Вадим Телицын - Святой Грааль и Третий рейх
«Однако осажденные продержались еще много недель.
Они сумели вывезти знаменитые сокровища Монсегюра по дороге, которая была намного труднее захваченной французами при штурме барбакана. Им помогли в этом сообщники из осаждающего войска, частью состоявшего из местных жителей. Сокровища спрятали в пещерах Сабарте, где позднее укрылись последние катары. С тех пор эти сокровища вызывали любопытство настолько же сильное, насколько и безрезультатное. Их следы так никогда и не нашлись. Возможно, кое-какие сведения о них содержались в тех текстах, которых нам так сильно недостает для изучения доктрины катаров. Речь, вероятно, шла о значительных суммах, собранных катарами в Монсегюре за предшествующие годы. С падением крепости важно было сохранить церковь, для чего деньги и предназначались. В свидетельских показаниях Эмбера де Сала перед инквизицией говорится о pecuniam infinitam, огромном количестве монет. Отныне дни Монсегюра были сочтены. Епископ Альби Дюран, бывший, сдается, великим инженером, поставил на месте разрушенного барбакана катапульту, сделавшую существование осажденных невыносимым. Не помогло и орудие, построенное Бертраном де ла Баккалариа, инженером катаров. Пьер-Роже де Мирпуа, житель Авиньоне, предпринял все усилия, чтобы изгнать французов из барбакана и сжечь их машину. Но гарнизон с большими потерями отступил, а атаку осаждавших, взобравшихся на площадку перед замком, удалось с большим трудом отбить.
На следующее утро, в последний день февраля 1244 года, на стенах Монсегюра затрубили рога: гарнизон соглашался на переговоры. Все странно в этой кончине Монсегюра. Неудивительно, что люди, героически защищавшиеся в течение девяти месяцев, понесшие большие потери и больше не надеявшиеся вопреки щедрым заверениям Раймона VII на какую-либо помощь, запросили перемирия в сражении. Они так поступили, конечно, с полного согласия Добрых Людей и особенно епископа Бертрана Марти, истинного коменданта крепости. Странно другое - то, что осаждавшие, практически победители, согласились на переговоры и не потребовали полной и безоговорочной капитуляции. Это объясняют истощением самих осаждающих к концу исключительно долгой блокады. Объяснение кажется мне не совсем убедительным. Монсегюр был обречен и, конечно, не смог бы оказать сопротивление новому приступу. Но смешанное войско, действующее во враждебной стране, имея в тылу такого государя, как Раймон VII, бесспорно, не могло позволить себе безжалостного обращения с побежденными. Можно даже предположить, что Людовик Святой, начиная тактику сближения, которая позднее стала его политикой, дал указания своему каркассонскому сенешалю».
* * *1244 год, 1 марта, Франция, Монсегюр:
В крепости осталось около четырех сотен человек, 180 из них - посвященные, остальные - мирные жители, но сочувствующие альбигонцам. Осада измотала жителей и воинов Монсегюра, ощущалась острая нехватка воды, начались болезни, сказывалась общая усталость. Комендант крепости прекрасно понимал, что гарнизон может еще долго сдерживать натиск крестоносцев (удачное расположение Монсегюра позволяло катарам не дать противнику возможности использовать всю свою мощь в ближнем бою). Но жаль было мирных жителей, особенно женщин, с трудом уже переносивших тяготы. На совете приняли решение - сложить оружие, но - на определеннх условиях.
Монсегюр сдается на выгодных для него условиях. Все защитники замка, кроме совершенных катаров, могут свободно покинуть его (причем им разрешалось вывезти и все принадлежавшее им имущество). Совершенные должны отречься от своей веры («катарской ереси»), в противном случае они будут сожжены на костре. Совершенные просят двухнедельного перемирия и получают его.
* * *Жак Мадоль. «Альбигойская драма и судьбы Франции»:
«Условия капитуляции требовали от Добрых Людей отречения от ереси и исповеди перед инквизиторами под угрозой костра. Взамен защитники Монсегюра получали прощение за все свои прошлые ошибки, включая избиение в Авиньоне, и, что еще подозрительнее, за ними признавали право сохранить крепость в течение двух недель со дня капитуляции, лишь бы они выдали заложников. Это неслыханная милость, и примеров, подобных ей, мы не знаем. Можно задаться вопросом, почему ее даровали, но еще интереснее, на каком основании ее испросили. Воображению самых трезвых историков не возбраняется вновь пережить с побежденными эти две недели глубокого умиротворения, последовавшего за громом сражения и предшествующего жертвоприношению Добрых Людей.
