Александр Зимин - Слово о полку Игореве
Итак, разбор ориентализмов Слова показывает, что они сами по себе никак не могут свидетельствовать о древности памятника, некоторые из них (харалужные) дают серьезное основание для его поздней датировки. Другие вполне могли быть известны книжнику, знакомому с летописями и Задонщиной. Третьи бытовали еще в XVIII в. (топчаки). Наконец, четвертые отнесены к ориентализмам вовсе по недоразумению (шереширы, могуты, ревуги). Это, конечно, не означает, что ряд слов восточного происхождения Игоревой песни не мог уходить корнями в глубокую половецко-печенежскую старину. Но вместе с тем нет никаких оснований отрицать возможность знакомства с этими словами писателя, жившего много столетий спустя после похода Игоря 1185 г.[Современную оценку ориентализмов «Слова» см. в книге: Баскаков Н. А. Тюркская лексика…]
В языковом фонде Слова о полку Игореве встречаем значительный пласт слов, эпитетов и устойчивых сочетаний, близких к украинскому и белорусскому, а также к польскому языкам. На последнее обстоятельство уже обращали внимание первые исследователи Слова Я. Пожарский, М. Максимович, О. Сенковский, а также Л. А. Булаховский и В. Мочульский.[Пожарский Я. Слово о полку Игоря. СПб., 1819; Максимович М. Песнь о полку Игореве// ЖМНП. 1837. Январь. С. 51–54; Булаховский Л. А. «Слово о полку Игореве» как памятник древнерусского языка//Слово. Сб.-1950. С. 130–163; Мачульст. Да пытаньня; Гонсиоровский О. О. Заметки о «Слове о полку Игореве»//ЖМНП. 1884. Февраль. С. 263 и след.] См., например, выражения «свычая и обычая» (в устойчивом сочетании только в украинском фольклоре),[Ф. Филин ссылается на то, что слова «съвычай» и «обычай» по отдельности встречаются в памятниках XI–XII вв. (Рыбаков, Кузьмина, Филин. Старые мысли. С. 174). Но дело не в отдельных словах, а в определенной формуле или устойчивом сочетании (именно подобные сочетания, как установил В. В. Виноградов, характерны для определенного автора и времени). Однако формула «свычая и обычая» встречается не только в украинской поэзии конца XVII в. Ср.: «Каков свычай, таков и обычай» во Владимирской губернии (Словарь-справочник. Вып. 5. С. 106).] «прапорзи»,[См.: Словарь-справочник. Вып. 4. С. 55–56. Конъектура «паворзи» (Там же. С. 53–54) без доказательств. {Конъектура «прапорзи» принадлежит А. А. Зимину.}] «спивая» (конъектура Г. А. Ильинского), «на ниче ся годины обратиша», «чи», «чему», «чили», «абых», «жалощи», «пороси»[Об этом см.: Булаховский Л. А. Функции чисел в «Слове о полку Игореве»//Мовознавство. 1952. Т. 10. С. 123–124.] (ед. число «порох»), «потручяти» (укр. «потручати», потолкать),[Гринченко. Словарь. Т. 3. С. 382.] «бiсовi дiти», «смага»,[В значении «жажда» и «сила» встречается в смоленских говорах (Опыт. С. 207; Дополнение к «Опыту областного великорусского словаря». СПб., 1858. С. 247).] «у (в) Римъ», «въсрожать» (от srogi — суровый, укр. «срожатся» только в памятнике XVII в.[Булаховский. О первоначальном тексте. С. 441.]), сморци, «росушясь» (rozsuc się), «претръгоста» (przetargac), «поскепаны» (укр. «скепать», щепать), «съ трудомь» (trut — яд, укр. «отрута») и др.