Ирина Семашко - 100 великих женщин
В 1944 году один из американских журналов написал о фильме: «В Белом доме картину видел президент Соединённых Штатов Америки Рузвельт; он сказал: „„Мечта“, Раневская, очень талантливо. На мой взгляд, это один из самых великих фильмов земного шара. Раневская — блестящая трагическая актриса“». По воспоминаниям жены Драйзера, известный писатель тоже был потрясён игрой Фаины Георгиевны. Словом, появись такое дарование в одной из западных стран, оно, несомненно, затмило бы своей славой саму Сару Бернар, но «железный занавес» Советов так и оставил гениальную Раневскую без должного восхищения, которого она заслуживала.
Известно, что Раневская взяла псевдоним героини «Вишнёвого сада» своего любимого Чехова. Однажды Фаина Георгиевна сказала: «Когда я теперь вспоминаю детство, ничего не вспоминаю радостного. Вспоминаю: „Умер Чехов…“». Известно, что семья актрисы уехала из России, и Раневскую часто спрашивали, почему же она осталась. Она отвечала, что не мыслит жизни без театра, а то что лучше русского театра ничего нет — в этом она была уверена. «Но не это главное. Возможно ли оставить землю, где похоронен Пушкин и где каждое дуновение ветра наполнено страданием и талантом твоих предков! Это ощущение Родины — моя жизнь».
Пушкин — целая глава её жизни. «Я уже давно ничего не читаю. Я перечитываю. И все Пушкина, Пушкина, Пушкина… Мне даже приснилось, что он входит и говорит: „Как ты мне, старая дура, надоела“». Портрет Пушкина занимал в комнате Раневской самое видное место. Томик поэта буквально сопровождал её всюду, он непременно должен быть под рукой, когда она направлялась завтракать, когда садилась в кресло у телефона. И ни один разговор с друзьями не обходился без пушкинской темы. Парадокс заключался в том, что великий поэт был для актрисы и недоступным солнцем и самым близким человеком. Она до боли, до страсти любила русскую культуру, и Пушкин стал для неё олицетворением, живым воплощением всего гениального, что было на попранной, истерзанной родине. Рискнём сказать, что она «жалела» Россию так, как жалела все живое — собак, насекомых, людей.
Легенды рассказывают о её бескорыстии и расточительности. Получив однажды гонорар за фильм, Раневская напугалась большой пачки купюр и бросилась в театр. Она встречала своих знакомых за кулисами и спрашивала, нужны ли им деньги на что-нибудь. Тот взял на штаны, этот — на обувь, а та — на материю. Когда Фаина Георгиевна вспомнила, что ей тоже, пожалуй, не мешает что-нибудь прикупить, было уже поздно. «И ведь раздала совсем не тем, кому хотела», — огорчалась она потом.
В конце 1930-х Раневская, получив в театре зарплату, отправилась к Марине Цветаевой. Вытащив пачку, она хотела разделить её поровну, однако рассеянная поэтесса не углядела жеста и взяла всю пачку.
«Фаина, спасибо, я знала, что вы добрая!»
Однако дома Раневскую ждала куча нахлебников, поэтому она решила продать своё колечко. «Какое счастье, что я не успела поделиться пополам, что отдала все! После её смерти на душе чувство страшной вины за то, что случилось в Елабуге».
Все, кто бывал у Раневской дома, обязательно отмечали, как трогательно относилась старая артистка к своему подобранному на улице с поломанной лапой псу Мальчику. Соседка рассказывала, что, войдя к ней однажды, обнаружила её неподвижно сидящей в кресле — на открытой ладони лежала не подающая признаков жизни муха. Как выяснилось, муха залетела в молоко, и Раневская ждала, чтобы муха обсохла и улетела.
До обидного мало сыграла Фаина Георгиевна в театре. В конце жизни она страдала от невысказанности, невоплощенности. Режиссёры, директора театров, работавшие с Раневской, в один голос утверждают, что причиной тому была её несгибаемая требовательность. Она ни за что не соглашалась играть то, к чему не лежало её сердце. Некоторые упрекали актрису в несносном характере, в мелочных придирках, в несдержанности, но виной всему было её органическое неприятие распущенности, лености, равнодушия в театре. Сама она, легко относившаяся к неустройствам быта, в профессии демонстрировала чудеса педантичности, деловитости, ответственности. Никогда не позволяла переписывать для неё роль: сама аккуратно, медленно в школьную тетрадочку, скрупулёзно переносила слова автора. Кстати, не терпела, когда актёры вольно обращались с текстом, перевирая его. На спектакль неизменно приходила за два часа, тщательно гримировалась, никогда не отвлекаясь на пустые шутки, никчёмные разговоры. Конечно, она была актрисой «от Бога», актрисой, о которых Станиславский говорил, что им его система не нужна, и всё же, какой поразительной самодисциплиной обладала Раневская, как уважала она публику. Фаина Георгиевна не работала, она служила в театре.
