Роза Люксембург - О социализме и русской революции
Но затем следует учитывать и совсем иные аспекты, чем эти якобы реалистические. Союз большевиков с германским империализмом явился бы самым страшным моральным ударом для интернационального социализма, какой только мог бы быть ему нанесен. Россия была единственным, последним уголком, где еще котировались революционный социализм, чистота принципов, идеальные ценности, куда устремлялись взоры всех честных социалистических элементов как в Германии, так и во всей Европе, чтобы прийти в себя от того отвращения, которое вызывает практика западно-европейского рабочего движения, чтобы вооружиться мужеством все это выдержать и верой в идеальные свершения, в святые слова. Вместе с гротескным «спариванием» Ленина с Гинденбургом был бы погашен моральный источник света на Востоке. Совершенно очевидно, что германские властители приставляют пистолет к груди Советского правительства и используют его отчаянное положение, чтобы навязать ему этот чудовищный альянс. Но мы надеемся, что Ленин и его друзья не поддадутся такому предложению ни за какую цену, что они категорически заявят: до сих пор и не дальше!
Социалистическая революция, сидящая на германских штыках, пролетарская диктатура под протекторатом германского империализма — это было бы самым чудовищным, что мы можем когда-либо пережить. А сверх того это было бы чистой утопией. Не говоря уже о том, что сам моральный престиж большевиков в стране был бы уничтожен, они потеряли бы всякую свободу действий и независимость также и во внутренней политике, чтобы в кратчайший срок вообще исчезнуть со сцены. Ведь любой ребенок давно видит, чтo Германия лишь медлит и выжидает случая, чтобы вместе с Милюковым, какими-нибудь гетманами и с бог весть еще какими темными ставленниками и марионетками положить конец большевистскому правлению, а самого Ленина и его товарищей задушить, когда те, как украинцы Любинский и компания, сыграют свою роль троянского коня.
Именно и только тогда все прежние жертвы, в том числе и огромная жертва Брестского мира, оказались бы принесенными напрасно: ведь конечная цена, за которую они куплены, означала бы моральное банкротство. Любую политическую гибель большевиков в честной борьбе против превосходящей силы и неблагоприятной исторической ситуации следовало бы предпочесть этой моральной гибели.
Большевики наверняка совершили в своей политике различные ошибки и, возможно, совершают их еще и теперь — о, назовите нам революцию, — в которой не совершалось бы никаких ошибок! Представление о революционной политике без ошибок, да сверх того в этой совершенно беспримерной ситуации, настолько пошло, что было бы достойно только немецкого начетчика. Если так называемые вожди немецкого социализма в необычной ситуации теряют свои так называемые головы уже перед простым голосованием в рейхстаге, где путь им ясно предписан элементарной азбукой социализма, и душа у них уходит в пятки, так что они забывают весь социализм, словно плохо выученную лекцию, то как же можно хотеть, чтобы партия не совершала никаких ошибок в неслыханной ситуации, идя по усыпанному шипами совершенно нехоженому пути, который она впервые открывает миру?
Однако то роковое положение, в котором находятся ныне большевики, само является, вкупе с основной массой их ошибок, следствием принципиальной неразрешимости той проблемы, перед которой они поставлены международным, в первую очередь германским, пролетариатом. Осуществить пролетарскую диктатуру и социалистический переворот в одной отдельной стране, окруженной со всех сторон жестким господством империалистической реакции, вокруг которой бушует самая кровавая во всей истории человечества мировая война, это — квадратура круга. Любая социалистическая партия должна была бы потерпеть неудачу в решении этой задачи и погибнуть — все равно, делает ли она путеводной звездой своей политики волю к победе и веру в интернациональный социализм или же самоотречение.
Мы хотели бы увидеть на месте большевиков всех этих мягкотелых плакальщиков, Аксельрода, Дана, Григорьянца и прочих, как бы они ни звались, которые теперь с пеной у рта обличают большевиков и за рубежом жалуются на свое горе, находя — смотри-ка! — сострадание в груди таких немецких героев, как Штрёбель, Бернштейн и Каутский! Все их умничанье, разумеется, было бы исчерпано альянсом с Милюковым в стране и с Антантой вовне, к чему внутри прибавился бы еще и сознательный отказ от всех социалистических реформ или даже от зачатков таковых. И все это делалось бы ради сознательно присущей евнухам мудрости, что Россия — страна аграрная и еще не выварилась в капиталистическом котле.
