Роза Люксембург - О социализме и русской революции
Пронизывающий до костей страх перед усилением России в результате ее внутреннего обновления, страх перед бросающимся в глаза и вызывающим насмешки сравнением между освободившейся собственными силами Россией и освобожденной «германским кулаком» «независимой Польшей»*, страх прежде всего перед дурным русским примером, способным испортить добрые нравы германского пролетариата, — вот что, как чертово копыто, вылезает отовсюду наружу. А в газетке свободомыслящих, издаваемой Моссе, некое светило германского либерализма с полной наивностью хочет привести утешительное и успокоительное доказательство того, что великолепное «освобождение России», то самое, которое являлось священной целью войны Германии, все равно разобьется вдребезги из-за внутренних трудностей и погибнет в разгуле анархии.
Но и германский пролетариат тоже поставлен событиями в России перед вопросом о своей чести и судьбе. До тех пор, пока во всех воюющих странах царит кладбищенская тишь и слепое повиновение, бездействие пролетариата — это интернациональная солидарная вина, общая мировая беда, которая делится на всех солдат, хотя и не в одинаковой мере. Но поскольку в России пролетариат расторг «гражданский мир» открытой революцией, германский пролетариат, и дальше спокойно поддерживая военную акцию, наносит ему удар прямо в спину. Теперь сражающиеся на Востоке германские войска воюют уже не против «царизма», а против революции. И поскольку русский пролетариат у себя дома развертывает борьбу за мир — а она уже наверняка началась и с каждым днем будет все сильнее, — застывшее пребывание германского пролетариата в положении послушного пушечного мяса превращается в открытое предательство им русских братьев.
«В России прогремел первый выстрел». Россия сама освобождает себя. Но кто же освободит Германию от диктатуры сабли, остэльбской реакции и империалистической бойни народов?
Русские проблемы*
Теперь, когда картина русской революции, а особенно ее действий, несмотря на все привнесенные заинтересованными буржуазными корреспондентами обволакивающие, мистифицирующие примеси, становится более ясной и четкой, можно выделить из груды мелочей и подчеркнуть некоторые основные черты этих огромных событий.
В данный момент Россия снова подтверждает старый исторический опыт: нет ничего более невероятного, невозможного, фантастичного, чем революция за час до того, как она разразилась; нет ничего более простого, естественного и само собою разумеющегося, чем революция после того, как она дала свою первую битву и одержала свою первую победу. Ведь сколь тщательно ни описывались в немецкой прессе с давних пор внутренние волнения, кризисы, брожения в царской империи, ныне немецкая общественность, как и весь мир, явно в полной растерянности взирает на неожиданный грандиозный спектакль русской революции.
Еще за неделю до ее начала можно было привести тысячи причин ее невозможности: народ подавлен ужасной войной, нуждой и нищетой; буржуазные классы навсегда излечены от мечтаний о свободе воспоминаниями о революции десятилетней давности, да к тому же прикованы к царизму планами империалистических завоеваний; широкие слои рабочего класса деморализованы вызванным войной националистическим безумием, его лучшее социалистическое ядро понесло страшные потери из-за кровопускания войны, раздроблено диктатурой сабли, не имеет ни организации, ни печати, ни руководства. Ясно, как дважды два — четыре, и это можно было доказать до мельчайших подробностей, что ныне в России, хотя и возможны взрывы отчаяния и анархии, но современная, целеустремленная, идеально упорядоченная политическая революция там просто-напросто немыслима. И что же? Все — ложь, пустые слова, болтовня! Революция узаконила себя тем единственным путем, которым узаконивает себя любое необходимое движение истории: борьбой и победой.
