Борис Кагарлицкий - Политология революции
Можно сказать, что «третья левая» уже вышла на сцену, заявив о себе как о принципиально новом политическом факторе, который претендует на то, чтобы оказать решающее влияние на общественное развитие в первой четверти наступившего века. Насколько сильным будет это влияние, насколько радикальными и глубоким – вопрос открытый. И не в последнюю очередь ответ на него зависит от способности нового движения творчески освоить богатый опыт и уроки левого движения, накопленные на протяжении предшествующего столетия.
Главные вопросы, стоящие перед современными левыми, не могут быть разрешены теоретически, они являются вопросами практическими, и ответ на них может быть дан только политическим действием.
Поиск некой «идеальной» формы партийной организации оказался сам по себе бесперспективным и бессмысленным, ибо и социал-демократические централистские организации, и авангардная партия большевистского типа, и партия-движение, классическим примером которой является бразильская ПТ, на определенном этапе оказывались в тупике. Но точно такой же бесперспективной оказалась и попытка объявить политические организации ненужными, заменить их движениями, форумами и различными сообществами, создаваемыми под конкретную частную задачу.
Политика без политической организации невозможна точно так же, как невозможна и борьба с капитализмом без борьбы за власть. Структура современного общества предопределяет определенную структуру политических задач, нравится это нам или нет.
Бесперспективной оказалась и троцкистская традиция, объяснявшая все поражения левых «несостоятельностью руководства» (failed leadership). Странным образом получалось, что почти всякое руководство на определенном этапе терпело крах, причем проблема состоит не в том, что руководство плохо, а в том, что массы продолжали по инерции идти за ним. В свою очередь, сектантские группы упорно продолжают пытаться сформировать из себя некое идеальное руководство для будущей революции, воспитывая из своих активистов самодовольных генералов без армии – хорошими генералами они никогда не будут, настоящей армии под команду никогда не получат, ибо генералов можно вырастить только внутри действующей армии. И каждая конкретная армия выращивает собственных генералов, которые подходят именно ей.
Задача левых сил сегодня состоит в комплексном понимании уроков, накопленных на протяжении ушедшего века. Важна организация, которая должна быть демократической (и в этом смысле демократический централизм ничем не хуже другого варианта строения политической партии). Важно иметь грамотное и честное руководство, но оно никогда не добьется успеха, если не будет опираться на массу хорошо подготовленных и убежденных активистов – тех самых младших офицеров, которые и составляют основу настоящей боевой силы любой армии. Важно, наконец, понимать роль широких общественных движений, без которых никакие партии со своими задачами не справятся. Но точно так же важно осознавать, что и без партий движения своих целей не добьются. Во всяком случае, если наша цель – преобразование общества. Именно четкое понимание цели является объединяющим и организующим фактором. Любые программы, любая тактика и стратегия имеют смысл лишь до тех пор, пока направлены на главное – на социалистическое преобразование общества, на; преодоление капитализма. Именно с этой точки зрения мы можем оценивать наши победы и неудачи. Именно соответствие поступков провозглашенным целям является главным моральным критериям, по которым о нас надо судить.
Антикапиталистическое движение, поднявшееся на рубеже XX и XXI веков, имеет огромный потенциал. Но прежде всего оно должно осознать свою историческую задачу. А задача эта состоит в преодолении существующей системы. Не больше и не меньше.
Глава X. Восточный фронт
Крушение Советского Союза было радостно воспринято правыми идеологами по всему миру как прекращение самого масштабного и самого опасного социального эксперимента в мировой истории. Для большинства жителей страны последующие события обернулись беспрецедентной в мирное время катастрофой. Однако на первых порах общество демонстрировало удивительную терпимость к неолиберальным реформам, воспринимая их со смесью ужаса и изумления, но безропотно подчиняясь им. Вернее, ропот был, но сопротивления не было.