В этом как раз и состоит ложная логика объективной ситуации: любая социалистическая партия, которая придет сегодня к власти в России, должна следовать ложной тактике до тех пор, пока она как часть интернациональной пролетарской армии брошена на произвол судьбы главными силами этой армии.
Вину за ошибки большевиков несет в конечном счете международный пролетариат и прежде всего беспримерная в своем упорстве подлость германской социал-демократии, той партии, которая в мирное время делала вид, что шагает во главе мирового пролетариата, претендовала на то, что способна поучать и возглавлять весь мир, та партия, которая, насчитывая в собственной стране, самое меньшее, десять миллионов приверженцев обоего пола, вот уже целых четыре года, подобно продажным ландскнехтам средневековья, по указке господствующих классов двадцать четыре раза на дню распинает социализм на кресте.
Известия, приходящие из России, и положение большевиков — это потрясающий призыв к последней искре чести немецких рабочих и солдатских масс. Они хладнокровно позволяют рвать на куски русскую революцию, окружать ее, обрекать на голодную смерть. Но пусть они хотя бы, когда уже бьет двенадцатый час, спасут ее от самого ужасного: от морального самоубийства, от альянса с германским империализмом.
Есть только одно разрешение трагедии, в которую впутана Россия: восстание в тылу германского империализма, выступление немецких масс как сигнал к международному революционному окончанию бойни народов. Спасение чести русской революции в этот роковой час идентично спасению чести германского пролетариата и интернационального социализма.
Рукопись о русской революции*
IРусская революция — величайшее событие мировой войны. Ее взрыв, ее беспримерный радикализм, ее длительное влияние лучше всего опровергают те лживые фразы, которыми официальная германская социал-демократия услужливо пыталась с самого начала идеологически приукрасить завоевательный поход германского империализма, — фразы о миссии германских штыков свергнуть русский царизм и освободить угнетенные им народы. Огромный размах и глубокое воздействие революции в России, которая потрясла все классовые отношения и обнажила все социальные и экономические проблемы, фатальность внутренней логики ее последовательного продвижения вперед от первой стадии буржуазной республики к дальнейшим фазам — причем свержение царизма осталось лишь мелким эпизодом, почти пустяком — все это со всей очевидностью показывает: освобождение России было не результатом войны и военного поражения царизма, не заслугой «немецких штыков в немецких руках», как предсказывала передовица журнала «Neue Zeit» под редакцией Каутского, а имело глубокие корни в собственной стране и внутренне полностью созрело. Военная авантюра германского империализма под идеологическим щитом германской социал-демократии не вызвала революцию в России, а напротив, ее вначале временно прервала после первого бурного подъема в 1912–1913 гг., затем же, когда революция грянула, создала для нее самые трудные, самые анормальные условия.
Такое развитие [революции] является для каждого думающего наблюдателя самым убедительным опровержением доктринерской теории, разделяемой Каутским с партией правительственных социалистов, согласно которой Россия, как страна экономически отсталая, преимущественно аграрная, будто бы еще не созрела для социальной революции и для диктатуры пролетариата. Это теория, которая считает допустимой в России только буржуазную революцию — а из этого мнения вытекает также и тактика коалиции социалистов в России с буржуазными либералами, — это одновременно теория оппортунистического крыла в российском рабочем движении, так называемых меньшевиков под испытанным руководством Аксельрода и Дана. Как русские, так и германские оппортунисты целиком сходятся в этой принципиальной оценке русской революции, из которой само собой следует отношение к деталям тактики, с германскими правительственными социалистами. По мнению всех трех, русская революция должна была бы остановиться на той стадии, которую (по мифологическому представлению германской социал-демократии) поставило своей благородной задачей военное командование германского империализма: на свержении царизма. Если же она вышла за эти рамки, если она поставила своей задачей установление диктатуры пролетариата, то это, согласно данной доктрине, просто ошибка радикального крыла русского рабочего движения большевиков; и все превратности, постигшие революцию в ее дальнейшем ходе, все неурядицы, жертвой которых она стала, изображаются именно как прямой результат этой роковой ошибки.