Ибо, кто бы они ни были, из условий капитуляции их исключили. Чтобы снискать прощение, им надо было отречься от веры и своего существования. Никто из Добрых Людей и не помышлял об этом. Мало того, в необычайной атмосфере, царившей в Монсегюре в течение двух торжественно провозглашенных недель, многие рьщари и сержанты просят и получают Утешение, то есть сами осуждают себя на костер. Конечно, епископ и его клир пожелали в последний раз отпраздновать вместе с верующими, с которыми их скоро разлучит смерть, Пасху, один из величайших праздников катаров. Добрые Мужи и Жены, приговоренные к костру, благодарят тех, кто так отважно их защищал, делят между ними оставшееся имущество. Когда читаешь в делах инквизиции о простых церемониях и действах катаров, нельзя не почувствовать сурового величия их религии. Подобные заблуждения влекли за собой мученичество. Но ни к какому мученичеству не готовились так долго, как к тому, которое претерпели катары в Монсегюре 16 марта 1244 года. Следует признать, что влияние этой религии на умы было очень сильным, раз одиннадцать мужчин и шесть женщин предпочли смерть и славу вместе со своими духовными наставниками жизни в обмен на отречение. Еще больше волнует, если только это возможно, другое. Ночью 16 марта, когда вся равнина еще была наполнена едким дымом, поднимавшимся от костра, Пьер-Роже де Мирпуа устроил побег из уже сданной крепости четырем спрятанным Добрым Людям, «дабы церковь еретиков не лишилась своих сокровищ, спрятанных в лесах: ведь беглецы знали тайник…» Они названы Гюго, Амьель, Экар и Кламен, и можно верить, что они пошли на это не добровольно. В случае, если бы осаждавшие что-либо заметили, Пьер-Роже рисковал разрывом договора о капитуляции и жизнями всего гарнизона. Уместно спросить, каковы причины столь странного поведения: ведь сокровища Монсегюра были уже укрыты, и те, кто их унес, естественно, могли их и отыскать.
Может быть, было два сокровища: одно - только материальное, его сразу унесли; второе, полностью духовное, сохранялось до конца в Монсегюре, и его спасли лишь в последнюю минуту. Выдвигались всякие гипотезы, и, разумеется, ни одна из них не подкреплена никакими доказательствами. Доходили до утверждения, что Монсегюр - это Монсальват из легенды о Граале, а духовное сокровище, спасенное под покровом ночи - не что иное, как сама чаша Грааля».
* * *1244 год, 15 марта, Франция, Монсегюр:
Перемирие заканчивается. Более двухсот совершенных, ни один из которых не согласился отречься, сожжены на кострах у подножия горы, на которой стоит замок Монсегюр.
Сожжено было 257 катаров: к 180 «совершенным» добавились еще семьдесят один воин и шесть женщин, давших обет «consolamentum» и ставших «parfaits». Но даже те, кто отрекся от ереси, испили до дна горечь поражения: почти все были приговорены к длительным срокам тюремного заключения. Два последних вышли на свободу только в 1296 году. Они провели в камере вдвоем 52 года. Их дальнейшая судьба неизвестна.
…Четверо совершенных скрылись в подземельях замка, чтобы в ночь на 16 марта тайно покинуть его («одетые в теплые шерстяные накидки, спустились они по канату с вершины Пог в ущелье Лассе»). Им было поручено вынести из замка какую-то реликвию (Святой Грааль?), а также карту, указывающую, где скрыто сокровище альбигойцев. («…Чтобы передать сокровища сыну Белиссены Пон-Арнаул из Кастеллум Вердунум в Сабарте…»)
Крестоносцы, узнали о счастливом спасении четырех посвященных, епископ Альби Дюран приказал «вырвать» у коменданта Монсегюра Арно-Роже де Мирпуа сведения о том, что унесли с собой беглецы.
Де Мирпуа назвал лишь имена бежавших совершенных - Хуго, Экар, Кламен и Эмвель, ни слова не проронив о том, что вынесли с собой эти четверо - и тут же испустил дух, не выдержало сердце. (Отто Ран называл - Амиэля, Айкара, Гуго и Пуатевина). Эти четверо «были потомками кельт-иберских мудрецов… они были катарами, которые предпочли бы сгореть на костре вместе со своими братьями на Camp des cremats, чтобы начать оттуда свое путешествие к звездам».
* * *Жак Мадоль. «Альбигойская драма и судьбы Франции»:
«Вероятно, главная тайна Монсегюра никогда не будет раскрыта, хотя систематические поиски в горах и пещерах, может быть, прольют некоторый свет. Не лучше осведомлены мы и о том, каким образом 16 марта отделили тех, кому было суждено умереть на костре, от всех прочих. Возможно, Добрые Мужи и Жены содержались отдельно от других и сами сознавались инквизиторам, братьям Феррьеру и Дюранти, тщетно предлагавшим обращение в католическую веру. Там происходили самые печальные сцены разрыва семейных связей. Среди осужденных была Корба, жена Раймона де Персия, одного из комендантов крепости. Она оставила своего мужа, двух замужних дочерей, сына и внуков и дожидалась смерти, только в последний момент, 14 марта, приняв consolamentum. Корба собиралась умереть вместе со своей матерью, Маркезией, и больной дочерью, также «облаченной». Эта героическая женщина отказалась от мира живых, избрав общество осужденных.
