Конрад Лоренц - Восемь смертных грехов цивилизованного человечества
Эти четыре мертвеца — ещё небольшое вред по сравнению с тем, какой причиняет само отношение нынешнего общественного мнения к преступлению. Превратившееся в религию убеждение, что все люди рождаются равными и что все нравственные пороки преступника надо относить за счёт его воспитателей, которые перед ним грешны, приводит к уничтожению всякого естественного правового чувства, и прежде всего у самого отщепенца; преисполненный жалости к себе, он считает себя жертвой общества. В одной австрийской газете можно было недавно увидеть крупный заголовок: «Семнадцатилетний из страха перед родителями стал убийцей». Этот парень изнасиловал свою десятилетнюю сестру и, так как она угрожала рассказать об этом родителям, задушил её. В этом сложном стечении обстоятельств родители по крайней мере отчасти могли быть повинны, но уж, конечно, не в том, что нагнали на юнца слишком большой страх.
Чтобы понять эти явно патологические крайности общественного мнения, нужно прежде всего отдать себе отчёт в том. что оно является функцией одной из тех саморегулирующихся систем, которым, как мы говорили вначале, свойственны колебания. Общественное мнение инертно, оно реагирует на новые влияния лишь после длительной «задержки», сверх того, оно любит грубые упрощения, большей частью преувеличивающие подлинное положение вещей. Поэтому оппозиция, критикующая общественное мнение, по отношению к нему чуть ли не всегда права. Но в схватке мнений она переходит на крайние позиции, каких никогда не заняла бы, если бы не стремилась компенсировать противоположное мнение. И если господствовавшее до этого мнение рушится — а это обычно происходит внезапно, — то маятник колеблется в сторону столь же крайнего, преувеличенного взгляда прежней оппозиции.
Нынешняя гротескная форма либеральной демократии находится в кульминационной точке колебания. На противоположном конце, где маятник находился не так уж давно, были Эйхман и Освенцим, эвтаназия[31], расовая ненависть, уничтожение народов и суд Линча. Мы должны понять, что по обе стороны точки, где остановился бы маятник, если бы когда-нибудь пришёл в равновесие, стоят подлинные ценности «слева» — ценность свободного развития личности, «справа» — ценность общественного и культурного здоровья. Бесчеловечны лишь эксцессы в любую сторону. Колебание продолжается, и вот в Америке уже намечается , опасность, что вполне оправданный сам по себе, но неумеренный мятеж молодёжи и негров может вызвать столь же неумеренную реакцию ничему не научившихся праворадикальных элементов, дав им желанный повод навязывать обществу другую крайность. Хуже всего, однако, что эти идеологические колебания не только не затухают, но угрожают расшатать всю систему вплоть до катастрофы. Дело учёного — попытаться наладить настоятельно необходимое торможение этих дьявольских колебаний.
Один из многих парадоксов, в которых запуталось цивилизованное человечество, состоит в том, что требование человечности по отношению к личности опять вступило здесь, в противоречие с интересами человечества. Наше сострадание к асоциальным отщепенцам, неполноценность которых может быть вызвана либо необратимым повреждением в раннем возрасте (госпитализация!), либо наследственным недостатком, мешает нам защитить тех, кто этим пороком не поражён. Нельзя даже применять к людям слова «неполноценный» и «полноценный», не навлекая на себя сразу же подозрение, что ты сторонник газовых камер.
То «таинственное правовое чувство», о котором говорит П. Г. Занд, без сомнения, представляет собой систему генетически закреплённых реакций, побуждающих нас выступать против асоциального поведения наших собратьев по виду. Эти реакции образуют неизменный в течение исторических времён основной мотив, на который накладывались вариации независимо возникавших в отдельных культурах правовых и моральных систем. Несомненно, далее, что вероятность грубо ошибочных действии этого неосознанного правового чувства столь же велика, как и при любой другой инстинктивной реакции. Если человек чужой культуры совершит оплошность (как это сделали, например, участники первой немецкой экспедиции на Новую Гвинею, срубив священную пальму), его предают смерти с таким же праведным самодовольством, как если бы это был член собственного общества, хотя бы нечаянно нарушивший табу своей культуры «Mobbing»[32], столь легко ведущий к суду Линча, — поистине один из самых бесчеловечных способов поведения, до которых можно довести современного нормального человека. Он вызывает все жестокости по отношению к «варварам» вне собственного общества и к меньшинствам внутри него, усиливает склонность к образованию псевдовидов в смысле Эриксона и лежит в основе целого ряда других, хорошо известных социальной психологии явлений проецирования — например, типичного поиска «козла отпущения» за собственные неудачи и ещё многих других чрезвычайно опасных и аморальных импульсов, интуитивно неразличимых для неискушённого и входящих в то же глобальное правовое чувство.
