Тревор Равенскрофт - Копье судьбы

Издательство благодарит литературное агентство Andrew Numberg за содействие в приобретении прав.

Если дамы не сочтут это за подхалимаж, я добавлю к своему рассказу еще несколько слов, и, благодаря вам, моя авантюра получит продолжение. Но ничьи мольбы не заставят меня облечь мое повествование в форму книги. Я не знаю даже азбуки, ни одной буквы. Писателями норовят стать многие, но мне сие тщеславие неведомо. Я готов обнажиться и сидеть, как в купальне, не прикрытый даже полотенцем, разве что букетом из сухих веточек, — лишь бы никто не назвал мой рассказ книгой.

ПРОЛОГ

У ИСТОКОВ ЛЕГЕНДЫ

…Но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода. И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили. Ибо сие произошло, да сбудется Писание: «Кость Его да не сокрушится». Также и в другом месте Писание говорит: «воззрят на Того, Которого пронзили».

В конце Евангелия от Иоанна сказано, что один из воинов пронзил тело Христа копьем. Звали этого воина Гай Кассий. Он присутствовал на казни как представитель римского проконсула Понтия Пилата. Старый служака страдал от катаракты — болезни глаз — и не мог участвовать в боях. Вместо этого ему поручили присматривать за еретиками и вольнодумцами в Иерусалиме.

Около двух лет его внимание было приковано к некоему Иисусу, который объявил себя Мессией. Он явно подрывал своими действиями авторитет римлян, оккупировавших Израиль.

Приговор привели в исполнение на глазах у Гая Кассия, который, как и все, был тронут чувством собственного достоинства и самообладанием назареянина.

В те времена было хорошо известно пророчество: «Кость Его да не сокрушится» (Иоанн 19, 36). Вот и призадумались Анна, престарелый советник синедриона, и Каиафа, первосвященник: а не переломать ли самозванцу руки и ноги? Пусть люди увидят, что никакой он не Мессия, а обычный проходимец. И ежели станут его слушать, еще неизвестно, чем все это для них кончится.

Ждать подходящего случая пришлось недолго. Анна считался признанным законником, а согласно еврейскому праву в наступавшую субботу казни запрещались. Поэтому Понтию Пилату предложили немедленно переломать кости распятым, чтобы они испустили дух засветло в пятницу.

И вот к месту казни на Голгофе двинулась группа солдат. Возглавлял их офицер с копьем царя евреев Ирода Антипы — символом власти и вседозволенности.

Это копье давным-давно было выковано по повелению первосвященника Финееса. Оно должно было символизировать магическую силу крови богоизбранного народа. Иисус Навин держал в руке этот талисман, когда по его приказу солдаты издали могучий крик — и стены Иерихона рухнули. Именно это копье ослепленный ревностью царь Саул метнул в юного Давида.

Копье давало право распоряжаться судьбами других людей. И владевший им Ирод повелел убить невинных иудейских младенцев, прослышав, что среди них должен быть будущий «царь евреев». Теперь сын Ирода вложил в руку командира стражников это копье как символ власти, дающий право перебить кости Иисусу Христу.

Но Кассий решил избавить Христа от лишних мучений: мужество и стойкость назареянина тронули его сердце. И римский центурион вонзил копье в правый бок Иисуса Христа, между четвертым и пятым ребром. Ничего необычного в этом не было — так в те времена часто делали солдаты на поле боя, чтобы убедиться в смерти раненого противника — из мертвого тела кровь не идет. Но теперь, как только копье вонзилось в тело Христа, произошло чудо: брызнула кровь, а Гай Кассий вновь обрел почти утраченное зрение.

Неизвестно, взял ли старый центурион копье-талисман из рук командира стражников или воспользовался собственным. Никаких исторических свидетельств до нас не дошло.

Каиафа и Анна с нетерпением ждали известия о смерти Мессии. Но тут покров, закрывавший святая святых храма, разорвался, и взорам предстал лежавший там с ветхозаветных времен темный камень. Он разломился пополам, и получилось нечто вроде креста. Безликому культу Яхве пришел конец, началась эпоха религии «открытых небес».

