Жорж Блон - Последний флибустьер

Блон Жорж

Последний флибустьер

ЖОРЖ БЛОН, французский писатель

ПОСЛЕДНИЙ ФЛИБУСТЬЕР

Отрывок из книги Ж. Блона "Флибустьерское море"

Перевел с французского А. ГРИГОРЬЕВ

Флибустьерство классического толка угасло на Санто-Доминго и Ямайке к концу XVII века, а Утрехтский мир (1713) между Францией, Англией и Испанией, узаконив раздел Нового Света, превратил последних флибустьеров в обыкновенных пиратов: отныне они были лишены "жалованных грамот".

Один из самых предприимчивых "джентльменов удачи", англичанин Дженнингс, устроил на Нью-Провиденсе - острове, входящем в Багамский архипелаг, - свою базу, ставшую местом притяжения антильских пиратов.

Снова - в который уже раз - вспыхнул огонь над пепелищем флибустьерства, которому, казалось, давным-давно полагалось угаснуть. Появилось второе поколение пиратов, не ведавшее традиций "береговых братьев" и не соблюдавшее законов корпорации. Именно эти "анархисты" от пиратства стали плавать под "веселым Роджером" - черным флагом с черепом и двумя костями.

В начале XIX века пираты уже не нападали на прибрежное население; они довольствовались исключительно морским разбоем. Но воспоминания о тех тревожных днях еще не стерлись из памяти жителей атлантических городов Америки. В Чарлстоне, Сейлеме, Норфолке и Бостоне бабушки пугали пиратами внучат, а появление чужого паруса на горизонте вызывало у людей настороженное, если не враждебное отношение.

На смену пиратам прошлого пришли капитаны менее жестокие и менее "знаменитые". Зато их было гораздо больше, и власти с горечью убеждались в том, что огромный объем контрабанды чувствительно сказывается на доходах казны. Кроме того, как это станут делать сто с лишним лет спустя гангстеры типа Аль Капоне, пираты подкупали чиновников и полицию.

В начале прошлого столетия самыми популярными кафе в Новом Орлеане были "Масперо", "Сосущий теленок", "Кафе беженцев", "Колокольчик" и "Джокунделла". Там пекли булки и подавали напиток, которому эти заведения обязаны своим позднейшим наименованием - "Абсентные дома".

Мощное испанское укрепление форт Сан-Кристобаль в административном центре Пуэрто-Рико Сан-Хуане в свое время был крепким орешком для нападавших с моря.

В этих заведениях с десяти утра до глубокой ночи, а кое-где и всю ночь напролет "заседала" компания, отличавшаяся необыкновенной общительностью нрава и веселостью. Там были штурманы дальнего плавания, поселенцы с Санто-Доминго, известные корсары и флибустьеры, высланные из Европы "политические"... Здесь также порой можно было видеть новоорлеанцев с громкими фамилиями и представителей знати.

- У меня собирается самое аристократическое общество Северной Америки, - с гордостью говорил владелец "Кафе беженцев".

В подтверждение он вытаскивал книгу почетных посетителей, куда заносил имена знаменитостей, оказавших честь его заведению. В списке значились фамилии лучших семейств Луизианы, судей, банкиров, высокопоставленных чиновников, судовладельцев и негоциантов. На самом почетном месте, возглавляя колонку знаменитостей, стояли имена братьев Пьера и Жана Лафитов. Дело в том, что именно братьям "Кафе беженцев" было обязано своей популярностью: с их легкой руки заведение стало модным местом встреч.

Жан Лафит жил в лучшей гостинице города, где устраивал роскошные приемы. Теплыми октябрьскими вечерами в патио ставили роскошно убранный стол, напоминавший празднично расцвеченный галеон, - мерцали свечи, вышколенные слуги подавали изысканнейшие блюда креольской кухни. Если к ужину приглашались дамы, играл оркестр.

Жан Лафит свободно изъяснялся на французском, английском, испанском и итальянском языках. В то время ему было около тридцати. Красивый статный мужчина с лицом, обрамленным аккуратно подстриженной бородкой, с пронзительным взором черных глаз, он охотно рассказывал о своей жизни до прибытия в Новый Орлеан.

Родился он будто бы в Бордо, но вскоре его родители переехали на Санто-Доминго, где занялись торговлей. После смерти отца Жан унаследовал его дело. женился и в 1803 году, продав все имущество, решил вернуться в Европу. В Мексиканском заливе на их судно напали испанские корсары, ограбили пассажиров до нитки, а его с женой высадили на пустынном островке. Жена вот-вот должна была родить. Им повезло: проходившая мимо американская шхуна подобрала несчастную пару и привезла ее в Новый Орлеан, Здесь мадам Лафит умерла при родах, оставив мужу новорожденную девочку. Рассказ вдовца неизменно трогал сердца слушательниц.

