бы я исполнить того, что сделал и что снисходительные судьи признают достойным внимания…»[48].
«Кольская экспедиция, — пишет много занимавшийся ее историей В. М. Пасецкий, — произвела детальную опись Кольского залива, о. Кильдина и Мурманского берега вплоть до границ с Норвегией. Работы опирались на 13 астрономических пунктов… Одновременно с картами была составлена лоция. Кольская экспедиция была важной вехой в гидрографическом обследовании северных берегов России»[49].