[Н. В. Шарлемань, в частности, пишет: «Термин „ширяться“ сохранился в украинском языке как единственное слово для обозначения парения» (Шарлемань Н. В. Из реального комментария к «Слову о полку Игореве»//ТОДРЛ. М.; Л., 1948. Т. 6. С. 112); ср.: Даль. Толковый словарь. Т. 4. С. 634 («орел ширял по поднебесью»). Н. В. Шарлемань также пишет, что выражение «въ мытехъ» «сохранилось кое-где среди охотников» до нашего времени (Шарлемань Н. В. Из реального комментария… С. 112). На Украине бытовали слова «оконить», «сыновей». С. Гординский говорит, что слово «паполома» до сих пор бытует на Гуцульщине: Слово о полку Ігореві: Героїчний епос XII віку /За ред. Свят. Йорданського. Філаделфія, 1950. С. 50. Слово «закладать» в украинском языке имеет значение глохнуть («чи тобі заклало?» — «оглох ли ты, что ли»), «могутный» — могущественный, могучий (Гринченко. Словарь. Т. 2. С. 438).] Некоторые из этих слов встречаются и в древнерусских текстах («чи», «чили», «скепание», «претръгоста», «жалощи», «чему» (в Задонщине) и др.). Поэтому они могут вполне уложиться в систему языка как XII в., так и значительно более позднего периода. Выражение «молодая мѣсяца Олегъ и Святъславъ» можно понять, только зная игру слов «княжич» и «месяц» (księżyc). Здесь особенно важно совмещение двух понятий в одном слове. В русском фольклоре такого совмещения при употреблении образа «месяц» нет.
Б. А. Ларин отмечал, что «древнюю систему значений прил. яр, ярый… сохранил до наших пор украинский язык».[Ларин Б. А. Об архаике в семантической структуре слова (яр-юр-буй)//Из истории слов и словарей: Очерки по лексикологии и лексикографии. Л., 1963. С. 81.]
Не имеет древнерусских параллелей синтаксическая конструкция «за нимъ кликну». Л. А. Булаховский ставит вопрос, не является ли она параллельной польскому zanim (раньше, чем) и диалектному украинскому «занiм».[Булаховский Л. А. Лiнгвистичнi уваги… С. 30.]
Акад. В. В. Виноградов в своей работе о составе словаря русского национального языка проследил судьбу слова «смерчь» с древнейших времен до XIX в. Он обратил внимание на то, что этот термин свойствен был только южнорусскому языку, причем в формах «смѣрчь, смѣркь». В словарях Лаврентия Зизания и Памвы Берынды это слово употреблено в форме «сморщ». С юга «смерчь» попал в Северо-Восточную Русь.[Выражаю глубокую благодарность В. В. Виноградову, познакомившему меня с рукописью этой очень интересной работы.] Но форма «сморци» (Слово о полку Игореве) не архаична, а представляет собой новообразование. Н. В. Шарлемань писал, что и в настоящее время на побережье Черного и Азовского морей смерчи называют «сморчами».[Шарлемань Н. В. Заметки натуралиста к «Слову о полку Игореве»//ТОДРЛ. М.; Л., 1951. Т. 8. С. 54.]
В Слове о полку Игореве слова «дѣвица» и сходные обычно пишутся через «ѣ» («о дѣвицю», «дѣвицею», «дѣвици»), кроме одного случая, когда в издании стоит «дивицею». Правда, в Екатерининской копии читается также «дѣвицею». Но так как издатели тщательно сверяли текст с рукописью, то надо полагать, что чтение «дивицею» стояло в Мусин-Пушкинском сборнике. Возможно, перед нами след украинской фонетики автора Слова («дiвиця»),[Гринченко. Словарь. Т. 1. С. 386.] хотя аналогичные явления известны и новгородскому диалекту.
