Юрген Торвальд - Сто лет криминалистики
Когда Уичер прибыл в Траубридж, Фаули встретил его крайне враждебно. Он не сказал ему ни слова ни об окровавленной ночной рубашке, ни об отпечатке руки. Работа Уичера по своим способам и методам была типичной для первых английских детективов. Он не имел ни малейшего представления о каком бы то ни было научном методе расследования. Уичер владел лишь тремя достоинствами: наблюдательностью, знанием людей и способностью к комбинированию. За четыре дня он пришел к убеждению, что преступление мог совершить только один человек: шестнадцатилетняя дочь Самюэля Кента Констанция, ребенок от первого брака. Констанция ненавидела свою мачеху и обижалась, считая, что ее третируют и плохо к ней относятся. Уичер полагал, что она убила своего сводного брата, любимца мачехи, чтобы отомстить ей. Ночное убийство, считал он, вряд ли могло произойти, не оставив следов на одежде девушки. Когда Уичер установил, что одна из трех ночных рубашек Констанции бесследно исчезла, он потребовал ее ареста, что вызвало бурю возмущения общественности.
Через несколько дней девушку освободили. Какая наглость обвинить ребенка в убийстве своего беспомощного брата! Какой развращенный ум мог выдумать такое обвинение! Уичер стал объектом жестокой травли. Ричард Майн, один из комиссаров лондонской полиции, тотчас уволил Уичера с работы, чтобы оградить полицию от нападок общественности. Спустя четыре года, в 1864 году, Констанция Кент призналась в убийстве своего сводного брата. Она действительно убила его, чтобы отомстить своим родителям.
В том же 1864 году, однако, общественность превозносила до небес одного из первых детективов, Дика Таннера, за удачное расследование первого в Великобритании убийства на железной дороге. 9 июля 1864 года в купе Северо-Лондонской железной дороги неизвестный убил и выбросил на ходу из поезда семидесятилетнего банковского служащего Бригса. Убийца ограбил его, забрав золотые часы с цепочкой, очки в золотой оправе и, что очень странно, шляпу убитого. Свою же шляпу он оставил в купе. За поимку преступника были назначены высокие суммы вознаграждений, опубликованы сенсационные сообщения в прессе. Спустя 11 дней Таннер нашел ювелира, у которого убийца обменял часы с цепочкой на другие часы. Коробочка, в которую были запакованы обмененные часы, привела Таннера на след немецкого портного по имени Франц Мюллер, проживавшего в Лондоне. Найденная на месте преступления шляпа оказалась шляпой Мюллера, а из его письма домохозяйке стало ясно, что он находится на пути в Северную Америку на борту парусника «Виктория».
20 июля Дик Таннер, имея в кармане ордер на арест Франца Мюллера, вместе с несколькими свидетелями отправился в путь на борту парохода «Сити оф Манчестер». Пароход прибыл в Нью-Йорк на 14 дней раньше парусника «Виктория». Когда в порту наконец появился парусник «Виктория», ему навстречу поплыла лодка с любопытными людьми, которые кричали: «Как поживаешь, убийца Мюллер?..» 16 сентября Таннер привез арестованного в Англию, а спустя два месяца Мюллера повесили. В последний момент, незадолго до казни, он признался в своем преступлении.
Но даже такой шумный успех не помог лондонской криминальной полиции поднять свой авторитет. Когда в 1869 году новый президент полиции Эдмунд Гендерсон вступил на свой пост, он заявил: «Большие трудности лежат на пути развития детективной системы. Многие англичане смотрят на нее с недоверием. Она абсолютно чужда привычкам и чувствам нации. Детективы работают фактически тайком». Однако именно Гендерсон увеличил детективный отдел Скотланд-ярда до 24 человек. Начальником отдела он назначил бывшего ассистента Джонатана Уичера, суперинтендента Вильямсона, по прозвищу Философ, который предпринял первые попытки объединить детективов, работавших разрозненно и каждый своими методами.
Уже практически за пятьдесят лет до этого пришлось отказаться от ссылки уголовников в колонии. Отсидев свой срок в английских тюрьмах, они выходили на свободу. И так как их никто не контролировал, большинство из них возвращалось к своим старым «занятиям». Лишь в 1871 году парламент принял закон, предусматривавший регистрацию рецидивистов с помощью фотографии и описания их личности. Но этот реестр вскоре перевели из Скотланд-ярда в министерство внутренних дел, где он потерял всякое практическое значение. Тогда Вильямсон вновь предпринял регистрацию в Скотланд-ярде. Лишь спустя восемь лет он смог увидеть результаты своих усилий, но тут Скотланд-ярду был нанесен тяжелый удар. Трое из самых старых и уважаемых сотрудников Вильямсона, Майклджон, Дружкович и Кларк, были разоблачены как взяточники.