В том числе и благодаря копью вскоре снизошло откровение на апостолов, когда перед их духовным взором возник Мессия с раной на теле и тем самым было доказано воскресение Христа. Один лишь Фома Неверующий не смог увидеть богочеловека, вдруг появившегося в комнате с запертыми дверями, потому что убедить его в чем-то могли только осязаемые предметы. Но Христос сказал Фоме: «…подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Иоанн 20,27).

Гай Кассий вошел в историю как Лонгин-копьеносец или Лонгин Сотник. Он почитался первыми христианами Иерусалима как святой. Именно с тех дней началась другая эпоха, время Нового Завета, одним из символов которого стало Копье Лонгина.

Века шли за веками, и утвердилось мнение, что Копье умножает силы его владельца, что он обретает власть над миром, которую может использовать на добрые или злые дела. Эта легенда жила две тысячи лет, как и христианство, но только в XX веке получила ужасное подтверждение.

ВВЕДЕНИЕ

В НАЧАЛЕ БЫЛА ПАМЯТЬ

Написать эту книгу должен был доктор философии уроженец Вены Вальтер Иоганнес Штайн, если бы не его безвременный уход из жизни. В годы Второй мировой войны он был советником сэра Уинстона Черчилля и пользовался особым доверием британского премьера. В обязанности Штайна входил анализ поступков и мотивации действий Адольфа Гитлера и его приспешников.

Вальтеру Штайну намекали, что об оккультизме нацистов писать не стоит. Но доктор Штайн оказался крепким орешком.

Правда, Нюрнбергский процесс заставил его призадуматься: в 1945–1946 годах все попытки выяснить, что скрывается за фасадом национал-социализма, потерпели крах. Широкая публика была не готова к серьезному разговору о подлинной сущности лидеров нацизма и мистической подоплеке устраиваемых ими пышных церемоний. Штайн решил, что надо подождать, — может, лет тридцать.

А в Нюрнберге обвинители от союзников ничего, кроме сожаления, вызвать не могли. Им явно не хватало воображения, хотя речь шла о невиданных доселе преступлениях против человечества. Разговор был о чем угодно, но только не о самом главном: как между двумя мировыми войнами в Германии возникла цивилизация, основанная на оккультном Weltanschauung?[1] Почему свастика сменила крест?

Судьи, словно сговорившись, обращались с обвиняемыми так, будто они принадлежали к западному миру с его гуманизмом и картезианством[2]. Но Вальтер Штайн понимал, в чем тут дело. Ведь в Германии произошла полная переоценка ценностей, все было поставлено с ног на голову. И если хоть на мгновение приподнять завесу над истинными мотивами происшедшего, то у миллионов людей мог просто помутиться разум.

Доктор Штайн понял, что вопрос решался в самых высших сферах. Кому-то пришло в голову, что невиданные доселе злодеяния гитлеризма удобнее объяснить обычным помешательством и извращенными инстинктами. Что говорить о газовых камерах и миллионах узников лучше на сухом языке психоаналитиков. И что упоминание жертвенных ритуалов в данном случае не вполне уместно.

Однако перемены в общественном сознании, по мнению доктора Штайна, рано или поздно должны были произойти. Настоящим прорывом стала книга Олдоса Хаксли «Двери восприятия» (1954). Автор подверг уничтожающей критике традиционный скептицизм по отношению к оккультизму, высшим сферам сознания, иным измерениям времени и пространства, постичь которые человеческий разум почти не в силах, Хаксли сам принимал мескалин, испытывая при этом необыкновенное прояснение восприятия. Благодаря этому он дал к своей книге блестящий комментарий, пояснив, как совершается проникновение в сущность вещей. По его мнению, и сам человек — мостик между двумя мирами, земным и сверхчувственным. А наша нервная система, органы чувств — защитный барьер против агрессии Абсолютного Разума, как бы клапан, мешающий истечь из нас «жалкой струйке сознания, которое помогает нам оставаться живыми на нашей ничтожной планетке».

Увы, психоделическая эпоха наступила уже после того, как доктор Штайн навсегда нас покинул. Но он предсказал, что увлечение наркотиками захлестнет США и Европу, что миллионы юношей и девушек встанут на этот опасный и противозаконный путь в своей жажде отыскать откровение, неведомое большинству обывателей. Они будут принимать наркотики, чтобы постичь прежде неведомое и необъяснимое. И подтолкнут их к этому догматизм религии и убогий материализм западного мира, который не изменили даже катаклизмы развязанной Гитлером войны.