И все же для механизма нашего социального поведения это правовое чувство столь же необходимо, как щитовидная железа для наших гормонов, и отчётливо наметившаяся в наши дни тенденция огульно осудить его и не дать ему действовать может привести лишь к таким же печальным последствиям, как попытка лечить базедову болезнь полным удалением щитовидной железы. Опасные последствия нынешней тенденции к абсолютной терпимости, выключающей естественное правовое чувство, усиливаются ещё и действием псевдодемократической доктрины, считающей все поведение человека результатом обучения. В нашем поведении, служащем сохранению общества или вредящем ему, многое зависит от благословения или проклятия, которое запечатлела в нас в раннем детстве более или менее проницательная, ответственная и, прежде всего, эмоционально здоровая родительская чета. Столь же многое, если не большее, обусловлено генетически. Как мы знаем, великий регулирующий механизм ответственного, категорического суждения лишь в весьма тесных пределах способен компенсировать недостатки социального поведения, как происходящие от воспитания, так и генетические. Кто умеет мыслить биологически и знает салу инстинктивных побуждений, а также относительное бессилие всякой ответственной морали и всевозможных благих намерений и кто ещё в некоторой мере понимает, с позиция психиатрии и глубинной психологии, как возникают нарушения социального поведения, тот не может осуждать «нарушителя» с тем же праведным гневом, как это делает каждый эмоционально здоровый наивный человек. Он видит в отщепенце не дьявольски злого, а больного человека, гораздо больше заслуживающего сострадания, и с чисто теоретической точки зрения это вполне правильно. Но если к такой оправданной установке присоединяется ещё заблуждение псевдодемократической доктрины, будто все человеческое поведение структурируется кондиционированием и поэтому его можно так же неограниченно изменять и исправлять, то отсюда происходит тяжкое прегрешение против сообщества людей.
Чтобы представить себе, какими опасностями угрожает человечеству выпадение унаследованного инстинкта, нужно понять, что в условиях современной цивилизованной жизни нет ни одного фактора, осуществляющего отбор в направлении простой доброты и порядочности, за исключением нашего врождённого чувства к этим ценностям. В экономическом соревновании западной культуры за них полагается безусловно отрицательная селекционная премия! Счастье ещё, что экономический успех и показатель размножения не обязательно связаны положительной корреляцией.
Есть старая еврейская шутка, хорошо иллюстрирующая необходимость морали. Миллиардер приходит к шадхену (брачному посреднику) и даёт ему понять, что хотел бы жениться. Шадхен, ревностно взявшись за дело, тут же принимается восхвалять некую необычайно красивую девушку, трижды подряд завоевавшую звание «Мисс Америка», но богач отклоняет предложение: «Я сам достаточно красив!» Шадхен, со свойственной его профессия гибкостью, сразу же начинает превозносить другую невесту, с приданым в несколько миллиардов долларов. «Богатства мне не надо, — отвечает Крез, — я сам достаточно богат». Шадхен сразу же переходит на третий регистр и рассказывает о невесте, уже в 21 год ставшей доцентом математики, а сейчас, в 24 года, занимающей должность ординарного профессора теории информации МТИ[33]. «Умной мне не надо, — говорит презрительно миллиардер, — я сам достаточно умен!» Тогда шадхен в отчаянии восклицает: «Какой же, ради Бога, она должна быть?» — «Она должна быть порядочной», — гласит ответ.
Мы знаем на примере наших домашних животных и даже диких животных, разводимых в неволе, как быстро при отпадении специфического отбора может наступить разложение форм социального поведения. У многих рыб, воспитывающих потомство, при искусственном разведении в коммерческих целях в течение нескольких поколений настолько нарушаются генетические системы ухода за потомством, что из нескольких десятков пар с трудом удаётся найти одну, ещё способную правильно заботиться о нем. Примечательно, что при этом, как и при разложении норм социального поведения, выработанных культурой (см. главу 7), самые дифференцированные и исторически молодые механизмы, по-видимому, наиболее уязвимы. Старые, общераспространённые побуждения, например к питанию и спариванию, очень часто доходят при этом до гипертрофии. (Следует, впрочем, учитывать, что человек, разводящий животных, по всей вероятности, селективно поощряет неразборчивую, жадную еду и такое же спаривание, стремясь в то же время подавить мешающие ему стимулы к агрессии и бегству.)