Скандал в Скотланд-ярде породил новую волну недоверия. Поставленный перед выбором быть или не быть, Скотланд-ярд наконец-то получил твердую организационную структуру. Его возглавил любитель новшеств адвокат Говард Винсент, который поспешил в Париж, чтобы изучить работу Сюртэ. Винсент перенял все, что можно было заимствовать у французов. Вскоре из все еще разрозненной группы детективов он создал отдел криминалистического расследования, который определил лицо будущего Скотланд-ярда.
Одним из его нововведений была также организация надзора за уголовниками. По примеру Масе он с большим размахом начал коллекционирование фотографий преступников, собирал их в альбомы и трижды в неделю посылал тридцать детективов в тюрьму Холлоуэй, чтобы проверить, нет ли среди вновь поступивших знакомых лиц. Постепенно дело пошло успешнее. Как презрительно в Англии относились к Скотланд-ярду, видно из такого случая. Когда суперинтендент Вильямсон спросил одного незнакомца, который был очень похож на сотрудника Скотланд-ярда, вышедшего на пенсию: «Мы не знакомы? Вы у нас не работали?», то получил ответ: «Нет. Слава богу, так низко я еще не опустился…»
В 1884 году на пост начальника отдела криминалистического расследования был назначен новый человек, Джеймс Монро, долго работавший в Индии в британской полиции. Ему также довелось познать шаткие позиции Скотланд-ярда.
С 6 августа по 9 ноября 1888 года преступления неизвестного убийцы потрясли английскую общественность. Убийства происходили между одиннадцатью часами ночи и четырьмя часами утра в районах Уайтчэпл, Спайтлфилд и Стэпни. Все убитые были проститутками. За жестокость, с которой совершались преступления, убийцу прозвали Джек Потрошитель. Преступления прекратились так же неожиданно, как и начались, и остались нераскрытыми.
Конечно, возмущение лондонской общественности было закономерным. Но разве возмущение не должно было быть направлено на саму общественность? Разве убийства Джека Потрошителя не показали общественности с самой страшной стороны, куда ведет упорная неприкосновенность личных свобод (среди них, в частности, бесконтрольная свобода перемещения любого человека и право называться любым именем)? Разве парижские газеты не были правы, когда они с национальной гордостью иронизировали, что, мол, в Париже Джек Потрошитель не смог бы неделями совершать убийства?
Во всяком случае, над Лондоном витала тень Потрошителя, когда Гальтон работал в своей лаборатории над тысячами отпечатков пальцев. В 1892 году была издана его книга «Отпечатки пальцев». И несмотря на большой авторитет Гальтона, понадобился целый год, чтобы министерство внутренних дел обратило на нее внимание. Но и в 1893 году было еще не поздно, взяв на вооружение систему отпечатков пальцев, начать решительный бой с преступностью.
10. Бертильонаж или дактилоскопия?!
Со времени своего посещения Альфонса Бертильона в 1887 году Эдмунд Р. Спирмэн не переставал письменно и лично обращать внимание министра внутренних дел на бертильонаж. Он нашел себе союзника в лице честолюбивого вице-президента лондонского Антропологического института доктора И. Гарсона.
Борьба за бертильонаж стала для Спирмэна своего рода идеей-фикс. Он глубоко изучил методы идентификации, которыми пользовались в Скотланд-ярде, и описал их министерству в самых мрачных тонах.
Списки рецидивистов и освобожденных заключенных, которые министерство внутренних дел составляло в конце каждого года, попадали в руки полиции лишь спустя девять месяцев. К этому времени события их намного опережали. Описания внешности были так же поверхностны, как когда-то во Франции. Особые приметы упоминались очень редко. Приблизительно так: «Татуировка на левом безымянном пальце». В те времена эта примета могла относиться к сотням людей, так как такая татуировка была очень распространена. Альбомы с фотографиями преступников в Скотланд-ярде постигла та же судьба, что и французскую картотеку преступников. В альбомах Скотланд-ярда насчитывалось около 115 000 фотографий. Предпринималось все, чтобы упорядочить их, но хаоса было ничуть не меньше, чем в Париже. Сотрудники отдела надзора за преступниками в Скотланд-ярде днями рылись в картотеке, чтобы найти карточку одного преступника. Не лучше обстояло дело с аппаратом идентификации в тюрьмах. Три раза в неделю 30 сотрудников встречались в тюрьме Холлоуэй для опознания заключенных. За одно посещение тюрьмы они идентифицировали в среднем около четырех заключенных. На каждую такую идентификацию уходило 90 рабочих часов, причем нередко опознания оказывались впоследствии ошибочными.