Единичные вспышки протеста в 1992 году, наблюдавшиеся в России и на Украине, прекратились после того, как в 1993 году президент Ельцин, следуя примеру перуанского президента Альберто Фухимори, совершил «autogolpe» – государственный переворот сверху. В течение двух недель Москва являлась центром острой борьбы и самоотверженного сопротивления масс – безоружных, лишенных полноценной организации и добросовестного руководства— мощи военно-репрессивной машины государства. Московские баррикады осенью 1993 года закончились так же, как и всякое лишенное руководства восстание. Народ потерпел поражение. Активисты были деморализованы, а массы граждан вернулись к частной жизни решая свои проблемы в индивидуальном порядке. Русская провинция, не поддержавшая в 1993 году восставшую Москву, пострадала больше всего. Она была разорена, промышленность разрушена, инфраструктура лежала в руинах. Напротив, Москва, став одним из «глобальных городов», крупным финансовым и деловым центром восточноевропейского капитализма, не проявляла больше желания бунтовать.
Оппозиция 1993 года была не только народной, но и директорской. Она охватывала часть советского производственного аппарата, не видевшего для себя особых выгод в происходящем. Маленькая гражданская война в Москве показала, что власть далеко не всегда может рассчитывать на безграничный ресурс «русского терпения». Власть сделала для себя целый ряд выводов. После 1994 года радикальных рыночников оттесняют" от непосредственного управления, а на самом верху правительство Виктора Черномырдина обеспечивало компромисс между либеральными элитами, организующимися на базе бывшего партийно-комсомольского аппарата вокруг новых финансовых структур, и старым директорским корпусом (бывшими советскими «хозяйственниками»). Стремительно поменявших окрас «красных директоров» допускали до участия в приватизации.
Не имеющие ни лидеров, ни организации, ни опыта самостоятельной борьбы массы на некоторое время перестали быть опасными. Правящие круги завершили раздел собственности. Все счастливы.
Левых нетПараллельно с началом «антиглобалистиских» выступлений на Западе, левые идеи стали входить в моду и в Восточной Европе. О них теперь принято было писать и говорить. Их обсуждали и оспаривали. На их распространение жаловались либеральные публицисты, еще совсем недавно провозглашавшие, что с левой идеологией раз и навсегда покончено (показательно, что ни один из подобных авторов не извинился перед читателем за то, что вольно или невольно вводил ее в заблуждение).
Для широкой публики сообщения о массовых протестах в Сиэтле и Праге предстали как удивительные примеры западной «экзотики». Эта информация никак не соотносилась с собственным повседневным опытом. А невежество представителей масс-медиа во всем, что касается антибуржуазной теории и практики, просто поражало.
Показателен эпизод, описанный радикальным писателем Алексеем Цветковым. В книге «Суперприсутствие» он рассказывает, как ему позвонили с телевидения от модного журналиста Леонида Парфенова и попросили рассказать про «антиглобализм». Он и рассказал: «Как и положено в отношениях с TV, я ответил первое, что пришло в голову: "Возьмите глобус, оденьте на него черную маску уличного бойца, пусть в прорези будет видна страна, про которую ваш сюжет". На следующий день Парфенов с видом знатока демонстрировал зрителям глобус и пересказывал этот бред. Так родился новый "символ антиглобализма"».[501]
Разумеется, российское общество не могло не заметить, что наряду с экзотическими левыми радикалами, водящимися где-то на далеком Западе, совсем рядом существует и какая-то другая оппозиция, получившая в прессе устойчивый ярлык «левопатриотической». Однако Коммунистическую партию РФ, бессменно возглавляемую с 1993 года Геннадием Зюгановым, ни одна уважающая себя левая группа на Западе за единомышленников не считала, да и сами зюгановцы отвращения к европейским левым не скрывали. Почти каждая международная вылазка официальных представителей КПРФ в 1990-е заканчивалась скандалом, после чего партийная верхушка предпочла свернуть международные связи. Было ясно, что им ближе западные крайне правые – Ле Пен во Франции, Хайдер в Австрии. Настоящие державники и патриоты! В качестве духовных источников своих идей Зюганов простодушно называл консервативных православных философов Константина Леонтьева и Юрия Победоносцева (убежденных, разумеется, антикоммунистов). К числу любимых авторов относил он и модных западных мыслителей – Сэмуэла Хантингтона и Фрэнсиса Фукуяму, тоже, естественно, убежденных правых.