Еще Б. Г. Унбегаун обратил внимание на то, что в древнерусских памятниках не встречается форма «русичи».[Unbegaun В. Les Rusići — Rusici du Slovo d’Igor//RES. 1938. Fase. 1–2. P. 79–80.] Попытки его оппонентов найти сходные термины о Древней Руси были безуспешны.[Соловьев А. В.Русичи и русовичи//Слово. Сб.-1962. С. 276–289; Гординський С.Назви «Русичі» й «русовичі» // Українська вільна Академія. Вінніпег, 1963. Сер. Назвознавство. № 25. С. 9—12; Словарь-справочник. Вып. 5. С. 62–64.] Л. А. Булаховский справедливо писал, что «случай этот, конечно, не является таким, который легко отвести аналогиями сходных образований с другим составом форм единственного числа».[Булаховский Л. А. Функции чисел… С. 123.] Зато украинская поэзия знает близких к «русичам» — «русовичiв»[Потебня. Объяснение. Т. 2. С. 450.] и даже выражение «Ехав молодец з Угорь до Русиц».[Головацкий. Народные песни. С. 69. {См. также: Милов Л. В. О «Слове о полку Игореве» (Палеография и орфография рукописи; чтение «русичи»)//История СССР. 1983. № 5. С. 82—106.}]
В Слове о полку Игореве термин «степь» отсутствует, а вместо него везде употребляется «поле» («загородите полю ворота»). Это вполне соответствует не только летописному «полю» — степи (ср. в Ипатьевской летописи под 1224 г. «поле половецкое»), но и украинским думам XVI–XVII вв. и польскому языку XVIII в., где степь называется pole.[Шарлемань Н. В. Заметки натуралиста… С. 66.]
В начале Слова есть поэтическое место, в котором рассказывается о том, как Боян «пущашеть 10 соколовь на стадо лебедѣй, которой (в изд.: который. — А. 3.) дотечаше, та преди пѣсь пояше… Мстиславу, иже зарѣза Редедю». Обычно слово «дотечаше» переводится как «настиг». Однако в польском языке есть слово dociąć — достать, добыть, дорезать.[Karłowicz J., Kryński A., Niedżwiedzki W. Słownik języka polskiego. Warszawa, 1900. Т. 1. S. 479. В интермедии к драме Г. Конисского «Воскресение мертвых» встречаем выражение: «Усім тром дотечется», т. е. достанется (Українські інтермедії XVII–XVIII ст. Київ, 1961. C. 187).] Лебедь поет песнь «преди», т. е. перед тем, как ее пронзает сокол (если переводить «достигает», то «преди» менее логично).[См. также: Müller L. Einige Bemerkungen zum Igorlied//Die Welt der Slaven. 1965. Bd 10. Hf. 314. S. 248.] Десяти соколам соответствует несколько лебединых песен — о Ярославе, Мстиславе и Романе. Если принять предложенное значение термина, тогда будет понятно сопоставление образов сокола, пронзающего лебедя, и Мстислава, зарезавшего Редедю. Отождествление русских воинов с соколами, а половцев (в данном случае касожского князя) с лебедями для Слова обычно. Еще 3. Доленга-Ходаковский подметил, что выражение Слова «дятлове тектом путь… кажуть» может быть объяснено, исходя из значения польского глагола cecktać (чокать, тюкать) и соответствующего tekt-cekt.[Прийма Ф. Я. Зориан Доленга-Ходаковский и его наблюдения над «Словом о полку Игореве» //ТОДРЛ. М.; Л., 1951. Т. 8. С. 83.] Слово «рокотать» не встречается ни в древнерусском языке, ни в церковнославянском.[Булаховский Л. А. К лексике «Слова о полку Игореве»//ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 33–34.] Зато в литературном украинском языке XIX в. «рокотать» и «ракатаць» в белорусском означало «греметь». Л. А. Булаховский пишет, что «никаких надежных исторических свидетельств в пользу древнерусского „рокотати“ с одним из возможных „поэтических“ значений, помимо „Слова о полку Игореве“, пока, кажется, нет».[Булаховский Л. А. К лексике «Слова о полку Игореве»//ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 34. Недавно А. П. Евгеньева указала на употребление слова «рокотать» в разных районах Псковской области в записи одной песни, сделанной в Пермской губернии (Евгеньева А. П. Несколько замечаний к истории и употреблению в русском литературном языке слов «рокотать» и «трепетать» //ТОДРЛ. М.; Л., 1969. Т. 24. С. 26–31).]