19 октября 1983 года Раневская навсегда оставила сцену, оставила буднично, без проводов и речей, просто уведомив о своём решении директора театра им. Моссовета.
Однажды её уговаривали публично отметить солидный восьмидесятилетний юбилей. «Нет, — решительно отказалась она. — Вы мне сейчас наговорите речей. А что же вы будете говорить на моих похоронах?»
ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА ЧЕХОВА
(1897—1980)
Артистка кино и театра. Работала в фашистской Германии.
Фамилия этой женщины, безусловно, создала вокруг неё неповторимый ореол причастности к самой высокой элите российской интеллигенции. Не будь этой магии великого писателя Антона Чехова и не менее великого актёра Михаила Чехова, которому наша героиня доводилась первой женой, возможно, для наших соотечественников Ольга Константиновна осталась бы навсегда всего лишь мелькнувшей на европейском экране заграничной довоенной звездой, и помнили бы о ней только киноведы. Но, к счастью, ей повезло с рождением. А впрочем, и сама она оказалась весьма достойной носительницей знаменитой фамилии — прекрасной актрисой, обольстительной женщиной и особой с сильным цельным характером. Человеком с загадочной, двойной жизнью…
Её отец, Константин Книппер, занимал пост министра путей сообщения и принадлежал к числу российских чиновников, которые гордились знакомствами с лучшими умами родного отечества. Как-то, перечитывая письма своего возлюбленного немецкого лётчика, погибшего во время войны, она заметила: «Когда я читаю эти строки, передо мной появляются картины моего детства. Я вижу Льва Толстого, как он посмотрел на меня во время той незабываемой прогулки. И сказал: „Ты должна ненавидеть войну и тех, кто её ведёт…“»
Но ещё более яркие воспоминания детства связаны у нашей героини с другим почитаемым русским писателем. Болен младший брат Ольги — будущий композитор Лев Книппер, автор песни «Полюшко-поле». Он лежит в затемнённой комнате в корсете, двигаться ему нельзя.
"Около кровати сидит врач. Он ласково говорит с Лео и показывает ему маленький граммофон, который принёс с собой. Лео улыбается радостно и благодарно, несмотря на боль. Он невероятно музыкален. Врач это знает. Граммофон является одним из средств терапии.
Доктор строен, его овальное лицо обрамлено тёмными волосами и красивой бородкой. Его глаза сияют необычайным блеском. Это мужественное сияние помогает пациентам больше, чем медицина. Он хорошо знает детское сердце и не прописывает таблетки, которые трудно глотать, но все любят принимать его капли…
Этот доктор — знаменитый писатель Антон Палович Чехов — мой дядя".
Но на самом деле, Чехов не был дядей Ольги — он всего лишь женился на её тётке — известной в русском театре актрисе Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой. Во время одного из приездов к обожаемой тёте в Москву, зимой 1914 года, семнадцатилетняя Ольга Константиновна обвенчалась тайком с племянником писателя — Михаилом Чеховым. Узнав об этом, Ольга Леонардовна, — её называли в семье «первой Ольгой», — женщина властная и капризная, разгневалась и бросилась в дом новоиспечённого жениха. «Ей открыла дверь племянница Оля. При виде её Ольга Леонардовна упала в обморок, — писала одна из очевидцев этой сцены. — Уж не знаю, действительно ли ей стало нехорошо, или она потеряла сознание „по системе Станиславского“ — так или иначе она упала тут же, на лестничной площадке. Оля, испугавшись за тётку, свалилась с ней рядом. Прибежавшая на шум мать Миши, Наталья Александровна, женщина слабая и нервная, упала тоже. И бедный Миша должен был перетаскивать трех дам в квартиру…»
В августе 1915 года у Михаила и Ольги родилась дочь, но их брак не был счастливым. Да и разве могло быть иначе, если оба очень честолюбивы и очень молоды?
Оленьку с детства тоже прочили в актрисы. Не без гордости, да и, честно говоря, почти на уровне легенды приводит наша героиня рассказ о посещении их дома гастролировавшей в то время в Петербурге Элеонорой Дузе. Якобы зарубежная звезда пронзительно посмотрела на маленькую Олю и тихо сказала, погладив девочку по голове «Ты будешь знаменитой артисткой, малютка…»