Давно молчат пушки, когда-то отвечавшие на вызов флибустьеров.

Официально Жан Лафит числился купцом. Мужчины, слушавшие без комментариев его автобиографию, не отказывали себе в удовольствии обменяться за его спиной едкими замечаниями о специфическом характере торговых операций Лафита, но в большинстве они были так или иначе обязаны ему, к тому же молодой француз умел вести дела незаметно, а в поведении был образцовый джентльмен.

О Жане Лафите долго ходили самые таинственные слухи. Лишь недавно его подлинная биография стала достоянием гласности. Жан Лафит родился не в Бордо, а в Порт-о-Пренсе на острове Санто-Доминго (ныне столица Республики Гаити) в 1777 году. Жан был младшим из пяти братьев и трех сестер в семье. В семнадцатилетнем возрасте он женился на Кристине Левин, жившей в датских владениях на Антильских островах, и та родила ему дочь. Кристина действительно умерла от послеродовой горячки на борту судна, шедшего с Санто-Доминго в Новый Орлеан, но корабль благополучно добрался до места назначения, и никакие испанские корсары на него не нападали.

Сегодня во Французском квартале в центре Нового Орлеана, на улице Бурбон, можно видеть длинное низкое строение из кирпича с деревянными балками. На нем висит табличка: "Кузня Лафитов". Да, именно здесь обосновались братья Лафит в начале 1805 года, прикрыв такой невинной вывеской свое основное занятие. Братья были пиратами-контрабандистами. Разумеется, Лафиты не махали молотами - на американском Юге белому джентльмену никак не приставало заниматься физическим трудом. Лафиты лишь наблюдали за работой нескольких кузнецов-негров, принимали заказы и вели бухгалтерские книги. Всегда любезные и услужливые, они не имели недостатка в заказчиках, особенно когда те выражали желание приобрести контрабандой десяток невольников в хорошем состоянии и по разумной цене.

Однажды неприметным днем 1811 года Жан Лафит вышел на рассвете из своего дома в сопровождении двух молодцов, весьма смахивавших на телохранителей; возле Мясного рынка он спустился на дебаркадер и перескочил на палубу парусного баркаса, который сразу же отвалил, держа курс вниз по течению.

Путь был недолгий. В месте, где причалил Лафит, его уже ждали три оседланные лошади. Хозяин и телохранители проскакали около двух лье до одного из рукавов Миссисипи. Жан Лафит сел в длинную лодку, и тотчас восемь гребцов мощными взмахами весел вывели ее на середину протоки.

Рукава отходят от главного русла Миссисипи задолго до устья и самостоятельно впадают в Мексиканский залив, если только не упираются в озеро или болото, коим несть числа в заросшей влажными джунглями гигантской дельте.

Солнце уже близится к зениту, и гребцы берут ближе к берегу, чтобы оказаться в тени нависающих ветвей. В полдень Лафит приказывает остановиться на отдых. Потом снова долгий путь, ночевка в бухточке, в бунгало, сложенном из ветвей.

По мере спуска рукав реки расширяется все больше и больше. Впереди сверкает на солнце светлая полоса. Море?

Нет, озеро. Широкое, дикое, окруженное лесом. Кое-где на узких песчаных пляжах виднеются островерхие индейские хижины и вытащенные на берег пироги. Это озеро Большая Баратария, крупный водоем: двадцать километров в длину и десять в ширину. С южной стороны из него вытекает еще один рукав. Лодка Жана Лафита направляется туда, спускается еще на десяток километров и попадает в озеро Малая Баратария, также заканчивающееся протокой. Наконец открывается третья акватория, шириной с Большую Баратарию. Ее можно принять за озеро, но морской запах не позволяет ошибиться - это бухта Баратария, выходящая в Мексиканский залив.

Два плоских песчаных острова почти полностью закрывают доступ в нее со стороны моря. Острова носят названия Большая Земля (в память о Санто-Доминго) и Большой Остров. Узкий проход между ними скорее угадывается, но именно в труднодостунности и заключалась ценность бухты Баратария.

Как и озера, она окаймлена лесом. Если смотреть со стороны открытого моря, то за островами виднелись вертикальные голые стволы: то были мачты кораблей. Целая флотилия скрывалась в Баратарии, причем это были не речные или озерные суда, а корабли, предназначенные для далеких океанских походов. В открытом норе они наводили страх, а здесь, спрятанные за песчаными островами, выглядели буднично и мирно.