Две черты особенно поражают европейскую общественность в русских событиях: их быстрый победный ход и радикализм, который они проявили уже с первого момента. Ведь даже Временное правительство, состоящее сплошь из слабосильных буржуазных элементов, высказалось за демократическую республику! Но обе эти черты могут поразить только поверхностный взгляд филистера, который никогда не замечает более глубоких исторических взаимосвязей между днем сегодняшним и вчерашним. Для того же, кто не упускает из виду, что революция марта 1917 г. является лишь продолжением революции 1905–1907 гг., задержанной контрреволюцией, а затем мировой войной, не могут быть неожиданностью ни ее быстрая победа, ни ее решительное продвижение вперед. Ведь она выходит теперь из чрева русского общества просто как зрелый плод усилий, боев и жертв последних десяти лет и служит таким образом утешительным доказательством того, что не были напрасны ни одна капля крови, пролитой в это страшное десятилетие нашими русскими братьями за дело свободы, ни один-единственный день тюремных и каторжных мук, пережитых столь многими русскими товарищами. Свободу, которой они теперь наслаждаются, они вполне заслужили и сполна за нее заплатили.
Обескураживающий радикализм русских либералов, которые вдруг от самой ублюдочной конституционной программы сподобились дойти до республики, а также согласие русских национал-либералов, более того, чуть ли не консерваторов на этот резкий поворот влево — это опять же неожиданность только для филистера, для которого носящие на себе отпечаток парламентской повседневности лозунги, программы и физиономии служат воплощением вечных истин. Исторически же образованный человек, напротив, с улыбкой видит здесь только верное повторение опыта английской, французской и Мартовской [1848 г. ] революций: именно во времена штурма позиция всех классов и партий зависит от силы и позиции самого радикального класса, т. е. рабочего класса. Чем смелее выдвигает он свои цели, чем решительнее готов он добиваться их осуществления всей своей силой, тем дальше влево сдвигается вслед за ним и вся буржуазная фаланга.
Правда, русские рабочие не имеют ни организаций, ни избирательных союзов, у них почти нет профсоюзов, нет прессы. Но у них есть самое решающее, что необходимо для их мощи и влияния: свежий боевой дух, твердая воля и беспредельное самопожертвование во имя идеалов социализма; они обладают теми качествами, без которых самый прекрасный организационный аппарат становится ненужным хламом и мертвым грузом на ногах пролетарской массы. Конечно, без организации рабочий класс не может быть долго способным к действию. Мы потому говорим так уверенно, что, словно видим собственными глазами, как в данный момент рабочий класс Петербурга, Москвы, всей России с лихорадочной поспешностью занимается созданием организации — политических союзов, профсоюзов, образовательных школ, прессы, всего необходимого аппарата. Как и десять лет назад, революционный русский пролетариат должен теперь первым делом в кратчайший срок преодолеть недостатки своей организации. И такая рожденная в борьбе, закаленная в огне организация наверняка окажется истинной броней силы, а не смирительной рубашкой бессилия.
Русскому пролетариату его путь в нынешней ситуации предначертан ясно. Как бы сильно и радикально ни отстаивал он политические и социальные требования, успех каждого из них, ка и все дело революции, зависит прежде всего от лозунга: коне войне! Достижение мира русские рабочие, естественно, должны сочетать со всеми своими действиями, даже поставить его на первое место, и они, конечно, уже делают это. Но тем самым они вступают в первый крупный конфликт с собственной буржуазией, в самую острую классовую борьбу против врага в собственной стране.
Время покажет, будет ли русский пролетариат, который наверняка не остановится ни перед какими жертвами, один истекать кровью — или даже истечет кровью — в борьбе за дело мира, которое, однако, является делом всего интернационального социализма.
Русская трагедия*[98]
После Брест-Литовского мира русская революция попала в весьма сложное положение. Политика, которой при этом руководствовались большевики, вполне очевидна: мир любой ценой, чтобы выиграть передышку, тем временем расширить и укрепить пролетарскую диктатуру в России, осуществить сколько возможно реформ в духе социализма и таким образом дождаться взрыва международной пролетарской революции, одновременно ускоряя ее примером России. Поскольку абсолютная усталость русских народных масс от войны и вместе с тем вызванная ею военная дезорганизация, оставленная в наследство царизмом, казалось, все равно делали продолжение войны бесперспективным обескровливанием России, не был возможен никакой иной выход, кроме быстрого заключения мира. Таков был расчет Ленина и его товарищей.
